Чосер и чертог славы - Филиппа Морган

— А этот твой брат Джеймс больше ничего не говорил? Не спрашивал, где ты был? И что ты ему рассказал?

Питер опять секунду, колеблясь, помедлил, потом отрицательно покачал головой. Если бы он врал, рассудил незнакомец, то отвечал бы не раздумывая. Пожав плечами, он сел свесив ноги, воткнул кинжал в хлеб, отрезал кусок и протянул пареньку, кивком головы приглашая забраться на полати.

Конюх, подумав, устроился рядом с незнакомцем. Сейчас тот не казался ему таким опасным, как прежде. Паренек склонился над куском хлеба. Несмотря на полумрак, незнакомец смог разглядеть тощий хребет.

— Вы говорили, что дадите еще, если я принесу еду, — сказал Питер, не переставая жевать.

— Верно, — ответил незнакомец.

И, нащупав кошель, вытащил пару полупенсов и вложил в ладонь паренька. Рука мальчугана немедленно сжалась в кулак, словно проглотила награду. Конюх улыбнулся:

— Сожалею, что не было сыра.

— Не важно, — ответил незнакомец. — Довольно и этого.

Он взял флягу, выдернул зубами пробку и, откинувшись назад, сделал большой глоток. Выпив таким образом примерно половину, он опустил флягу и снова прислушался. Как будто ничего необычного. Питер что-то спросил.

— Как?

— Пиво хорошее?

— Бывает и хуже.

— А покажите еще ту грамоту с печатью, а?

— Зачем?

— Да ведь королевская печать! Я отродясь такого не видывал.

— Печать ничто по сравнению с самим королем.

— Вы видели короля?

— А ты как думаешь?

— А правда, что королева умерла?

— Да, — ответил незнакомец. — Королева Филиппа умерла в прошлом году.[17]

— Разве королевы умирают? — наивно возразил мальчишка. — Ну покажите печать, ну хоть разочек!

— Сперва глотни, — предложил незнакомец, передавая флягу. Он подождал, пока Питер, далеко запрокинув голову, не утолит жажду. Затем ребром ладони резко ударил парня по кадыку. Глиняная фляга выпала и разбилась где-то внизу. Изо рта хлынуло пиво с остатками недожеванного хлеба. Из раскрывшейся ладони посыпались монетки и исчезли в темноте. Паренек скорчился на боку и хрипел, хватая ртом воздух. Незнакомец нанес ему еще один удар, уже не столь сильный, и паренек скатился с полатей и с глухим звуком ударился оземь.

Человек поглядел вниз. Питер лежал, неестественно изогнувшись. Голова откинута под таким углом, что не возникало сомнений: конюх уже никогда не сможет сдвинуться с места. Человек спустился на землю. На последние несколько ступенек он не стал наступать, а просто спрыгнул. Склонился над телом конюха и на всякий случай проверил — нет, парень точно мертв. Человек поднял его. Питер оказался на удивление легкий и теплый, точно живой. Голова болталась. Грудь была забрызгана пивом и мокрыми крошками хлеба.

Незнакомец еще прежде приметил пустое стойло и понес тело туда, на случай, если кому-нибудь вздумается заглянуть сюда ночью, когда он будет спать в гнездышке мальчугана. Как тревожно сопели и переступали с ноги на ногу лошади, пока он тащил Питера! Словно чуяли неладное. Незнакомец нашел одно из свободных стойл. Положил паренька на землю и накидал сверху соломы. Мера излишняя, так как здесь все равно темно.

Не успел незнакомец выпрямиться — рукой он все еще касался не успевшего остыть тела, — как уловил приближение чьих-то шагов и проворно пригнулся. Шаги смолкли у входа в конюшню.

— Питер!

Через пару мгновений голос прозвучал ближе:

— Питер, мальчик! Ты здесь? Ты спишь?

Кто-то из приютских, кто знает, что Питер ночует в конюшне на полатях.

— Где тот мужчина, что задавал вопросы? Где он?

В нескольких ярдах от тебя, усмехнулся про себя человек с лицом как у черепа, скрючившись на корточках возле мертвого тела. Если начнешь поиски, ляжешь рядом с мальчишкой.

Мгновение спустя из дальнего конца конюшни до незнакомца донеслись звуки, как будто кто-то легонько колотит по крыше. Лошади в стойлах опять забеспокоились. Незнакомец сообразил, что пришедший — брат Джеймс? — пытался привлечь внимание Питера, кидая камешки или кусочки глины туда, где обычно спал конюх. Брат Джеймс все еще оставался невидим, но можно вообразить себе, как этот толстый, не в меру толстый и праздный монах, карабкается по лестнице, чтобы убедиться, там ли паренек. Не услышав ответа, монах произнес:

— Повезло тебе, что не попался брату Стивену. Уж он-то бы выпорол тебя за эти гулянки.

