Ловкачи - Александр Дмитриевич Апраксин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иван Александрович ласковым словом ответил на все поклоны слуг на лестнице, швейцаров внизу и на заявление кучера: «Здравия желаю-с!»
Он сел в экипаж как-то немного боком, что французы называют en trois quart[1], не развалился, накинул на ноги, захватив повыше колен, плед серо-желтого плюша и приказал:
– В «Славянский базар»!
В большом зале стоял шум от говора сотни посетителей и стука приборов о тарелки. Тут были все больше люди деловые, в числе которых огромное большинство отличалось еврейским типом лица. Многие из них были лютеране и англиканцы, и только некоторые оставались в самом деле евреями, будучи сыновьями николаевских солдат. Вся эта галдящая толпа понабежала с окрестных переулков Никольской и Ильинки, с биржи и других гешефтов.
Но у Ивана Александровича за последние дни уже обеспечилось место, к которому ретивый бритый официант никого не подпускал.
И здесь, как дома у себя в номерах, Хмуров успел расположить к себе прислугу. Все почти ему радостно и в то же время подобострастно кланялись, всем он отвечал доброю и веселою улыбкою; каждый из лакеев променял бы на него охотно троих из той массы посетителей, да еще с придачею.
– Никого из наших еще нет? – спросил он Александра, садясь к своему столу.
– На стороне сидит господин Савелов и полковник, изволили видеть-с?
Хмуров вытянул шею и посмотрел по указанному направлению. Но господа эти его не особенно интересовали, хотя оба и принадлежали к кругу хорошо живущих москвичей. Хмуров знал их за людей серьезных, от которых ему-то уж ни в чем поживы быть не может. Благодаря их положению он считал полезным знакомство с ними, но сближения не искал, да оно бы и не было так легко, ввиду того что и господин Савелов, и указанный полковник сами-то сближались с людьми по особому разбору.
– Ну и пускай их там сидят, – сказал Хмуров, – а я очень есть хочу. Подай карточку.
– Пожалуйте-с, Иван Александрович.
Везде в Москве, да еще по прежним временам, до его пресловутой поездки в Питер, его знали по имени и отчеству.
– Вот что, – заказывал он. – Дай мне на первое омлет с шампиньонами, а на второе крокетки из дичи со спаржею. Вино красное, как всегда, и главное, чтобы все это живо…
– Слушаю-с. Вина бутылку или полубутылочку прикажете?
– Когда же ты мне полубутылками подавал? Только глупости говоришь.
– Виноват-с.
И Александр, как-то пошло осклабившись, кинулся исполнять заказанное.
Хмуров подошел к буфету.
Водку он не любил, но пил ее иногда, как, например, в данную минуту, чтобы закусить за стойкою.
Вдруг кто-то позади взял его за локоть и пожал.
Он оглянулся.
– Ба, Огрызков! – искренно обрадовался он и протянул руку толстому маюдому господину в золотых очках.
– А я водки не пью, – сказал тот, отвечая ему столько же радостным и крепким пожатием. – Меня все доктор пугает ожирением сердца.
– Да и я сам ее терпеть не могу. Ты один?
– Один, и только что ввалился, вижу тебя, ну и подошел.
– Где ты сидишь?
– Нигде еще не сижу; говорю: только что ввалился. Сядем вместе?
– Пожалуйста, я очень рад.
Они перешли к столику, и опытный Александр, едва завидев новое лицо, подбежал за приказаниями.
– Ты что заказал? – спросил Огрызков Хмурова, в то же время пробегая глазами карточку.
– Омлет с шампиньонами и крокетки из дичи со спаржею под белым соусом.
– Ну, брат, крокетка туда-сюда, я против крокеток и сам ничего не имею, но яичницы твоей, да еще с шампиньонами, совсем не желаю. Дай ты мне… Чего бы мне на первое выбрать?.. Дай ты мне… Ах, вот что: дай ты мне воль-о-ван а-ля финансьер.
– Ведь туда тоже шампиньоны входят, – поправил толстяка Хмуров.
– Э, брат, это совсем другого рода штука. А пить мы что будем?
– Да я уже заказал. Ступай, Александр, тащи скорее.
– Ну что, как ты вчера? – спросил Огрызков, едва официант удалился.
– Ничего, славно провели время.
– Ты поздно приехал. Где ты раньше был, до двух?
– Где раньше был? – с улыбкою самодовольства спросил Хмуров. – Пока это тайна. Могу одно только сказать: где был, там меня нет, но там я скоро буду.
– Ого! Вот оно что! Ну да чего уж тут? Ладно, ладно, расспрашивать не стану, коли сам не говоришь. Только в Москве, да в нашей компании, долго ничего не скроется.
– А люблю я Москву! – с искренностью в голосе проговорил Хмуров, потянувшись с каким-то сладострастием.
– Чего уж? Лучше города не найдешь.
– Знаешь что? Везде я перебывал и даже подолгу живал, а лучше Москвы, вот убей меня, нет, по мне, города.
– Еще бы!
– Ты одно возьми, Сергей Сергеевич, свобода какая, во всем непринужденность, ширь, веселье…
– Опять, еда, – присовокупил и свое слово толстяк.
– А что ж ты думаешь? Нигде в мире так не едят, как в Москве. Тут на все вкусы найдешь. Тут и тонкую французскую кухню найдешь, и венский стол у Билло получишь, да как еще добросовестно, и наше чисто русское кулинарное искусство процветает. А потом, женщины…
– Тоже всех наций!..
– Да что про заезжих говорить, сами москвички, так эти поклонения достойны… Ага, несут наконец!
Действительно, Александр нес и омлет, и воль-о-ван.
– Вино, вино скорее да аполинарис не забудь, – распоряжался Хмуров.
– Готово-с, даю.
Они принялись за еду.
– Одна беда, – сказал Хмуров, быстро прожевывая и глотая свое. – Денег в Москве много нужно.
– Да где они не нужны-то? – философски отозвался Огрызков.
– Тебе хорошо говорить, – улыбнулся Иван Александрович. – Ты прожиться не можешь. Тебе назначена пожизненная рента, и далее зайти, как бы ты ни увлекался, никоим образом нельзя. А вот наш брат помещик (он любил выдавать себя за помещика, хотя нигде никакого имения, конечно, не имел) с системою залогов и перезалогов в Москве легче, нежели где-либо, может по миру пойти.
Во время перерыва между первым и вторым блюдом Хмуров продолжал развивать все ту же тему.
– Для примера, – говорил он, – возьмем хоть один вчерашний день. Завтрак здесь, обед в «Эрмитаже», мой номер, экипаж – все это я уж не считаю, без этого я обойтись не могу, – а в одной «Стрельне» мы оставили по сорока восьми рублей на брата.
– Да ведь не каждый день! – заметил ему Огрызков. – Ты мне лучше скажи: что ты после завтрака намерен делать?
– Мне ехать надо.
– Куда это? Все туда же?
– То есть как туда?
– Да почем я-то знаю! – засмеялся толстяк. – Разве
