Темное дело (сборник) - Кубаев Рауфжон Джамилович

Если бы он знал, какие события за этим последуют!..

Глава 3

ЛАПШИН

1

Странная это была фотография.

Но прежде, чем я стану распространяться, что в ней было такого странного, скажу, что большего мудака, чем ваш покорный слуга, свет не видывал. И что мне стоило заглянуть в этот конверт чуточку пораньше? Ну, например, в ту же секунду, как Сюткин мне его дал. Бывают минуты, когда разумнее не держать своего слова, хотя лучше бы их вообще не было.

Лучше бы мне, повторяю, сразу было заняться этим делом, а не ехать к той сумасшедшей бабе.

Вот, кстати. И почему это любая особа женского пола, если мужчина относится к ней достаточно лояльно, сразу норовит залезть тебе на шею, свесить ноги и обязательно тарабанить пятками в живот? Есть у меня несколько женщин, с которыми я поддерживаю хорошие товарищеские отношения на основе здорового секса. С ними у меня получается держать себя настолько независимо, что у них и в мыслях не возникает чего-то подобного тому, что им может прийти в голову, если я дам слабину. Но вчера я дал маху. Я пришел к этой женщине и имел неосторожность сказать, что отчаянно в ней нуждаюсь.

Откуда ей знать, что нуждаюсь я не столько в обыкновенном человеческом тепле, сколько в самом примитивном трахе? Не нужно мне ее участия, а нужно мне было вчера от нее только самое элементарное: пожрать — и в койку. А она вообразила себе Бог знает что, и… Короче, вечер удался на славу.

Нет, она не спросила меня, когда я думаю идти знакомиться с ее родителями и договариваться насчет дня нашей свадьбы, она, конечно, глупа, но не настолько. Она просто пожаловалась на материальные трудности и попросила купить ей какие-то совершенно фантастические сережки за абсолютно немыслимую цену. Я таких денег и в глаза-то никогда не видел. Да даже если бы они у меня и были — неужели я похож на идиота, который дарит своим знакомым женщинам драгоценности? Я ей так и сказал, и она взбесилась.

Она заявила мне, что на идиота я как раз похож, точнее, на полного дебила, и она не понимает, что такое я из себя воображаю. Моя известность и популярность — пшик и пустое место, раз я не могу купить драгоценности для любимой женщины.

Я поинтересовался, кто это здесь любимая женщина, и она взъярилась еще больше.

— Ах, так? — сказала она мне почти загробным голосом. — Вон отсюда, подонок!

Настало время пояснить, где и каким образом я с ней познакомился.

Это было в первый и последний раз в моей жизни, и так достаточно бурной, чтоб идти еще и на такие авантюры. Некий известный вам Константин Сюткин уговорил меня стать членом жюри конкурса московских красавиц, как будто у меня и без того хлопот мало. Не стану вдаваться в подробности, но мне почему-то пришло в голову согласиться. Скорее всего, я был в том интересном состоянии, когда считаешь, что в жизни человек должен попробовать все. Как бы там ни было, я согласился. С тех пор и мучаюсь.

Собственно, сам конкурс я припоминаю смутно. Какая-то визуальная какофония голых ног, бюстов, прочих прелестей. И еще меня не отпускала мысль о ирреальности, абсурдности происходящего, а в какой-то момент я почувствовал, что все, что вокруг меня происходит, на самом деле происходит не со мной, а с одним из бесчисленных моих персонажей, и я просто пребываю в шкуре какого-то моего героя.

Когда я вырвался из этой вакханалии, я обнаружил рядом с собой эту миловидную особу с размерами 90-60-90, которая в ту минуту, о которой вдет речь, была похожа на разъяренную амебу.

Итак, она сказала:

— Вон отсюда, подонок.

Между прочим, для конкурса красоты лет ей было немало: двадцать шесть, а теперь уже даже двадцать семь. Так что я ее понимаю, бедняжку: жизнь, можно сказать, проходит, а ни тебе богатого мужа, ни тебе дорогих сережек. С ума сойти можно. Но надо честно признать, держалась она довольно долго. Но все равно не выдержала.

