Внутри клетки - Саша Чекалов

Расселись по полкáм, сидим… У ног кувшинчик, из которого по очереди отхлёбываем какое-то забористое пойло: изо всех сил расслабляемся, как планировалось… ну, и юморим опять-таки, обмениваемся шутками… А девушки – те, похоже, скованны… Или просто задумались о чём-то? Трудно понять: и не слышно их, и… как бы не видно (хотя, любой поймёт, в данной ситуации сложновато себя невидимкой-то чувствовать) … Вдруг Туомола-Нагарджуна непосредствено к ним обращается: «А не развлечься ли нам?»

Ближняя коза этак непринуждённо волосы со лба откидывает, – что за наваждение! – Такала… ну, помните? – которую я в последний момент поймал у самой земли, ага, та самая – собственной персоной… Вроде бы и смотрит куда-то в сторону, однако… готов поклясться, давно меня узнала: не разжимая губ, улыбается, вот-вот прыснет… Ну точно… «Кайри! Какими судьбами?!»

Поворачивается ко мне, в глазах озорные чёртики: «Лёгкого тебе пара, высокочтимый мой спаситель! Ну как, не жалеешь, что на огонёк заглянул?» – у меня аж язык отнялся… Смотрю и не верю.

Туомола с хитрым видом замечает: «Чарли, любезный друг, ты ведь ещё у меня спросить не успел: какими судьбами я-то здесь очутился… Так уж по старшинству давай: должна же быть субординация, хе-хе!» – «Ну хорошо, – говорю. – А ты какими?» – «Позже, позже… О делах потом: нельзя пренебрегать часом потехи и осквернять его разговорами о суетном!»…

В этот момент вторая девушка подняла голову, и наши взгляды встретились: «Пилле…» Что всё это значит?!

– Ну, – ухмыляется радушный хозяин, – кого выбираешь себе? Решай поскорее, а то скоро ещё желающие подвалят…

– Извини, Кайри, – вздыхаю притворно, из вежливости. – С Пилле мы ближе знакомы, так что…

– А я не Пилле! – заявляет моя бывшая воздыхательница. – Меня теперь Сарой зовут.

– Сарой?

– Вообще-то, Сарасвати, Сара – уменьшительное… Сам понимаешь, здесь настоящие имена не слишком уместны: чересчур много внимания привлекают. А в нашем положении разумнее всего оставаться в тени, не так ли?.. Да ведь и ты, слышала я, теперь не вполне Чарли…

– А я Лаки, – влезает Кайри. – Ласкательное от Лакшми.

– И впрямь Lucky! – если вспомнить, что тогда тебя чудо спасло: меня ведь рядом могло и не оказаться… Хм… Ну и назвали вас, девочки. Теперь своих Брахму и Вишну отыскать бы – и вовсе круто будет… Что ж, Лаки… Не обижайся, но я с Сарой предпочёл бы… Если, конечно, она не против.

– О чём разговор, паря! – всплёскивает руками экс-Туомола. – Как она может быть против, если в этом и состоит их служение общему делу: облегчать невыносимое бремя героев! Мы же с тобой… ну хорошо, не герои, но – важные шишки, чувак: от нас многое зависит. Мы добровольно навьючили на себя груз ответственности за судьбы многих людей и… спрашивается, разве не заслужили полноценного отдыха по часику в день?! Считаю, заслужили. К тому же девчонкам и не в тягость, мне кажется. Правильно я говорю, девочки?

– Истинная правда, Благословеннейший, – отвечает Лаки.

– Так оно и есть, – вторит ей Сара. – Тем более что я-то с Чарли давно хотела поиграть, ещё с тех времён, когда камадхату была моим обиталищем, да обстоятельства как-то не так складывались постоянно.

Не прошло и минуты – оп! – откуда-то колоду достали, распечатали и вручили Саре сдавать, раз так: ну да, в дурачка, пара на пару, – а вы что подумали?.. Не в парилке, само собой: у них снаружи устоено что-то наподобие алькова… Идиллия!

– Слышь, Сара, – решаю я пошалить, – ты мне вот что объясни: я, грешным делом, всегда был уверен, что достижение просветления неразрывно связано с отрешением от любых проявлений материального мира, правильно? – а мы тут это самое… практически чувственным наслаждениям предаёмся… и, получается, увязаешь ты со мной в сансаре по уши… Не смущает?

