Да будет воля моя - Дженнифер Бенкау

Наверное, он понял ее, потому что однажды, когда Дерия была уже в шестом классе и остальные ученики называли ее, как и раньше, Белоснежкой, он заговорил с ней. Он заговорил с ней действительно просто так, в коридоре между классом для занятий химией и туалетом для девочек.

– Эй, подожди-ка, – сказал он и тронул ее за плечо. – Ты Дарья?

Она смогла лишь молча посмотреть на него. Все в нем было мягким: ласковые глаза, красиво очерченные губы. Цвет его волос – коричневый, как карамель, почти совпадал с цветом его глаз, и все так прекрасно подходило к его теплому голосу. В тот момент, когда он ласково улыбнулся, Дерия поняла, что пропала. Она будет любить его всю жизнь. Он мог называть ее Дарьей или любым другим именем, которое придет в его голову, пусть, лишь бы он оставался и дальше таким красивым. И улыбался ей.

– Я видел тебя несколько раз перед танцевальной школой, – продолжил он после того, как она некоторое время смотрела на него с открытым ртом, словно она была рыбой, а он – акулой. – Ты берешь там уроки?

Дерия кивнула два раза.

– Круто. – Его улыбка стала еще шире. – Может быть, окажешь нам любезность?

– Нам? – повторила Дерия. Она даже закашлялась. – Нам?

– Школьной газете, – объяснил он, как само собой разумеющееся. – Мы ищем клиентов, которые хотели бы разместить у нас рекламу, чтобы мы могли финансировать работу. Дело в том, что школа не тратит на свой бульварный листок ни единой марки.

– Я должна… спросить свою преподавательницу балета, не хочет ли она разместить у нас рекламу. – Она удивилась, что ей удалось произнести эту фразу, почти не заикаясь. Это было похоже на чудо, ведь она стояла напротив самого красивого мальчика во всей школе. Она уже заметила, что девчонки из девятого и даже десятого класса засматривались на него. Но он интересовался только ею. И разговаривал с ней одной. Ну да, по крайней мере в этот момент.

– Вот именно, полстраницы стоит тридцать две марки. Можешь обратиться ко мне, если у кого будет интерес, тогда я скопирую договор.

Дерия наигранно небрежно пожала плечами:

– Я спрошу. – Собрала все свое мужество, глубоко вздохнула и удержала его, когда он со словами «круто, спасибо» уже хотел повернуться и уйти.

– Якоб?

Черт возьми, теперь он знал, что она знала, как его зовут. Но почему бы и нет? Он же знал ее имя. Почти. Он, казалось, не удивился, лишь поднял брови. Было почти похоже на то, что он интересовался тем, что она ему хочет сказать. Она не могла упустить такой гигантский шанс. Ни в коем случае!

– Скажи-ка, вы еще ищете людей, которые хотели бы участвовать в выпуске школьной газеты?

– Ну, если ты умеешь писать статьи.

– Я могу научиться. Определенно.

– Круто.

В следующую пятницу после шестого урока она в первый раз сидела на совещании редакции.

И с того момента все пошло вверх. Медленно, но неудержимо она становилась все ближе и ближе к Якобу. Через полгода он уже знал ее полное имя и фамилию. Вскоре после этого он стал ни с того ни с сего называть ее по имени, как будто оно ему нравилось. Словно ему нравилось произносить его. Еще через полгода он взял у нее послушать кассету с хитами «Браво» и в качестве благодарности подарил кассету Майкла Джексона. Он записал ее сам, большинство песен были записаны с радиоприемника. «Liberian Girl» была первой песней.

«Liberian girl, you know that you came and you changed my world»[3].

Летом они случайно увиделись в бассейне. Дерия наблюдала, как Якоб прыгал с пятиметровой вышки. Конечно, вниз головой и не без того, чтобы не бросить короткий взгляд в ее направлении, прежде чем разогнаться и шагнуть в глубину. Он переплыл бассейн и добрался до нее, сидевшей на краю бассейна. Он даже не вытерся – просто сидел рядом, и капли воды еще несколько минут стекали с его волос, оставляя блестящие следы на загорелой коже.

В ее историях Якоб стал сыном гангстерской парочки, которая заставляла его воровать до тех пор, пока девочка-сирота не спасла его после некоторых опасных приключений. Иногда их похищали из школы преступники, и когда один из них получил пулю, был ранен, причем опасно для жизни, то другой спас их обоих.

В конце седьмого класса случился поцелуй в туалете для девочек, за которым последовал второй и третий поцелуй, а также публичное заявление Якоба: «Будем дружить, будем ходить вместе».

У Кристины Штальман, блондинистой кудрявой красотки из класса Якоба, с холодными, нет, ледяными серо-синими глазами, из носа полилась «кока-кола», когда она узнала об этом, а затем она целые полнедели прогуливала школу.

