Внутри клетки - Саша Чекалов

…Что у нас с Тибетом? Пока ничего утешительного: ламаизм, между прочим, одна из основных религий России, – калмыки, буряты, эвенки, тувинцы, монголы… даже китайцы его теперь исповедуют, после российской-то экспансии! Выходит, Тибет – в том виде, в каком он есть: Освобождённый – это естественный стратегический партнёр России?

Уточненьице: в том виде, в каком он был до сих пор! А вот если мы подсуетимся…

Короче, основные цели мне назначили такие: проникнуть на территорию, установить контакты с лидерами обоих мятежных тред-юнионов и определить характер, а также размер дружеской помощи, которую необходимо оказать для свержения ламакратического правительства и установления прогрессивной диктатуры освобождённого народа (в том, что народ захочет установить свою диктатуру, мы тогда, как ни странно, даже и не сомневались). Кроме того, в мои задачи входил и сбор всей необходимой информации – в дополнение к тем скудным сведениям о настроениях в тибетском обществе, которыми мы располагали благодаря героическим, хотя и малоэффективным, усилиям моих предшественников.

* * *

Сказано – сделано. Поздним вечером стартую из расположения нашей части. За каких-нибудь пять часов преодолеваю российское воздушное пространство (исключительно на своих двоих, прошу заметить! – при моих теперешних возможностях это пара пустяков: шаги-то на высоте нескольких миль получаются немереные), наконец оставляю позади Монголо-Китайскую нейтраль и под утро пересекаю российско-тибетскую границу… естественно, оставаясь при этом незамеченным. Что, впрочем, несложно: охрана рубежей осуществляется аборигенами спустя рукава.

Их можно понять. В самом деле, ну какому чудаку взбредёт в голову пробираться в страну нелегально, если для этого придётся, рискуя жизнью, штурмовать неприступные кручи! (И, главное, зачем?!) Ну а если кто вздумает попытаться – что ж, попутного ветра в потную спину: в этих местах и профессиональные альпинисты частенько шеи ломают.

На отметке примерно в шесть тысяч метров над уровнем моря устраиваю привал в заброшенной пещере (вероятно, когда-то она принадлежала местному отшельнику). Ем. Переодеваюсь.

* * *

Видали бы вы, какой потрясающий вид открылся моим глазам, когда рассвело! Над горизонтом сочится клюквенным соком резаная рана восхода; вокруг дикие склоны, отвесно уходящие во мрак; неподалёку – узкое лезвие водопада… И никаких следов разумной жизни… если не считать самым естественным образом переброшенного от вершины к вершине ажурного плетения железнодорожного мостика.

«Мостик»! Ни фига ж себе… Прикинул на глаз его длину и оторопел: километров двадцать получается, если не больше. А высота несущих конструкций какова! Ну и ну… Если местные обладают такими техническими возможностями, если они такие «мостики» строить умеют, то нам и впрямь не повредит их благосклонность.

А вот и поезд показался, на мост въезжает… Не дай бог навернуться с такой верхотуры… Кажется, сейчас состав запутается в этом шедевре инженерной мысли, как гусеница в паутине! Подёргается, судорожно извиваясь, пообрывает одну ниточку за другой – да и шлёпнется на дно ущелья, поминай как звали… Нет, похоже, обошлось: пыхтит себе, ползёт своей дорогой – и даже вроде бы не очень-то спешит поезд…

Поезд!.. Позвольте, как же так? А забастовка?!

…Дым лежит неподвижно в сияющем воздухе, как сосновое полено в раскалённой добела топке. Розовое от выступившей смолы, м-да… Что это со мной? Не ностальгия же, в самом деле?.. Пора, пора приступать к выполнению чёртовой миссии.

Сухим листом соскальзываю с обрыва. Секунду моё тело безвольно падает, но – только секунду, миг. А потом страховка рефлекса срабатывает, и я с привычным удовлетворением ощущаю, как расправляются мои внутренние крылья…

Догнать поезд – дело ещё четырёх секунд.

Я приземляюсь на буфер последнего вагона и хватаюсь за поручень, неизвестно зачем привинченный тут безвестным доброжелателем. Разумеется, здесь никого нет. Да и быть не может: местные «зайцем» не ездят, – вера не позволяет… Вот и отлично, мне же лучше!

Длинный, специально для этих целей отращенный ноготь левого мизинца вставляю в замочную скважину… Да-да, здесь и дверь имеется – едва заметная под толстым слоем светло-серой эмали.

Красили, по всему видать, неоднократно, однако всякий раз забывали соскабливать предыдущий слой: все зазоры между дверью и проёмом полностью забиты окаменевшей от времени неприглядной субстанцией… Напрочь забиты! Даже заколотив дверь досками, эти деятели не могли бы надёжнее оградить пассажиров от посягательств извне.

