Внутри клетки - Саша Чекалов

Собственно, поначалу значение данных представлялось довольно туманным: у средней человеческой особи, пусть даже и находящейся в состоянии известного эмоционального накала, эти энергетические потоки (что неоднократно было зафиксировано приборами) высовываются из тела сантиметров на пятнадцать, не более того, – да и плотность «стенок» ничтожна: приблизив ладонь практически вплотную к ступне испытуемого, экспериментатор порой чувствует слабое пульсирующее тепло… но и только.

В отчёте Талер честно изложил своё мнение относительно сомнительной перспективы работы, но… совершенно неожиданно натолкнулся на необъяснимое недоверие своих новых хозяев, а главный Хозяин – так тот просто пришёл в бешенство… Талера обвинили в саботаже и отправили в лагерь для перемещённых лиц. Как раз накануне ультиматума…

До конца войны о бедолаге никто ничего не слышал, – ни родная разведка, ни аналогичные службы союзничков никакими данными не располагали; но ближе к развязке наш дальновидный Главком вызвал тех, кого стоит вызывать в подобных случаях, процедил, обращаясь как бы ко всем, но ни к кому в отдельности: «Немедленно разыскать!» – ну и… разыскали. Как миленькие. Хорошенько поискали и разыскали, да… Однако война к тому времени уже кончилась. Наши победили. А Талер…

Талер тоже в чём-то выиграл. Ибо… Ну… Ведь мы же всё-таки не звери, чёрт возьми! – и бываем милостивы даже к падшим. Мы размещаем их на уютных, комфортабельных виллах, обеспечиваем всем необходимым для жизни и деятельности, – в частности, надёжной охраной на случай нежелательных эксцессов… Мы даём им лаборатории, оснащённые сверхновым оборудованием; предоставляем в их распоряжение бездну человеческого материала (на то и пленные); мы сажаем их на стул, ставим на журнальный столик стакан апельсинового сока, вручаем хорошо заточенный карандаш (или автоматическое перо), пачку бумаги, скальпель, трепан, осциллограф… что там ещё? Секретутку? А что… В перерывах между открытиями, тем более имеющими столь важное значение, – почему бы и нет! На здоровье: чем бы дитя ни тешилось…

Итак, мы даём им всё! И, отечески усмехаясь в главкомовские усы, говорим: «Давай, дорогой! Продолжай жить… и продолжай трудиться». И они продолжают: на благо родины, Ваша честь… Ибо родина для гибкого человека – величина переменная.

Продолжил свой труд и Талер. Не прошло и месяца, – всплыли новые данные: потоки можно усиливать искусственно! Ну, постепенно, конечно… Небольшая порция электромагнитного воздействия на кору мозга… Кое-какие препараты… Всё это – в строго выверенных сочетаниях и последовательности! – а, по слухам, выверить было ой как непросто… Человеческий материал убывал, словно по волшебству… Тем не менее сумели всё-таки!

Так вот, в том достопамятном своём радиовыступлении наш гениальный в своей прозорливости Главнокомандующий, наш Отец Родной вскользь сообщил о выведении в лабораторных условиях первого экземпляра сверхчеловека. То есть человека, способного усилием воли активизировать свои потоки, – «стенки» которых в этот момент приближаются по плотности к легированной стали, а протяжённость самих «трубок» возрастает в тысячи раз! – ну или в сотни: по обстоятельствам…

«И что?» – скажете вы… «Слишком туманно», – скажете. «Что вообще вся эта фигня значит?» – уточните, чуть помедлив… и будете правы: чересчур, до неприличия туманно… Но туман этот вполне оправдан: вчерашние союзники смотрят волком и норовят объехать по кривой. Необходимо соблюдать предельную осторожность… Или даже беспредельную, если потребуется.

Вскоре при весьма странных обстоятельствах Беркли Талер (весьма сомнительный субъект, если разобраться: вспомните хотя бы его преступный коллаборационизм) попадает в автокатастрофу и гибнет – сгорая, будто кусок сухого кизяка, вместе с казённым «Саабом». Не сумев отстегнуть от баранки наручники. Загодя передав все материалы по проекту «Опоры Заратустры» в надёжные руки научных ассистентов, – истинных патриотов своей страны и общего дела… А дело, постепенно выясняется, того стоит – да ещё как!

…Допустим, обычный человек. Выпихиваем его из летящего самолёта. Что он делает? Он падает вниз. И разбивается.