– Хорош подкалывать-то! – У Пилле отбой, и, отвлёкшись от карт, она принимается вычищать грязь, скопившуюся между пальцами ног. – Лично я нахожусь сейчас на восьмой ступени, моё «не я» устремлено к найвасанджняне-санджнянаятане, то есть (тебе же это не хуже моего должно быть известно) к сфере, в которой нет ни восприятия, ни невосприятия, чёрт возьми! – Она с досадой морщится и тихой скороговоркой произносит мантру, которую мне не удаётся расслышать. – Отринь шад-аятану: ты ведь, как я поняла, тоже считаешь себя практикующим джхану – и сугатагарбху небось также, как и я, в себе нащупываешь? Так зачем же, скажи на милость, с такой жадностью насыщаться этим коктейлем из вины, недоумения и стыда?! Ведь нельзя привязать себя к субъективной иллюзии надёжнее, чем это делаешь ты – размышляя о недопустимости такой привязанности и парясь по этому поводу! Ты, может, уже вообразил, что твоё субъективно-иллюзорное «я» пребывает с моим субъективно-иллюзорным «я» в подобии некоей связи? Ха! Моё «не я» просто ничего не заметило (надеюсь, ты понимаешь, что это не поза и, уж конечно, не авидья). Дело в том, что… если быть совсем точной, никакой связи не было бы даже в случае… ну, чего-то более чувственного, не хочу называть вслух… Поскольку происходящее в принципе находится вне всякой связи с несуществующим в действительности!

– Ну и ну, – роняю я, глубокомысленно помолчав для приличия. – Здорово они вас тут подковали, насчёт шуньи и всего такого…

– Это ещё что! – оживляется. – Есть тут у нас одна девочка, для особых поручений, так она умудряется не замечать того, что периодически её «я»… э-э… НЕ вступает в связь одновременно с несколькими субъективными иллюзиями. Представляешь, её спарша полностью нейтрализована! Бывает, пятнадцать, а то и двадцать иллюзий, одна за другой… и хоть бы что! Мне-то, конечно, пока далеко до такого.

– Ну… может, у тебя ещё всё впереди. – Кажется, бодрость, с которой я произнёс это оптимистическое пророчество, произвела на Пилле впечатление напускной; во всяком случае, она немедленно уточнила:

– Ты про что?

– Ну как же! Думаю, есть основания полагать, что настанет день, когда вывести из состояния саматха-яны тебя вообще никто не сможет.

Посмотрела она на меня… с сомнением.

– Знаешь, – говорит, – возможно, я чересчур мнительна, но только кажется мне, что в твоих словах скрыт какой-то нелестный для меня подтекст… И, потом, саматха – это пройденный этап вообще-то. А также и випассана, и всё прочее. Объясняла ведь: я на восьмой ступени нахожусь…

В этот момент, впуская бодрящий холодок, открывается дверь и в предбанник входят Бодхитхупа с Тилопой. Последний явно оправился от пережитых потрясений. Первое, что он делает, это с откровенным недоброжелательством пялится на меня. Потом подваливает к Пилле и… без предисловий начинает её мацать! Не, я реально прусь от здешних порядочков…

– Ты что, малыш, заболел? – говорю.

Молчит. Хотя и прервал-таки домогательства. Я продолжаю:

– Разве Сарасвати дала повод думать, что нуждается в твоём обществе?

Плечами пожимает… и вдруг, нагло ухмыляясь, выдаёт:

– А кто тебе… досточтимый Посох, сказал, что я нуждаюсь в её приглашении?

– Дорогой мой, – стараюсь я сохранять видимость спокойствия, – по-моему, навязывая кому-то знаки внимания, не мешает удостовериться, что эта кто-то, по крайней мере, не имеет ничего против.

– Как она может быть против, – отвечает, – если я для неё не существую! – как, впрочем, и любой из тех, кто, как ты выразился, навязывает ей… забыл уже что именно.

– Допустим, – делаю обманный уход перед новым выпадом. – Но ведь мы-то с Ту… с тучноликим Нагарджуной для неё не существуем первыми! Понимай так, что в данный момент и она не существует именно для нас, в наших виджнянах… А если ещё и в чьих-то других, так это, блин, их проблемы! Во всяком случае, до тех пор, пока не…

– Разве ты обладаешь эксклюзивным правом не существовать для неё? – перебивает мальчонка.

– Но ведь и ты не обладаешь, а?

– А я и не претендую.

Всё, всё могло бы кончиться иначе… если б не вмешательство отца Тилопы, который решил перехватить инициативу:

– При всём уважении к лучащемуся светом разума махасиддхе позволю себе прервать ваш диспут и осведомиться, не дозволено ли будет смиренному Бодхитхупе воспользоваться паузой и заполнить её удовлетворением скромных потребностей его рупа-каи?

Не дожидаясь ответа, он приблизился к нам, положил Пилле-Саре руку на плечо и…

* * *

Утро выдалось ясное.

Пробудившись, я сел на лежанке и минуты две рассматривал Сару, безмятежно посапывающую рядом. Эх, раковинка ты моя жемчужная!

Внезапно в памяти всплыло… кое-что.

Свет, проникающий в зал сквозь узкие бойницы окон, скупо освещал безжизненные тела вождя тхеравадинов и его отпрыска (невольно подумалось о том, что, несмотря на возлияния, профессиональные глазомер и смекалка мне не изменили).