Но-о, Леокадия ! - Иоанна Кульмова

- Радуйся, что я не посадил тебя за стекло как Диплодока, говорил Леокадии Старичок-директор. После первой же ее получки он стал обращаться к ней на "ты". - Там бы ты не смогла ни вздохнуть, ни охнуть.

- Хотела бы я знать, правда ли, что Диплодок умер, - рассуждала Леокадия, когда они оставались с Алоизом вдвоем. - Глянь, Алоиз, может он шевелится, когда на него никто не смотрит? В компании с живыми куда веселее!

Но ни Диплодок, ни Игуанодон ни разу не шевельнулись. Кто знает, может, они дышали так незаметно, что ни разу не попались, а, может, и в самом деле были огромными экспонатами. Но главное, у них не было своего Алоиза, который в рабочие часы приносил бы им булочки с салатом и кусочки сахара. И такого успеха как у Леокадии у них тоже не было.

- Глядите, крылатый конь! - кричали дети. - Папа, почему теперь нет крылатых коней?

- Вымерли, - отвечали папы. - Им нечего было есть.

И Леокадия думала, что в словах этих много правды.

- Да и зачем нам теперь крылатые кони? - рассуждали родители. Теперь есть автомобили, и самолеты, и вертолеты...

- Но крылатый конь это совсем другое! - возражали дети.

И Леокадия полюбила детей.

Она все время повторяла себе, что должна быть счастлива, потому что зарабатывает и на себя и на Алоиза, и вообще стала КЕМ-ТО и даже занимает почетное место. Правда, для того, чтобы занять это место ей пришлось НЕ ЖИТЬ. Но, может быть, известность всегда приходит после смерти?

- Бедный, бедный Диплодок, - вздыхала Леокадия. - Я по крайней мере знаю, что после смерти стану известной, а ему не повезло, он так о себе ничего и не узнал.

Но несмотря на это, ни сахар, ни булочки, ни салат не доставляли ей никакого удовольствия. Тем более, что Старичок-директор не разрешал Леокадии покидать свое место сразу же после закрытия музея и ей приходилось в сумерках потихоньку пробираться к темной арке под мостом, откуда она еще до восхода солнца незаметно возвращалась в Музей. Она тосковала по весенним утренним и предвечерним часам, по прохладным ночам на Шестиконном сквере. По запаху молоденьких листиков сирени, по запаху нагретого солнцем тротуара, по запаху пыли, танцующей в полосках света над мостовой. И ВООБЩЕ ее разбирала тоска.

- А, может, не стоит зарабатывать на жизнь, если НЕКОГДА жить? А, может, лучше сидеть без еды, чем есть без аппетита?

Но чтобы не огорчать Алоиза, она не спрашивала его об этом. Ведь он так радовался ее известности! И даже не заметил, что крылья стали для нее тяжелыми, как гири.

- Очень редкий экземпляр, - говорил он посетителям. - Очень ценный. Совсем как живой.

И незаметно подмигивал Леокадии.

А Леокадии шибал в нос запах нафталина, ведь сторож регулярно посыпал им Диплодока. Ну, что бы было, если бы чучело Археоптерикса вдруг громко чихнуло на весь музей!

- Скажи сторожу, что я не Вдова! - просила Леокадия Алоиза, когда они наконец оставались одни. - Пускай он около меня не посыпает, а то я не выдержу до понедельника.

По понедельникам в Музее был выходной.

Воскресенье оказалось самым солнечным из всех воскресений.

- Надо потерпеть еще два часа, - сказала Леокадия в полдень. - А потом начнется наш отдых. Ах, Алоиз, до чего же чешутся у меня копыта! Давай ночью удерем в лес и вернемся назад только во вторник до рассвета. Идет?!

- Великолепный экземпляр, - ответил Алоиз. - Совсем как живой!

Леокадия глянула по сторонам и увидела Господина в очках.

- Как живой? - удивился Господин в очках. - Да ведь таких животных НИКОГДА не было!

- То есть как это?! - возмутился Алоиз. - Не было гигантских Археоптериксов?

- Чушь! - сказал Господин в очках. - Они вовсе не так выглядели. Взгляните только на эти перья!

И он вырвал из левого крыла Леокадии перо.

- Оно приклеено, видите, - продолжал Господин в очках. - Таких животных вообще не было в природе!

- Не было в природе? - воскликнула Леокадия. - Так зачем же я здесь стою?

ЛЕОКАДИЯ И БУДНИ

Но зато на дворе светило солнце. И полосы света танцевали над мостовой. И на деревьях скандалили веселые воробьи. И был день, какого Леокадия не видела уже целую неделю. О нем она мечтала под мостом и в Музее и так ему обрадовалась, что сразу запела:

О, что за день, чудесный день,

Шумящий и зеленый.

Привет тебе, лесная тень!

Здорово, братья клены!

Я возвратилась насовсем

И рада каждой ветке.

Уж лучше здесь мне быть никем,

Чем важной птицей в клетке.

- А знаешь, Алоиз, все-таки это было чудесное занятие, раз теперь я так счастлива.