Теперь возьмём сверхчеловека. Выпихиваем его из летящего самолёта. Что он делает? Он, безусловно, тоже падает вниз. Как камень… До тех пор, пока, вспомнив о своих изумительных способностях, не напряжёт наконец материальное своё тельце. Р-раз! – энергетические потоки активизируются, «трубки», – в каком сочетании, роли не играет, – мгновенно удлиняются, а удлинившись – упираются в землю…

Что при этом происходит? Извольте: столбы атмосферного воздуха, заключённые внутри непроницаемых для него «трубок», начинают сжиматься под тяжестью своего рода поршня, в качестве которого выступает постепенно «соскальзывающее» под действием гравитации вниз тело; длина потоков уменьшается, приводя к неизбежному возрастанию плотности «стенок», – и сжимаемый воздух, плотность которого также увеличивается, по-прежнему не в состоянии вырваться наружу…

Я, конечно, не учёный, чтобы во всех тонкостях разобраться, – но суть примерно такова: постепенно сила упругости запертого в «трубках» воздуха уравновешивает силу тяжести, действующую на тело, и сверхчеловек… «повисает» в воздухе!

* * *

Представьте теперь, какого было услышать это мне. Мне – четырнадцатилетнему акселерату запаса, давно успевшему забыть те дни, когда постоянное, неизбывное чувство голода ещё не стало привычным… Переростку с наголо обритой башкой, струившей неповторимый аромат противогнидного зелья, – понятно, почему даже самые невзрачные малолетки в упор не видели! – не говоря уж о соседке, дивной Лууле Халминен, двадцатипятилетней энергетической вампирше, преподававшей до войны историю и социологию в лицее братьев Раасакка…

По сути, ещё мальку – который не жил теперь, а плавал в облаках ускользающих образов, натыкаясь на разрозненные предметы обстановки… Которого маленькая Пилле позавчера ударила в сердцах половником и обозвала жалким недоумком. «Непонятно, зачем папе нужны такие работнички!»… На следующий день извиняться приходила, кроткая и заплаканная; поцеловав её в кровоподтёк на подбородке, я побожился, что и не думал никому доносить, – особенно её отцу, герру Энгстрёму, чей крутой нрав и мне хорошо известен. Помирились… И что!

…Скоро осень. Я должен буду возобновить посещение школы. На первый срок необходимо минимум полторы тысячи марок, – а где их взять?.. Тем более, что времени для работы почти не останется – и тогда старый Энгстрём, судя по всему, попросит меня из этой каморки…

Без образования же нет шанса попасть на хорошую работу.

Будущее в тумане…

А тут эта информация по радио!

* * *

…Гулкие коридоры суетливо восстанавливаемого здания… Офис папаши Энгстрёма, – ещё вчера тут была лишь куча строительного мусора и штабеля отделочного материала, но… доктор Энгстрём хорошо платит рабочему человеку, – оно ведь того стоит: за военное лихолетье больных накопилось порядочно, – скоро от желающих подлечить зубы не будет отбою… И все расходы быстро окупятся.

Вопрос в другом: кто будет платить МНЕ! Меня-то – кто вылечит?!

* * *

А тут как раз это сообщение… Ну, то есть объявление: о наборе добровольцев, желающих «принять участие в долгосрочных изысканиях по расширению человеческих возможностей». Полное гособеспечение! – плюс возможность получения образования, профессии, работы… Короче, мгла рассеивается, открываются новые горизонты… Так что же медлить-то?!

* * *

Да я особо и не медлил: в тот же день наведался к ним, на Мустаярвентие… Никому пока ничего сообщать не стал: вдруг комиссия не пропустит… Впрочем, оберст, который со мной беседовал, оказался вполне покладистым. Школу не окончил? – не беда, «эта проблема решаема»… Контузия? Тоже ничего страшного. «А то, что вас электрошоком лечили, может нам с вами даже на руку сыграть!»… И – в сухом остатке: «Приходите с вещами, – ждём вас с нетерпением, молодой человек!»

* * *

Старина Энгстрём, когда я ему поведал о своих планах, степенно разгладил усы… Крякнул. Вздохнул и… пожелал мне всего хорошего. Осведомился, дадут ли мне новое звание. Предложил, не стесняясь, в случае чего возвращаться, – если дело не выгорит… «Думаю, от одного лишнего рта не обеднеем, прокормим как-то, пока что-нибудь стоющее не подвернётся… Офицер в доме – к достатку!»…

Пилле – та даже всплакнула. А потом вдруг выбежала вон, хлопнув дверью, так что даже штукатурка посыпалась. Старик нахмурился, но воздержался от комментариев.

* * *

Первая неделя в Лаборатории прошла… ну да, как в тумане, а что! Когда твоё сознание периодически раздирают мириадами электрических крючьев, а в перерывах накачивают какими-то препаратами с мудрёными названиями, – в этих условиях особо не сосредоточишься.