Гладиатор - Юрий Волошин

Страх! Великое чувство, спасающее человеку жизнь и толкающее его на гибель. Дающее человеку энергию и парализующее его волю. Страх - это спасение или смерть. И тут не угадаешь, что ждет тебя через мгновение, твой страх сам выберет тебе судьбу. Иван понял это давно, еще на спецтренировках, когда их учили преодолевать трех-четырехметровые пролеты между крышами домов. Те, кому страх мешал набрать нужную скорость перед прыжком через зияющую впереди пропасть, срывались вниз с высоты восьми-девяти этажей, не имея никакой страховки. А ты должен был прыгнуть следом, сразу, когда еще не успел затихнуть внизу вопль сорвавшегося, и забыть о своем страхе, чтобы не повторить его ошибки... Сорвавшиеся - это был "брак", неудачники, не сдавшие теста или экзамена, а у "брака" в лагере спецподготовки одна судьба "естественная убыль", как писали в отчетах начальники. Из лагеря существовал только один путь - в профессионалы.

Вот и теперь у Ивана лишь один путь, один выход - победить. И он привычным усилием воли отбросил свой страх перед смертью, забыл о нем, загнал глубоко внутрь.

У чеченца же страх был где-то совсем рядом, близко - вот-вот отразится в глазах, и потому он гасил их лихорадочный блеск, чтобы не давать Ивану преимущества в схватке. Но Иван, хоть и не разглядел этого страха, все же почувствовал его. "Если враг тебя боится, значит, он захватил с собой дубину", - этой мудрости боя их тоже учили в лагере. С "дубиной" даже трус чувствует себя героем.

Посмотрев чеченцу в глаза, Иван через мгновение уже знал, что тот вооружен. "Нож?" - промелькнуло в голове у Ивана. Да, это был нож. Иван краем глаза заметил его в правой руке чеченца, когда тот бросился на него, сделав ложный выпад влево и затем атакуя справа. Атака чеченца не отличалась большой изобретательностью. "Великий воин" надеялся, вероятно, больше на свой нож, чем на свою ловкость. Хотя в этом был смысл, и если бы Иван не приготовился к появлению ножа, он позволил бы чеченцу ударить себя кулаком в живот сконцентрировавшись и превратив его в непробиваемую стену мускулов. Ивану требовалось только войти в контакт с противником, дальше тренированное тело само выбирало один из уже известных ему вариантов борьбы. Но чеченец выдал себя, и страх вел его к смерти, а не к победе... Под нож Иван подставлять свое тело, конечно, не стал. Противник с оружием - это уже другие правила игры. Он слегка ушел влево, пропуская руку чеченца с ножом мимо своего тела, но к нему. Затем обхватил его руку обеими своими руками снизу и резко дернул вверх, одновременно ударив чеченца головой в лицо. Кровь, хлынувшая у того из носа, залила лицо Ивана, попала в глаза, лишила возможности видеть. Нужно было сделать лишь одно движение, чтобы стереть кровь с глаз, но у Ивана не было времени на это движение. Вывихнутая рука чеченца обвисла, но он не выпустил ножа, а рванулся всем телом назад, выдирая руку из Ивановой хватки, вспарывая ему ножом мускулы предплечья и кожу на груди. Иван успел перехватить руки и, уцепившись за кисть, не выпускающую нож, дернул чеченца на себя и ударил его коленом в пах.

Чеченец согнулся, подняв плечи и втянув голову, и упал на колени. Все. Следующий последний удар был за Иваном. Уже повернувшись, чтобы нанести его, Иван на долю секунды замедлил свое дыхание - в голове его вдруг возникла картина: переполненные народом трибуны, тысячи разодранных в крике ртов, тысячи рук с опущенными вниз большими пальцами... Он будто услышал оглушающий, на весь мир разносящийся единый вопль: "Убей его!"

Чеченец уже почти пришел в себя, когда Иван, резко очнувшись от своего видения, носком армейского ботинка сломал ему грудную клетку. Чеченец упал навзничь, выпустив наконец нож, сослуживший ему плохую службу. Вопль "Убей его!" все еще звучал в ушах Ивана. Он сделал шаг к лежащему чеченцу, упал рядом с ним на колени и взял в руки увесистый валун размером со свою голову.

- Ты слово давал, - сказал Иван. - Сейчас я убью тебя.

Чеченец лежал с открытыми глазами, глядя на Ивана уже без страха, только с ненавистью.

- Там никого нэт. Я одын. Они ушли. Вчера. Я хотэл взять вас в плэн. Я нэ вэликий воин. Убэй мэня...

Иван опустил валун на его голову.

- А-а-а! Су-у-ки! - заорал Кузьмич, поливая свинцом скалы и скачками приближаясь к позиции чеченцев. За ним, тоже с воплем, выскочил Андрей и помчался вслед за Кузьмичом. Он не стрелял, но сорвал кольцо с гранаты и на бегу замахивался, намереваясь всадить ее прямо в чеченскую щель.