- Скорее подходящее, потому что сытное, - угрюмо сказал Алоиз. Отчего же не повеселиться, коли брюхо набито.

- На несколько дней этого хватит. А там я что-нибудь подыщу. У меня ведь есть КРЫЛЬЯ!

Каждое утро она делала гимнастику, чтобы привести в движение маховые перья. Иногда ей казалось, что она и впрямь вот-вот взлетит. Но это только казалось. Зато после гимнастики Леокадии еще больше хотелось есть. Она оглядывалась по сторонам и, когда никто не видел, пощипывала чахлую травку на Шестиконном сквере.

Леокадия не решалась совершать набеги на окрестные луга: она знала, что там крылья могут доставить ей неприятности. Тут, на Старой площади, и по соседству все к ней привыкли.

- Эй, Леокадия, - кричал рано утром молочник. - Ты не могла бы взлететь на пятый этаж - отнести аптекарше бутылку молока?

И сочувственно кивал головой, когда Леокадия объясняла ему, что все еще не умеет летать.

- А, может, слетаешь за меня? - шутил почтальон. - Мне бы твои крылья, ох, как пригодились!

- Леокадия, вытряхни половик! - просила портнихина служанка.

И Леокадия била крыльями о ковер, пока они не становились серыми от пыли. Но вот начинался дождь и крылья Леокадии, умытые и блестящие, служили зонтиком детям на Старой площади.

Больше всех любили Леокадию дети. Эта дружба была и приятной и ВКУСНОЙ, потому что в ней было немало всяких лакомств. Леокадия никогда ничего не просила, но с благодарностью съедала каждый кусочек сахару, каждую дареную морковку.

- Когда же ты полетишь? - спрашивали дети. И она всегда отвечала:

- Завтра!

Потому что ВСЕГДА в это верила.

После обеда к Алоизу приходил Парикмахер. Разговаривал с Алоизом, но глядел при этом на Леокадию и прикидывал, как бы ей получше подрезать крылья.

- Они будут куда шикарнее, Леокадия, - уверял он. - Ты все равно не можешь на них летать, почему бы их не подстричь и не завить? Самую малость?

Так он говорил, а Леокадия молчала. Она думала о том, что лучше иметь крылья, на которых когда-нибудь ПОЛЕТИШЬ, если научишься, чем такие, на которых НЕ ПОЛЕТИШЬ никогда. И не только потому, что не умеешь.

Остаток денег, заработанных в Музее, Леокадия отнесла Доктору в поликлинику. Подала через окно, потому что не могла войти в дверь.

- Прорезались, - сообщила она. - Вы не могли бы выписать мне мазь для полетов?

- Выходит, я должен отучить вас ходить по земле? Но такого лекарства у меня нет. Каждый должен сам найти свое лекарство.

Это был умный Доктор.

- Советую вам читать сказки Андерсена, - улыбнулся он напоследок. - Может, там найдется какой-нибудь рецепт.

Дети принесли Леокадии сказки, но читать вслух им было некогда шли приготовления к Пасхе.

- Читай сама! - предложили они.

- У меня нет очков, - возразила Леокадия. - И вообще, без очков я делаю страшные орфографические ошибки.

- А в очках?

- Не знаю, не пробовала.

Тогда Алоиз прочел ей вслух сказку о гадком утенке, который превратился в прекрасного лебедя.

- Это обо мне, - всхлипнула Леокадия, утерев последнюю слезу. Правда, когда меня запрягали в пролетку я была красивой кобылой, но стала гадким утенком. Подождите, я еще полечу!

Она подняла голову и воскликнула:

- Лебеди, лебеди, возьмите меня с собой! Но вместо лебедей на крыше самого высокого дома увидела трубочиста.

- Держись за пуговицу, Алоиз, - обрадовалась она, - трубочист приносит счастье. Я знаю, где найти работу.

- Где? - удивился Алоиз.

- Там, где есть лебеди. В Тенистом парке. В Тенистом парке людей уже не было и сторож как раз запирал ворота.

- Опоздали, - буркнул он. - А вообще-то лебедей в этом году нет. Остались только двое, с подрезанными крыльями.

- Я вполне могла бы заменить трех, - сказала Леокадия. - И плавать умею. Правда, я малость похожа на гадкого утенка, но это пройдет.

Сторож впустил их в парк и закрыл ворота. Потом проводил к пруду, где плавали две ощипанные птицы.

Леокадия вошла в воду и попробовала плыть так, чтобы видны были только крылья и голова.

- Ты похожа на шахматного коня, только крылатого, - рассмеялся Алоиз.

Сторожу это очень понравилось.

- Крылышки завтра подрежем, - потер руки он. - Будете у нас как дома.

- Нет, - прокричала Леокадия вслед уходящему сторожу. - Нет, не буду! Нет, нет, нет!

Она вышла из пруда, отряхнулась и взглянула на потемневшую воду.

- Подрезать крылья, - бормотала она, - укоротить крылья, выщипать перья, посыпать нафталином... Скажи на милость, Алоиз, есть ли на земле место, где все еще уважают животных с их звериными чудачествами? Просто за то, что они звери?