Короче, я ее послал куда подальше и той же дорогой поехал обратно. А это полтора часа. Когда я подходил к своему дому, голова уже болела нещадно, и я вспомнил, что Шавкат предупреждал меня об этом. Вспомнив об экстрасенсе, я вспомнил и о загадочном конверте, который был у меня с собой все это время, но вспомнил так, без всякого воодушевления, слишком болела голова. Я только успел закрыть за собой дверь, скинуть туфли, добраться до тахты, рухнуть, не раздеваясь, на нее и закрыть глаза.

Уснул я моментально и снов не видел.

2

Я не вспомнил о конверте даже тогда, когда проснулся и почувствовал себя, к своему удивлению, свежим и выздоровевшим. Без Шавката здесь не обошлось, не иначе. Я так давно не чувствовал себя по утрам бодрым и полным энергии, что от радости забыл обо всем, что соединяло меня с днем вчерашним. На время.

Я принимал душ, брился, пил кофе и наслаждался жизнью. Как приятно быть здоровым, особенно в такое прекрасное утро, когда на небе такие симпатичные свинцовенькие тучки, а за влажненьким твоим окошком мелко-мелко моросит смешной настойчивый дождик.

Когда я увидел конверт, первым моим желанием было немедленно его вскрыть, но я решил продлить себе удовольствие. Я сделал себе особенный кофе, по-варшавски, с желтком, если вам известен рецепт, вы меня поймете. Я варил кофе и предвкушал…

Потом я неторопливо расположился на своей любимейшей тахте, приспособил чашечку с горячим напитком поудобнее и вскрыл конверт.

Странная это была фотография…

Сначала я подумал, что у меня двоится в глазах. Но потом мне стало ясно, что это вовсе не осложнение после болезни, дело заключалось совсем в другом.

Потому что зданьице на снимке было одно, хотя Ельциных — два. Причем оба — абсолютно голые.

Послушайте, я понимаю, чем рискую. Мне незачем сочинять небылицы, если мне это когда-нибудь понадобится, я найду другое применение своим многочисленным талантам, и Президентов это коснется в последнюю очередь. Я просто рассказываю о том, что видел своими собственными глазами.

А видел я фотографию, и сказать, что это была странная фотография и только — значит ничего не сказать На ней ДЕЙСТВИТЕЛЬНО были изображены Президенты. Видимо, они только что хорошенько попарились в бане и выскочили из нее прямо на снег. Речка виднелась на заднем плане, но проруби, врать не буду, я не обнаружил, хотя и старался.

Первой мыслью было: монтаж. Очень искусный, сработанный настоящим мастером, профессионалом высочайшего класса. Но потом пришло сомнение. Если это работа Кости, он не стал бы так по-идиотски меня мистифицировать. Это не в его правилах. Если это монтаж, но не Кости, он не стал бы с собой таскать такие конверты, ему это ни к чему.

Значит, настоящая фотография? Но как, интересно, Костя мог попасть в такое место? Даже такой профессионал, как он, не в состоянии сделать такой снимок. Это самоубийство. Конец карьере.

Хотя — черт его знает…

Я понял, что если сейчас же, сию минуту не увижу Костю, то болезнь вернется ко мне с утроенной силой. Мне было просто необходимо с ним поговорить, иначе… иначе… черт бы побрал эту сумасшедшую бабу! — невпопад думал я, набирая по телефону номер Сюткина.

— Алло? — трубку сняла Людмила Васильевна, мама Кости.

— Здравствуйте, Людмила Васильевна. Лапшин говорит.

— Рада вас слышать, Гришенька. Как вы себя чувствуете? Костенька сказал мне, что вы заболели.

— Спасибо, Людмила Васильевна. Благодаря стараниям вашего сына, я чувствую себя как новорожденный. Он дома?

— Костенька? Нет, только что ушел.

— Жаль, — выдохнул я.

— Алло, Гриша, — сказала Людмила Васильевна, — Вы знаете, это довольно странно, но Костя почему-то знал, что вы должны позвонить.

— Вот как?

— Да. Я ему даже сказала, чтобы он сам вам позвонил, но он отказался и сказал странную вещь.

— Какую же?

Как трудно оставаться вежливым, тем более с мамой такого негодяя, каким, безусловно, является Костенька Сюткин.