С криком "Стой!" Иван еле успел подскочить к нему и, перехватив его руку, сжать кулак Андрея сверху пальцами обеих своих рук.

- Ты же нас похоронишь тут. Щель сейчас завалит и сдохнем все, как в могиле... Нет там чеченцев.

Кузьмич перестал палить из автомата, выглянул из щели, которую раньше занимали чеченцы, и сказал удивленно:

- Командир, тут нет никого...

- Кузьмич, быстро выводи наших, пока мы с Андрюхой отдохнем на камушках, сказал Иван и усадил Андрея на валун, где еще недавно сидел чеченец. - Извини, Андрюша, я тебе помогу ее держать.

Через две минуты остальные восемь человек Ивановой группы уже перебежали каменную площадку и скрылись в щели, ведущей к выходу из ущелья. За ними двинулись и Иван с Андреем, в три руки неся одну гранату. Когда они вышли из ущелья, Иван отпустил руку Андрея и скомандовал:

- Бросай!

Грохнул взрыв, скалы дрогнули, глыбы чуть сдвинулись, и вход в ущелье перестал существовать. Ручей, отрезанный от своих истоков, убежал вниз, оставив в своем русле только мокрые камни...

Через пять минут около ущелья не было ни души - группа Ивана быстро уходила подальше от этого места. Ведь никто не знал - надолго ли ушли чеченцы, оставив часового сторожить попавших в ловушку русских? Тишина и покой на какое-то время завладели пространством, даже звенящий ручей укатился вниз по склону горы.

Только за стеной скал - на месте поединка Ивана с чеченцем - обстановка все время менялась: поток прибывающей с гор воды, не находя привычного выхода, останавливался перед каменной преградой, вода непрерывно заполняла ущелье, постепенно покрывая каменное дно, труп убитого Иваном чеченца и валун у бывшего русла ручья, глыбы гранита, за которыми прятался Кузьмич с автоматом... Вода поднималась все выше и выше, ища выхода из запертой камнями теснины, и пока, не находя его, скапливала энергию для того, чтобы потом, когда будет найдено слабое место в стене камней, обрушиться вниз по склону все сметающим на своем пути потоком...

***

Да, убивать врагов Иван умел. Но чеченцы научили его убивать друзей.

Вскоре после поединка с чеченцем в ущелье Иван и попал в плен, вместе с Андреем и Кузьмичом.

Чеченец все же основательно попортил Ивану руку. Рана была не особенно глубокой, но длинной, с неровными краями. А главное, Иван потерял порядочно крови, пока возились с гранатой и уходили от ущелья, пока он окончательно пришел в себя и вспомнил об израненной руке. Серьезных опасений рана не внушала, но тем не менее Ивана лихорадило, бросало то в жар, то в холод, а отлеживаться и лечиться не было возможности. Как всегда, раны приходилось зализывать на ходу.

В ту злополучную ночь он пошел проверить пост: как там Андрей, не уснул ли на дежурстве. За последние дни они все основательно вымотались, поднимаясь на перевал, и заснуть каждый мог в любой момент - не то что на посту, а даже просто на ходу. Добравшись с группой до перевала, Иван убедился, что дальше его люди идти не смогут, необходимо дать им отдохнуть. Впереди, в долине, уже лежала Грузия, где можно было и отлежаться, и подлечиться, да и вообще - там заканчивался их чеченский поход.

Возможно, кто-то из его группы и добрался до Грузии - Иван этого так никогда и не узнал. Андрей с Кузьмичом стояли в дозоре с чеченской стороны перевала, все у них было в порядке, если не считать крайней усталости, написанной на лицах и у того, и у другого...

Чечня осталась позади, впереди ждал отдых: возможность впервые за долгие месяцы нормально помыться, поесть, выспаться в постелях, а не на голой земле... Иван сел, прислонившись спиной к скале, прикрыл глаза и, послав всю эту войну к чертям собачьим, на секунду, как ему показалось, расслабился...

Иван не мог потом найти объяснение тому, как это чеченцам удалось незаметно подойти вплотную к их посту. Видно, усталость сказалась на остроте внимания, а близость Грузии расслабила обоих часовых, и Андрея, и Кузьмича. Что стало с остальными, Ивану было неясно...

***

С разбитым в кровь лицом Ивана волоком отволокли в какой-то сарай, так как сам он идти уже не мог. С трудом приподнявшись, Иван сел и оперся спиной о стену. Посредине помещения он увидел обнаженного Андрея, привязанного колючей проволокой к столбу. У противоположной стены лежал бревном обмотанный все той же "колючкой" Кузьмич... Разговаривать не хотелось. Да и о чем было говорить. О том, что им неповезло? Или о том, что они проиграли, не дойдя нескольких шагов до своей цели? Или о том, что теперь им, всем троим, конец? Зачем говорить об этом, когда и без слов все ясно.