Ничего, мне не привыкать, вот уже щёлкнул замок… Лёгким движением плеча заставляю «сезам» податься (при этом несколько длинных щепок с оглушительным треском отслаиваются вместе с лоскутами засохшей краски и, вальсируя в воздухе, начинают свой завораживающий спуск на самое дно пропасти, хищно скалящейся у меня под ногами) … Дверь открывается, я попадаю в тамбур. Не спеша оглядываю вагон, благо дверями он от «предбанника» не отделяется (за отсутствием таковых), всё как на ладони.

Ничего особенного, обычный пенал, перегороженный лавками из серого же пластика. В каждом закутке понапихано народу – с какими-то мешками, тюками, торбами и курами… В том смысле, что куры по вагону бегают. И собаки в проходе лежат, штуки три-четыре (жёлтой какой-то масти, преимущественно) … И вот все эти собаки, и куры, и, главное, люди меня увидали – и привет.

* * *

Нужно сказать, после применения сверхспособностей часто наблюдаются так называемые «остаточные явления»: в суставах лёгкая ломота, радужные круги перед глазами – это ладно, но, помимо всего прочего, окружающие могут наблюдать довольно-таки убедительное свечение, исходящее от головы, стоп и кистей рук нашего брата.

И теперь – прикиньте, картина: дверь (ведущая из тамбура практически никуда!) распахивается, и возникает такой вот пришелец…

Те, что снаряжали меня в дорогу, позаботились о максимально полном соответствии обмундирования и экипировки здешним представлениям о том, как должен выглядеть зажиточный гражданин нежного возраста, пользующийся к тому же и духовным авторитетом, в результате – вот, моё облачение, сверху донизу: красная кожаная шапка с опущенными ушами, заворачивающимися к подбородку; шуба из шкуры яка, шерстью внутрь; шитая золотом и бисером жёлтая замшевая безрукавка – поверх шубы; белые войлочные штаны и белые же сапоги с острыми, слегка загнутыми кверху носами, тоже войлочные, но по низу обшитые синей кожей; шуба перетянута толстым витым шнуром красного цвета с серебряными кистями; в руке – палка в человеческий рост, выкрашенная оранжевой и чёрной красками и увенчанная бронзовой завитушкой с подвешенным на ней нефритовым шариком.

Лет мне, как вы помните, шестнадцать с гаком. Выгляжу для своего возраста очень юно. Глаза, кстати, слегка раскосые (это от мамы: саамская кровь) … Стою себе, в ус не дую (усы у меня не растут пока) и – сияние по тамбуру распространяю.

В общем, увидели они меня… Куры – те сразу под лавки забились (должно быть, про пернатых почуяли что-то нехорошее), собаки заскулили… А пассажиры на колени попадали.

– Ну вы даёте! – говорю (на языке Шанг Шунг, как в разведшколе учили). – Ребята, я ведь вам не Амитабха. И не Майтрейя. А всего лишь я. «Me, myself and I», как говорится…

Что тут началось, при моих-то словах! Шум, гам… Поклоны принялись бить, орут: «Сиддха! Сиддха!»… Какая-то баба кричит: «Аватара Гуру Ринпоче! Неужели сансаре конец?!» – а рядом старикан в рыжей такой хламиде вторит, надрывается: «Истинная правда, сам Падмасамбхава! Вспомните: те же самые слова он говорил при освящении статуи в Самье! Вечная слава тебе, Лотосорождённый!»…

– Что значит «вечная»! – отвечаю. – Я тебе, дедушка, не павший герой… да и одежд на мне не девять, если честно. Не за того вы меня принимаете, господа хорошие.

Дедок испугался, лицо в ладони спрятал и шепчет: «Ом мани пеме хунг, что я наделал! Осквернил себя уподоблением Непревзойдённого кому-то низшему! Не видать мне просветления в этой жизни!»

– Успокойся, любезный, – вхожу я в роль. – Будем считать, что я у тебя ассоциируюсь с Муне, достойным сыном и продолжателем дела своего отца, – а ведь великий Трисонг, как известно, являлся воплощением Манджушри Мудрого… В общем, я не в претензии. Пожалуй, даже лестно: всё-таки Муне Благочестивый… Это ведь не какой-нибудь презренный Лангдарма, верно? Короче, благослови тебя Татхагата, всё будет пучком. Насчёт ниббаны некоторая неясность, что да, то да, – а вот цзянь син в ближайшем будущем я тебе гарантирую… Если регулярной випашьяной принебрегать не будешь. И побольше шраддхи!

Старик тогда пал на четвереньки, подполз к моим ногам и принялся целовать обувь! – а за ним и остальные, все как один…