Вторник начинается с телефонного звонка в 4 часа 43 минуты утра. На сонное «алло?» Дерии в ответ раздается лишь чье-то дыхание.

– Алло? Алло. Кто это? Проклятье, что за чертовщина? Это ты, Дарт Вейдер?

Звонивший кладет трубку. В 4 часа 45 минут звонок повторяется. Дерия изо всех сил, в два пальца, свистит в трубку, и звонивший отключается. Для того чтобы повторить звонок в 4 часа 47 минут.

Дерия обзывает его онанистом, вытаскивает вилку своего древнего телефона с дисковым набором из розетки и снова ложится в постель. Кот Один присоединяется к ней, хочет приласкаться и сворачивается возле ее головы. Вряд ли существует что-то, что Дерия любит нюхать больше, чем шерсть своего кота, но каждый раз, когда она засыпает, Один теснее прижимается к ее лицу и она просыпается с таким чувством, что вот-вот задохнется. В конце концов она встает с постели. Еще даже нет пяти утра, она на больничном, а желудок сводит судорога, словно она съела что-то испорченное. Она готовит кофе. Он получается слишком горьким, а с сахаром – слишком сладким, а с молоком – слишком холодным. Один засовывает мордочку в чашку и отхлебывает немного сладкого, еле теплого напитка.

– Не завтрак, а просто скверный кофе с утра, – ругает его Дерия. – У тебя такие же нездоровые привычки в еде, как и у меня.

Она снова подключает телефон, он звонит, и кто-то опять дышит в трубку. Во рту у Дерии становится сухо. Маленький глоток кофе оставил у нее на языке отвратительный привкус, кислый и горький.

– Ах, в конце концов, – говорит она в трубку, – это, конечно, всего лишь технический сбой.

Она снова вытаскивает вилку из розетки. Она знает, что это не технический сбой. Ретротелефоны с диском не могут иметь технических дефектов. Но тот, кто звонит, не должен считать себя важнее, чем технический дефект.

Когда она около девяти часов выходит из дому, то знает, зачем и как использует этот день. Она планирует купить новый телефон – дополнительный. Смартфон. После развода она забыла свой смартфон в доме Роберта и не купила другого взамен. Это было приятное чувство – знать, что ты можешь быть постоянно вне зоны досягаемости. И чтобы не было возможности везде получать электронную почту. Она чувствовала себя хорошо, зная, что никто, даже Марк Цукерберг, не ведает, куда она идет. В обществе, в котором люди наблюдали на маленьких экранах за концертами, боксерскими боями, футбольными играми, дорожно-транспортными происшествиями и даже за похоронами, она чувствовала себя особым человеком, потому что все могла переживать в реальном размере. Она была храброй женщиной, той, которая видит жизнь не через окно.

После того как она решила все-таки купить себе такое окно – просто так, ради безопасности, ведь никогда не знаешь, что будет, – ей становится все-таки жалко той особенности, от которой она сейчас отказывается. Она наслаждалась тем, что она – женщина без смартфона, но признается себе, что в ее ситуации это не разумно – не иметь связи. Она с ужасом думает о вечере в прошлый четверг, когда ее преследовали и кто-то гнался за ней по улицам.

Продавец в специализированном магазине очень милый, кофе там имеет приятный вкус, и Дерия подписывает договор, о котором знает, что он слишком дорогой. Но она ценит сервис. Она получает прямо в руки новый смартфон, и когда, подмигнув продавцу, спрашивает его, не хочет ли он внести туда свой номер, он тут же соглашается. Это так легко – говорить, смеяться и флиртовать, когда собеседник совсем не знает, кто ты на самом деле. «Он не имеет ни малейшего понятия, – думает Дерия, – и считает меня просто беззаботной красивой женщиной. Он считает, что я милая».

Она входит в роль, исполняет ее несколько минут, пока длится разговор, и уносит это чувство с собой, как и покупку, когда уходит из магазина. Она улыбается своему отражению в витрине – собственно говоря, у нее нет причины не улыбаться – и решает, что на следующий день опять пойдет на работу. В обувном магазине она награждает себя за хорошее настроение парой новых сапожек и, довольная, возвращается на улицу, где уже начался дождь. Прохожие раскрывают зонтики, а какая-то маленькая женщина держит над головой наполовину разорванный пластиковой пакет, словно капюшон. Дерия удивленно останавливается и присматривается к ней. Она знает эту персону. Эта женщина – из ниши в кладбищенской стене. Коротко и небрежно остриженные волосы, узкое лицо, похожее на лицо феи, и изящное, словно детское, тело. На ней даже те же самые вещи, не считая спального мешка. Может быть, он в огромном рюкзаке, который она тащит с собой, хотя вид у него такой, словно он весит больше, чем та, которая его несет. Юная женщина натягивает на плечи капюшон из пластика как можно сильнее, но защититься от непогоды ей удается с трудом. Ее джинсовая куртка уже совсем потемнела от дождя. Дерии становится холодно уже при ее виде.