Потом шаги удалились. Незнакомец подождал пару минут, выбрался из стойла, вернулся в дальний конец конюшни, взобрался по лестнице на узкие доски и снова растянулся на покрытой тряпьем соломе, которая служила постелью бедному Питеру.

Воспоминания об убийстве Питера мало тяготили совесть незнакомца, ведь паренек ослушался и рассказал о нем брату Джеймсу. Можно было сразу догадаться по тому, как мальчишка мялся, отвечая на вопросы. Слова монаха только что это подтвердили. Словом, смерть мальчишки избавляла от необходимости иметь дело с монахом, случись брату Джеймсу заглянуть сюда чуточку раньше. Монаху, в отличие от простодушного паренька, не так просто заморочить голову сказками про короля, королеву и французских шпионов. Может, мальчишка рассчитывал заработать еще несколько монет, пока кто-нибудь из братии Святого Креста не освободит его от ответственности за странного незнакомца. А возможно, просьба еще раз показать грамоту с печатью была всего-навсего попыткой усыпить бдительность гостя до прихода помощи.

Незнакомец опять сел и достал из-под накидки грамоту. Расчистив место на досках от грязи и соломы, он развернул документ и, насколько позволяла темнота, попытался расправить. Пальцы нащупали печать. Свинцовая — но дороже золотой. Всадник, обращенный влево, — это не слепок королевской печати. С таким пергаментом на руках лучше не попадаться. Поэтому человек по возможности старался никому не говорить про эту печать, что она королевская. Как правило, хватало объяснения, что он состоит на службе у короля, а это не одно и то же. Некоторые, впрочем, верили, что печать королевская, — что ж, их дело…

Если неучам вроде этого конюха быстро сунуть под нос грамоту с печатью, то она вполне сходит за подлинную. Впечатляли и каллиграфически выведенные буквы — таким почерком писались всякие важные юридические и административные документы. К тому же грамота была написана по-латыни, что для людей малограмотных и невежественных становилось еще одним препятствием. И все-таки не стоило лишний раз рисковать: вдруг нарвешься на знающего.

Человек свернул грамоту и снова спрятал. Еще пригодится. С этими мыслями он снова лег. Небо совсем потемнело, через щели в деревянном настиле проступала лишь кромешная тьма. Снизу донесся шорох, потом его сменили звуки, больше всего походившие на дыхание живого существа. Первая пришедшая в голову мысль: вернулся брат Джеймс, возможно, с другими монахами. Этого следовало ждать — что-то в поведении монаха настораживало. Может, столь поспешный уход был лишь хитростью? Или же мальчишка ухитрился остаться в живых и теперь ворочался в соломе? А может, воскрес, как Лазарь? Однажды он видел действо о Лазаре и подумал тогда, что если люди начнут воскресать, то его занятие станет небезопасным. Нет, конечно же мальчишка мертв, это так же очевидно, как то, что наступила ночь. Быстро справившись со страхами, он перестал слышать и постороннее дыхание.

Спалось неспокойно. Едва забрезжил свет, человек спустился с полатей. Было зябко. Человек перенес спрятанное накануне тело обратно под лестницу, приблизительно в то же место, где оно лежало вчера. Несколько часов назад казавшееся теплым и легким, тело мальчика теперь было холодным и тяжелым, как глина. Наконец, человек поднялся на пару ступенек и с помощью кинжала расковырял несколько верхних перекладин и потом переломил их ударом локтя. С первого взгляда любой наблюдатель должен был прийти к мысли, что ступеньки сломались под весом Питера и что мальчишка убился насмерть. По тому, что тело успело окоченеть, поймут, что несчастье случилось среди ночи.

Закончив с этим, человек с волчьими клыками незаметно выскользнул из конюшни. Насельники Дома Божия давно были на ногах, и колокола звонили к заутрене. Человек переждал, пока во внутреннем дворе никого не останется, пересек двор и вышел через ворота. Рассвет сулил погожий день, в небе розовели полоски облаков. На пригорке, поросшем молодыми деревцами, человек спрятался. Отсюда хорошо просматривался вход в Дом Божий, а самого его не видно. На скорое появление Чосера с компаньонами, конечно, не рассчитывал, однако вряд ли они станут медлить перед столь ответственным этапом — переездом во Францию.

Осталось немного хлеба из того, что вчера принес мальчишка, и, чтобы скрасить ожидание, он потихоньку отщипывал и ел.

4

Корабль отважно рассекал волны. Люди на палубе цеплялись за что придется, чтобы устоять на ногах. Изогнутый нос без устали то взлетал над водой, то снова с силой подобно молоту обрушивался на набегающую волну. Пассажиров, вконец продрогших и вымокших до нитки от холодно жалящих брызг, бросало из стороны в сторону. Для защиты людей от ненастья над палубой был натянут изодранный холщовый тент, но непогода разыгралась не на шутку и все равно добралась до них под этим нехитрым убежищем. И все-таки многие предпочли разместиться на открытом воздухе среди веревок, кожаных ведер и прочего палубного беспорядка, чем в крохотной, похожей на склеп, каюте.