КОНТРОЛЬНОЕ ВТОРЖЕНИЕ - Михаил МЕДВЕДЕВ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Холмики, ямки, канавки. В складках местности могло спрятаться все что угодно. От одинокого танка до кавалерийского эскадрона. Возможно, мне почудилась тень бродячей собаки или силуэт какого-нибудь другого безобидного существа. Несколько минут я неподвижно впитывал зрачками окружающий мир, пытаясь вычленить из него признаки опасности. В потоках пыльного воздуха шевелился газетный обрывок, зацепившийся за кусок ржавой проволоки, да качались обугленные стебли чудом уцелевшей травы. Жажда макомина победила смутные опасения и заставила меня вылезти из кабины.
Вначале я держал наготове лучемет и поминутно оглядывался, но через некоторое время успокоился, сунул оружие за пояс и начал действовать двумя руками. Вместительный докторский саквояж быстро отыскался под обгоревшим матрасом. Вот только макомин кто-то уже забрал.
— Место! – рявкнул над ухом испуганный мужской голос.
Радовало, что кричали по-русски, а на рукаве куртки, снятой мною с мертвого водителя, весьма удачно красовалась эмблема Транспортного Космического флота с профилем космонавта Гречко. Благодаря этой этикетке Меня не перепутают с местными.
— Какими судьбами? – я постарался говорить как Можно дружелюбнее.
— Руки верх поднимать. Очень быстро.
За моей спиной послышались осторожные шаги двух человек. Позор на мои седины. Как я мог их прозевать?
— Представьтесь, – попросил я.
— Обойдешься без церемоний, комми. – В мою левую лопатку уперся ствол.
Слово «комми» было произнесено с надрывом. Чувствовалось, что у моего собеседника палец так и дрожал на курке. Случайное неверное движение, и мои мучения закончатся навсегда. Я слегка повернул голову. Их было трое, а не двое. Еще один стоял на некотором отдалении. Все облачены в одинаковую незнакомую мне форму. Все вооружены. Враги! Первым со сломанной шеей упал тот, кто посмел приставить оружие к спине гражданина Солнечной Системы. И да будет так всегда!
Второй успел выстрелить, но мои рефлексы оказались лучше, чем у него. Тело выгнулось, обтекая застывший в воздухе раскаленный луч. Меткий выстрел из «Спартака» разорвал гада пополам. Он нелепо взбрыкнул ногами и распался на две неравные части. Когда я повернулся лицом к третьему, тот уже стоял на коленях и тряс над головой широко растопыренными пальцами. Нож, кобура и лучемет были аккуратно сложены рядом. Я прикинул, сколько времени ему понадобилось, чтобы разоружиться, и сглотнул загустевшую слюну. Получалось, что он мог гарантированно прикончить меня два-три раза. Если бы не трусость, то сейчас не я, а он праздновал бы победу.
— Имя?! – мой рык прозвучал так грозно, что вызвал уважение даже у меня самого, пленника же он поверг в панический ужас, сопроводившийся непроизвольной дефекацией.
— Джеки, – пролепетал он и дернулся, будто я его ударил.
Продолжать беседу не хотелось. Нормальные люди редко беседуют с предметами вроде этой куклы, похожей на субстанцию, запах которой распространяли его штаны.
— Фамилия?!
— Колбаса, – тихие слова сложно было расслышать из-за громких всхлипов.
— Как?!! Говори разборчивее!!! – Я легонько стукнул его носком ботинка по лбу.
Не чтобы унизить или сделать больно, а чтобы привести в чувство, не пачкая рук.
— Колбаса, – прошептал он и расплакался. – Фамилия такая.
Мальчишка! Кого они посылают на войну? Небось, гребут всех подряд. Минимум подготовки – и в бой. Пушечное мясо из вчерашних школьников. Мой пленник рыдал от страха и позора, стараясь сделать это как можно тише и незаметнее, чтобы не вызвать моего раздражения. Мне не было его жалко. Некоторые люди рождаются рабами, и коленопреклоненная поза их нормальное состояние. Впрочем, причинять ему вред я не собирался. Никто и никогда не заставит меня воевать с безоружными. Я поднял кобуру, собрал оружие и зашагал к госпитальным обломкам. Кобуру я прицепил себе на пояс, а трофейные лучеметы в полном соответствии с местной традицией оказались настроенным на биополя владельцев, поэтому я забросил их в самую большую кучу мусора и через минуту уже забыл о неприятном инциденте и о его выжившем участнике.
Боль требовала макомина. Макомин нужно было искать. Боль мешала поискам и требовала макомина. Заколдованный круг. Прокусив себе губу и оросив язык кровью, я заставил себя сосредоточиться и действовать.
