Трудно быть героем, или Как не дать себя съесть во время подвига - Хелег Харт

— Заткните его, — бросил Дхарун, и в рот Шаю тотчас затолкали какую-то тряпку.

— Сопляки совсем, — сказал один из верзил, тот самый охранник с заячьей губой. — Жалко даже.

Дхарун ожёг подручного взглядом и снова повернулся к Аттису:

— Сколько вас в шайке?

Вор молчал. Он пытался боковым зрением сосчитать бандитов, но внимание постоянно переключалось на незрячий глаз Дхаруна. Казалось, в мутной белизне засела неискоренимая жажда убийства.

— Понял, — кивнул контрабандист. — Не скажешь. Это хорошо, это правильно. То есть для тебя сейчас это плохо, конечно. Но вообще — да, достойно уважения…

Дхарун отошёл к ящикам, в которых рылись воры, осмотрелся, вполголоса сказал что-то стоящему рядом подручному. Аттиса тем временем вздёрнули на ноги. Тот не сопротивлялся, он вообще с трудом стоял: если бы не головорезы, которые держали его под руки, вор рухнул бы на пол.

По крайней мере в этом он хотел всех убедить.

— Твой подельничек всё равно мне всё выложит, — сказал Дхарун, снова поворачиваясь к Аттису. — Я просто решил дать тебе возможность облегчить душу.

Он протянул руку, и в неё тотчас вложили кинжал. Шай замычал и заёрзал — вроде как попытался вымолить прощение. Аттис только стиснул зубы.

В раскрытые настежь двери склада заглядывал любопытный Нир. Его тусклые синеватые лучи свободно падали на пол в нескольких шагах, но путь к ним преграждало двое бывалых убийц и Дхарун, который был во много раз опаснее их обоих. Аттис не боялся смерти. Он боялся, что умрёт так рано и глупо. В нескольких шагах от спасения…

— Знатно вы у меня крови попили, — контрабандист проверил остроту лезвия пальцем. — Сколько? Раза два? Три? Я как чуял, что гелиодор-то вы точно не пропустите. Жадным быть нельзя, на жадности погореть легко… Ладно, это всё не к теме. А к теме: точно ничего мне рассказать не хочешь? Хорошенько подумай. Я ведь могу тебя ткнуть в сердце, а могу в кишки. Итог один, ощущения разные. Так что выберешь, слуга?

У Аттиса имелось мнение насчёт того, куда Дхаруну стоит ткнуть свой кинжал, но он решил оставить его при себе. Раз уж решил молчать, незачем попусту рот разевать.

Контрабандист ждал ответа долго — видимо, рассчитывал всё-таки сломать юнца напоследок. Поэтому когда всё-таки не дождался, голос его прозвучал слегка разочарованно.

— Понял. Значит, в кишки.

Дхарун перехватил кинжал поудобнее. Шай отчаянно замычал.

Аттис прыгнул.

Всё это время он старательно вис на руках бандитов, и теперь вложил все силы в один мощный рывок. Бандиты среагировать не успели, а вот Дхарун вскинул кинжал — поэтому когда Аттис по инерции влетел в него, левым предплечьем он наткнулся на остриё, а правым плечом врезался контрабандисту в челюсть. Аттис всегда был парнем крепким, поэтому Дхаруна сбил с ног запросто — только клацнули зубы. Поперек движения выставил руку ещё один головорез, но вор, стараясь не потерять остаток инерции, нырнул под неё, споткнулся, кувыркнулся, прокатился — и вдруг оказался у самого выхода.

Следующее, что он запомнил — как бежал, зажимая рану в руке, меж складов, сзади топали, и Дхарун орал где-то в отдалении: «Ты покойник, слышал?! Я тебя на куски порву!..», а потом орал что-то ещё, но было уже не слышно. Переулки сменяли переулки, в руке пульсировала жгучая боль, ноги бежали будто сами по себе — Аттис сам удивлялся, как ни разу не споткнулся. В голове почему-то крутилась мысль о том, что ящики не все посмотрели, хотя какая теперь разница-то, разницы теперь совершенно никакой…

Преследователи сначала поотстали, потом вовсе исчезли — вор даже не заметил, когда именно. Он вдруг понял, что стоит посреди жилой улицы, причём далековато от складов, а Нир прокатился по небу на добрый час. Подумалось: «так поздно уже, а если химера какая выскочит?», а потом: «да ну и пёс с ней».

Только теперь навалилось осознание: они попались, Дхарун видел лицо Аттиса, а Шай скорее всего не доживёт до утра. Жизнь, которую Аттис построил здесь, в этом городе, кончена. Потому что не будет больше в этом городе безопасных мест. Есть, конечно, ратуша и правящий совет, но всё же это город Дхаруна. Он здесь власть, он здесь «крыша», и все стражники — его стражники. Это значит — придётся бросить всё и рассвет встречать уже на тракте. Но куда идти? Как скрываться? Где кончается тайная паучья сеть Дхаруна?

Аттис задрал голову, стиснул зубы и надрывно застонал, словно выпуская наружу досаду и накопившуюся в руке боль. Провалил дело, пожадничал. Бросил друга. Потерял всё. Осталась только сама жизнь да гелиодор, распиханный по карманам — его так и не удосужились отнять. Только кому его теперь продавать? Дхарун наверняка перекроет все каналы. Драгоценность превратилась в балласт.

Аттису хотелось прокричаться как следует, но даже этого он сделать не мог. Чтобы выжить, ему требовалось превратиться в немую тень, незаметную и никому, ни единой душе неизвестную. Тихо уползти туда, где не найдут, затаиться… пока Дхарун не умрёт от старости или не выживет из ума. При его здоровье и деньгах это ещё лет тридцать, а то и больше. Вздохнуть с облегчением Аттис сможет только к старости…

Подумал так — и тут же взял себя в руки. Встряхнулся.

Отчаиваться некогда. Нужно бежать.

Только прежде, чем покончить со всей этой жизнью, нужно сделать самое сложное.

Незадачливый вор уверенно двинулся вниз по улице, в Бедняцкую Низину. Теперь он таился ещё больше, хоть это было и нелегко с кровоточащей раной в руке. Если прежде в каждой тени ему мерещился наблюдатель, то теперь казалось, что за каждым углом притаился убийца. Риск был велик, но то, зачем шёл Аттис, было важнее риска. Если задуматься — важнее всего.

Широкая улица закончилась, и Аттис углубился во дворы. Там нашёл нужный дом — старый, но большой и добротный. С некоторым трудом перевалился через хлипкую ограду, прокрался вдоль стены, подошёл к окну, выходящему на узкий пятачок, зажатый меж двух хозяйственных построек и скрытый внушительным кустом ирги. Попытался заглянуть внутрь — там была кромешная темнота. Вздохнул, с тоской глянув на небо, и постучал в стекло пальцем.

Темнота в комнате зашевелилась. Аттис прижался к стенке — на тот случай, если разбудил не того. Ставня с тихим скрипом приоткрылась и прозвучал настороженный шёпот:

— Это ты?

Вместо ответа Аттис отлепился от стены и вышел на свет. Из окна выглядывала хорошенькая девчонка — та единственная, с которой юный вор не мог не