За любовь не судят - Григорий Терещенко

— Здравствуйте, Сергей Сергеевич! С приездом вас!

«Кто это? — пытался вспомнить Григоренко. — Я, кажется, ее никогда раньше не видел».

— Говорю я Арнольду Ивановичу — пригласи, — затараторила женщина. — А он — вот, мол, приедет его семья, тогда пригласим... Нет, думаю, как это можно, не пригласить начальника, ведь вместе работать придется!

«Значит, это — мать Комашко или, может, теща? .. — раздумывал Григоренко. — Нет, должно быть, его мать».

А та не унималась:

— Я и говорю ему, если нет квартиры, пускай к нам пока привозит семью... Места всем хватит.

— Простите, как вас звать?

— Юлия Варфоломеевна, — женщина ненадолго отпустила его руку.

— Видите ли, Юлия Варфоломеевна, у меня жены нет. А дочка у бабушки. То есть у моей матери.

— Ах... дочка. У вас есть дочка, а жены нет. Бывает... Бывает... — по-своему истолковала Юлия Варфоломеевна слова Григоренко. Слащавое выражение исчезло с ее лица, и оно теперь приняло печальный и сочувственный вид.

— Вы не так меня поняли. Моя жена умерла...

— Умерла! — воскликнула Юлия Варфоломеевна.— Ай-ай-ай, от чего же, голубчик вы мой?

«Зачем ей все это? Вот привязалась! — досадовал Григоренко. — И я хорош — первому встречному рассказываю!»

Однако, сдерживая нараставшее раздражение, пояснил:

— Попала в аварию...

— Ай-ай-ай, надо же... Значит, дочка у вашей мамы. .. Так вы к нам переходите, на квартиру. Пока свою получите. И дочку забирайте. Она большая?

— Школьница. Первый класс закончила.

— Вот и хорошо... А пока, Сергей Сергеевич, пожалуйста, навестите нас. Будем очень рады.

— Как-нибудь загляну.

— Нет, нет, не как-нибудь. Сегодня же и приходите. Обещаете?!

Она снова поймала руку директора.

— Сегодня не могу. А завтра — обещаю.

— Вот и чудесно, — сразу же успокоилась Юлия Варфоломеевна. — Не подведите же, голубчик!

«Почему приглашает мать, а не сам Комашко?» — удивился Григоренко, прощаясь с Юлией Варфоломеевной.

Перед обедом Самохвал подошел к Белошапке и Сабиту.

— Хлопцы, есть работа...— Он хитро улыбнулся.— Поедете к главному инженеру, поправите ограду. Кирпич, цемент подкину машиной... Сделайте как следует! На уровне!

Остап удивился, но промолчал. Сабит коротко ответил:

— Сделаем... Наряд напишешь, начальник?

— Конечно!

Ребята быстро собрались, взяли свой нехитрый инструмент и через полчаса уже стояли перед белоснежным особняком, утопавшим в зелени сада. На калитке черная кнопка.

Сабит позвонил.

— Ты что, часто в гостях у главного инженера бываешь? — спросил Остап.

— Мало-мало инженеру помогал. Огород копал. Виноград обрезал...

На крыльце показалась девушка в домашнем халате.

— Заходите! Прошу вас!

Голос показался Остапу знакомым. Услышав его, он торопливо открыл калитку.

Девушка разговаривала с кем-то, кто был в доме, и поэтому стояла вполоборота к вошедшим. Но Остап мгновенно узнал и высокий лоб, и прямой точеный нос, и чуть припухшие губы, и густые русые косы, все такое знакомое, родное...

— Зоя?!..

Девушка вздрогнула от неожиданности, резко повернулась и взглянула на ребят. Увидев Остапа, побледнела и схватилась за сердце.

— Остап?.. Ты?.. Откуда?..

В первое мгновение она рванулась к нему, но какая-то сила удержала ее на месте. А в глазах застыл страх.

Страх в ее глазах заставил и Остапа остановиться на нижней ступеньке крыльца.

— Как откуда?.. Оттуда... — произнес он глухо, чувствуя, как внутри сразу что-то оборвалось. — А ты... Как оказалась здесь?.. В справочном бюро мне сказали, что в Днепровске такой нет...

— Я?.. — Зоя побледнела еще сильнее. — Ты... прости меня, Остап... Я...

— Ну!.. Что? ..

— У меня теперь другая фамилия...

— Другая фамилия?.. Почему?

— Я... я... вышла замуж.

— Замуж?!.. Зоя!.. Ты... вышла замуж? За кого?

— За Комашко...

Остап замер. Долго молчал. Сабит тоже опустил голову.

— Как же ты... могла? Ты же обещала ждать! Помнишь?.. Меня ждать!..