Приоритетным местом для мародерства были выбраны санитарные антигравы. Во-первых, мне там один раз уже повезло, а во-вторых, за их обгоревшими титановыми бортами несложно было спрятать спину. Юнец не отважится напасть, но ведь мы с ним не одни в этом гадостном мирке. Кроме меня здесь могут быть и другие хищники. В первом антиграве не нашлось ничего, кроме трухи, пепла и обугленного собачьего скелета. Салон полностью выгорел, медицинский саквояж отсутствовал. В следующем пожара не было, и я поначалу понадеялся на хорошую поживу. Тщательнейший обыск, проведенный с воистину жандармским усердием, не увенчался ничем. Кто-то уже забрал все медикаменты.
Чтобы дать больной ноге отдых, я уселся в фельдшерское кресло и с тоской посмотрел сквозь покрытое трещинами ветровое стекло на унылый пейзаж. Ну, найду я макомин и что дальше? Куда ехать? Где искать своих?
Я закрыл глаза и почти сразу услышал торопливые шаги.
— Господин, – захныкал знакомый голос.
Паренек не дошел до меня двух десятков шагов и остановился. Наверное, наивно полагал, что с такого расстояния мне будет сложнее убить его. Я с трудом вылез из кресла. Боль усилилась, и через некоторое время я смогу перемещаться только на четвереньках, поджимая больную ногу под живот, как собака.
— Господин, не оставляйте меня. Возьмите меня в плен или убейте, пожалуйста, – захныкал мой знакомый. – Мне страшно.
Он снова стоял на коленях и тянул ко мне выпачканные в грязи руки, демонстрируя таким дикарским способом свои чистые намерения. Детский сад, штаны на лямках! Следовало грохнуть его в пылу схватки, и сейчас не нужно было бы думать, что с ним делать. Держать при себе подобную тварь не хотелось. Прогнать тоже жалко. Человек все-таки. Чей-то сын, внук и все такое. Кто-то с ним нянчился и радовался его первому зубу, готовил ему обеды. Пропадет один. Нет, гнать нельзя. И с собой тащить опасно. Кто знает, как он себя поведет?
Может быть, только и будет ждать момента, чтобы порвать глотку своему новому господину? И ведь лично он не будет ни в чем виноват. Среда его сформировала именно таким, какой он есть, а битва всех со всеми у них тут норма жизни. Всадит стилет в затылок и не усомнится ни на секунду в своей праведности. Послать его, что ли? Впрочем, сначала надо подумать, куда мне самого себя послать. Ни карты, ни дороги, ни цели в жизни.
— Подойди сюда, – приказал я, и он, не вставая на ноги, торопливо прополз на коленях все двадцать шагов.
— Я вас умоляю, господин… – хныкал он на ходу.
«Господин. Надо же», – с отвращением к самому себе восхитился я и мысленно примерил пробковый колонизаторский шлем. Почему он так унижается, называя меня «господином»? Ведь господа бывают только у рабов. Я же не принуждаю его ни к чему подобному. Почему?
— Скажи мне, приятель, – я взял парня за шкирку и заставил его встать на ноги. Так мне было легче с ним разговаривать, – как называется сия благословенная местность, где обитает такая знатная быдлятина вроде тебя?
— Курск дистрикт, – по-военному четко ответил Джеки.
Умеет служить, засранец. Курск дистрикт. Ну, конечно же! Опять тот же язык, который Ломакин называл австралийским. В нашем мире он сохранился только в Австралии. На самом деле это был американский вариант английского. Ну, или подражание ему. Курск дистрикт, вероятно, означает Курскую область.
— Хорошо. – Я поправил ему воротник, стряхнул пыль с волос и похлопал по плечу.
При каждом движении он испуганно втягивал шею в плечи и опасливо косился на мою руку, будто ожидал, что сейчас на ней вырастут когти, которыми я располосую ему лицо.
— До Курска далеко? – спросил я его как можно ласковее, дабы окончательно не искалечить неокрепшую кохоновскую психику.
— До Курск-Таун? Тридцать миль.
— А в километрах это сколько? – Мне был противен мой притворно-приторный голос, но на юношу фальшивые интонации действовали весьма благотворно.
— Не знаю, френд, – он расплылся в улыбке и тоже похлопал меня по плечу.
Я мгновенно сменил тон. Люди, вроде Колбасы, вслед за потерей страха перед собеседником могут утратить и уважение к нему.
— У меня для тебя задание, – мой голос стал строгим, а брови сошлись на переносице.
Я едва успел схватить его за локоть, прежде чем он опять бухнулся на карачки. В моем сердце начало просыпаться сочувствие к древним рабовладельцам. Они делали очень полезную и очень трудную работу. Жестоким обращением они добывали из таких существ, как Джеки Колбаса, вполне нормальную человеческую ненависть к поработителям, продвигая их, таким образом, вверх по эволюционной лестнице.