Вырождение международного правового порядка? Реабилитация права и политических возможностей - Билл Боуринг

«…Ни одно из так называемых прав человека не выходит за пределы эгоистического человека, человека как члена гражданского общества, т. е. как индивида, замкнувшегося в себя, в свой частный интерес и частный произвол и обособившегося от общественного целого»113.

В следующем же абзаце Маркс иронически говорил о загадочности того, что во французских Декларациях 1791 и 1793 гг. «…наконец, не человек как citoyen, а человек как bourgeois считается собственно человеком и настоящим человеком»114.

Ограничения Пашуканиса

Я — тоже большой поклонник ранних трудов Пашуканиса, но сильно сомневаюсь, что его работа по товарной теории права действительно может послужить основанием для новой теории международного права. Мьевиль сам в нескольких пунктах признаёт ограничения и противоречия Пашуканиса. Вот — некоторые важные недочёты.

Во-первых, теория Пашуканиса настаивает, что никакого права, как он его определяет, не было прежде развития товарной формы, появившейся лишь с развитием капитализма. Это либо ошибка, либо замкнутый круг, определение, зависящее от самого себя. Мьевиль не пренебрегает этой проблемой, и убедительно критикует Пашуканиса за то, что тот упускает различие между логическим движением от простого к капиталистическому товарному обмену и историческим движением от обмена товарами в докапиталистических обществах к таковому при капитализме115. Мьевиль вынужден заявить: «История развития юридической формы может быть развита с помощью теории Пашуканиса»116. Крис Артур отмечает эту проблему с другой точки зрения в своём «Введении»:

«Трудность, происходящая из марксистской точки зрения, состоит в том, что буржуазный режим есть режим товарного производства, принявшего всеобщий характер; то есть, он рассматривает рабочую силу как товар и выкачивает из наёмных работников прибавочный труд. И всё же Пашуканис ссылается на товарообмен, не учитывая различные производственные формы, которые может вовлекать производство для рынка…»117.

Иначе говоря, Пашуканис не смог принять во внимание всю человеческую докапиталистическую историю.

Во-вторых, Мьевиль, как мне кажется, недостаточно внимателен к критическим замечаниям Боба Файна, которые затрагивают самое ядро этого своеобразного переприсвоения Пашуканиса. Для начала, как указывает Файн, «Притом, что Маркс возводил право к отношениям товарного производства, Пашуканис возводит его к товарному обмену»118. Это, согласно Файну, ведёт Пашуканиса к явно неверному заключению:

«Вместо рассмотрения и содержания и формы права как определённых и изменяемых развитием производственных отношений, Пашуканис обособил право от его содержания и свёл весьма различные формы права, выражающие качественно различные общественные отношения, к единственной, статической и иллюзорной „юридической форме“»119.

А всякая «юридическая форма» должна быть буржуазна. Как объясняет Файн, это привело Пашуканиса в 1924 г. к утверждению, что Советский Союз новой экономической политики (НЭП) ещё не готов к отмене права, и что, так как право во всяком случае буржуазно, не может быть такой вещи, как пролетарское право. Более того, по сути Пашуканиса сама логика его позиции обязывала видеть переход от капитализма к социализму просто как замену товарного обмена плановым производством, то есть, замену буржуазных (юридических) форм социалистическими (техническими формами)120. Таким образом, как указывает Файн, в 1929 г. он принял взгляд Сталина, что коммунизм достигается через первый пятилетний план121. Мьевиль читал Файна122, но, кажется, полностью упустил суть его критики.

В-третьих, воспроизведение и обсуждение Мьевилем короткого очерка Пашуканиса относительно международного права123 от 1925 г. не учитывает не только факта интеллектуальной развития Пашуканиса до его смерти от руки Сталина в 1937 г., но, что ещё более важно, образа, которым траектория этого развития уже была определена ранним приспособлением Пашуканиса к советскому техницизму. Действительно, этот очерк вошёл в трёхтомную «Энциклопедию государства и права», выпущенную по инициативе и под редакцией Стучки. Вклад Пашуканиса был вполне совместим со всей линией и политикой Стучки. Но причины того были гораздо глубже, чем простая готовность к послушанию, которая всё равно была не в характере Пашуканиса. Как поясняет Файн, «Пашуканис не только инвертирует описанные Марксом отношения между правом и бюрократией, он утратил всякий вид демократического характера Марксовой критики государства, согласно которой его отмирание должно быть результатом его всё более радикальной демократизации»124.

Официальная траектория Пашуканиса

Пашуканис был надёжным верноподданным режима — скорее по убеждению, нежели под каким-то давлением. Так что к 1932 г. Пашуканис, к тому времени главный редактор официального журнала по вопросам права «Советское государство», был способен воздать хвалу письму Сталина «О некоторых вопросах истории большевизма»125. Главный труд Пашуканиса по международному праву, «Очерки по международному праву», появился в 1935 г.126 А через два года он был мёртв, после того, как «Правда» объявила 20 января 1937 г., что он оказался врагом народа,— всего через два месяца после того, как он был назначен режимом контролировать пересмотр всей системы кодексов советского права. Анализ Майкла Хэда ведёт к критической оценке наследия Пашуканиса:

«Он предложил глубокое проникновение в экономические корни правовой формы, даже демонстрируя ряд фундаментальных неясностей в марксистской экономике. Однако он был слабее в отношении идеологической и репрессивной роли права и государственного аппарата. А ключевые аспекты его теории отвечали интересам нарождающейся сталинистской бюрократии, к которой он присоединялся против Левой оппозиции»127.

Действительно, специалисты вроде Кристины Сипноуич, представляющей Пашуканиса как ортодоксального марксиста, связывая «Маркса и Пашуканиса»128, и Ронни Уоррингтона129, считавшего Пашуканиса, вслед за американским специалистом Робертом Шарлетом, ортодоксальным «старым большевиком»130, упускают степень, до которой теории Пашуканиса неумолимо приводили его к поддержке политики Сталина.

Как я показываю ниже, Пашуканис также полностью упустил революционный контекст в своём анализе международного права. Кроме того, его осуждение в 1937 г. и после смерти, в течение всего сталинского периода, основывалось на утверждении, что он не указывал, что «международное право должно определяться как классовое право в терминах столь простых и выразительных, чтобы не допустить никакого недоразумения»131.

Согласно американскому специалисту Хазарду, советский читатель предполагался советской ортодоксией способным найти «простое доказательство утверждения теоретика, что внешняя политика формируется в целях межклассовой борьбы, а международное право, будучи инструментом этой политики, не более чем отражение классовых конфликтов, взывающих к своему разрешению»132.

В отличие от Коровина, для которого изменение формы должно следовать за изменением сущности, так что Советский Союз принёс с собой новую форму международного права, «международное право переходного периода», Пашуканис отстаивал продолжение старых форм, включая дипломатический иммунитет, обмен представителями, и обычное право договоров, не в последнюю очередь потому, что они дали Советскому Союзу значительную защиту.

Пашуканис резко осудил