Зоя вздрогнула, словно от удара. Как не помнить! Разве может она забыть те слова, которые, услышав впервые, каждая девушка хранит в своем сердце навсегда? Это было на берегу Днепра. Синий вечер. В воде отражались огни фонарей, а он целовал ее и шептал нежные слова: «Зоя, я люблю тебя... — и прижимал к своему лицу ее руки. — Ты для меня — ярче солнца, самая большая радость! Я всегда, всегда буду любить тебя, звездочка моя ясная!»

Разве можно забыть такие слова?

Она едва не зарыдала, но, сдержав себя, неестественно громко сказала:

— Как не помнить... Но почему ты ничего не писал... Как осудили, от тебя ни одного письма...

— Как ни одного?!

— Да вот так... А Яков Самохвал прохода мне не давал. Ни на день не оставлял в покое. Жениться предлагал... По утрам и вечерам маячил перед окнами... Потом стал запугивать... Угрожал...

— Вот гад ползучий!

— А в прошлом году сказал, что ты женился. Мол, видели тебя с нею в поезде.

— «Женился»... Ты разве не знаешь, что все это время я в заключении был?.. Меня только что освободили...

— Ты правду говоришь, что только сейчас освободили?

— А как же ты... Зоя!.. Как ты могла изменить нашей любви? Нарушить слово!.. А я... за тебя... Эх, ты!

Зоя схватилась руками за косяк двери. Молчала, словно окаменев.

Остап тоже молчал, угнетенный и растерянный.

«Так вот где, оказывается, Зоя! А я искал ее, торопился встретить. Надеялся... Дурень, ну и дурень! На что надеялся? Ведь меня не было так долго! Вокруг столько женихов... Зое тогда было девятнадцать. А сейчас — двадцать четыре... Думал, она будет ждать целых пять лет? Долгих, как вечность, пять лет!..»

Во рту у него пересохло, в глазах потемнело.

Сабит стоял рядом подавленный. Он все понял.

На крыльце появилась полная женщина. На голове модная прическа — копной, на щеках — искусственный румянец.

— Это к нам рабочих прислали, Зоя? Ну, пускай полчасика подождут, покурят. Пусть почитают — я сейчас им журналы вынесу... Арнольд Иванович только что прилег отдохнуть после обеда...

— Юлия Варфоломеевна, разве так можно?! — покраснела Зоя. — Как вы смеете так говорить! Разбудите своего Арнольда Ивановича!

— Что тут такого?.. Не работать же я их заставляю. Начальник отдыхает — пусть и рабочие отдохнут...

Остап и Сабит переглянулись.

— Ты слышал, Сабит? ..

— Не глухой.

— Как же ты можешь терпеть такое? А?.. Ты как хочешь, а я пошел... Для меня здесь климат не подходит. Душно...

Не прощаясь, он резко повернулся и быстро вышел на улицу.

— Остап! — послышался голос Зои. — Оста-ап!..

Но он, не оглядываясь, словно подстегиваемый ее голосом, ускорял и ускорял шаг, пока не завернул за угол и не нырнул в толпу людей...

Зоя сорвала с вешалки подвернувшееся под руку платье, быстро переоделась и бросилась вслед за Остапом.

— Ты куда? — крикнула вдогонку Юлия Варфоломеевна.

Но Зоя ничего не слышала.

Остапа нигде не видно.

Шла по улицам сама не своя. Наталкивалась на прохожих, как слепая, и те с удивлением оглядывались на молодую красивую женщину. Удивлялись — что это с нею?

Остановилась только на набережной, когда перед ней вдруг засинела блестящая гладь Днепра. Подошла к гранитному парапету, облокотилась на его холодный серый камень.

«Что я наделала! — роились в голове мысли. — Остап вернулся. А я... Я не дождалась его... Побоялась в старых девах засидеться... От приставаний Самохвала устала... Поверила слухам, которые сам же Самохвал и распустил... А Остап ради меня ни суда, ни тюрьмы не испугался... Пять лет в заключении пробыл... Вот как он меня любил!.. А разве я меньше любила его?.. Он же для меня был всем...»

Нахлынули воспоминания.

Была июньская суббота. Остап как раз готовился к защите дипломной работы в техникуме, устал от занятий и решил отдохнуть, хотя бы один день. Взял моторную лодку напрокат. С ними увязался Яков Самохвал. Зоя давно замечала, что он влюбленно поглядывает на нее, но не придавала этому значения. Яков молчал, ни разу не говорил ей о своих чувствах, а Остап ничего не подозревал. С Самохвалом он не дружил, даже когда работали с ним вместе, но и против ничего не имел, когда он настойчиво навязывался в их компанию.

Остап захватил удочки. И поплыли они втроем, веселые, счастливые, на далекий Зеленый остров, где песок на берегах был словно перемыт специально, а в заводях водились судаки, серебристая плотва и колючие окуни.

Как там было хорошо! Шумели сосны, от легкого дуновения ветра шептались нежно-зеленые листочки ивы. Величественно покачивались высокие травы, а между ними — цветы, которые пряно пахли медом. Летнее солнце приятно щекотало кожу, пробегало по воде ослепительными зайчиками.