Натюрморт с яблоками - Михаил Пак

— Ты, что, в обморок как девка падаешь? — мужик держал его за плечо. — Стой крепко.

— Она жива?! — спросил фотограф. — Правда, она жива?!

— Как же будет жива, если этот идиот — муж всадил ей в грудь из ружья целую горсть дроби?

— Муж?!. А за что?!

— Кто их знает? В каждой семье свои заморочки. Следствие покажет.

Дмитрий собрал инструменты и зашагал прочь, шатаясь, как пьяный. Он бродил по городу, не помня себя, набрел на знакомого бомжа-философа, ночь спал в какой-то каморке, прокуренной и пахнущей сыростью.

Станция, дорога, лес — все было в белом искрящемся снегу. По проложенной лыжне скользили на лыжах двое, отец с дочерью, девочке лет пять, из под шапочки выглядывали косички. Дмитрий посторонился, уступая им дорогу, и они промчались мимо, углубились в лес. Ли-Маров вспомнил Лику, дочурку Эмилии, к которой очень привязался, — теперь она взрослая девушка. Он зашел в избу, бросил в печь поленьев, закурил сигарету — впервые за долгий перерыв. И сидел так, уставясь на пляшущееся пламя, пока не услышал, как стукнула наружная дверь.

— Эй, хозяева! — крикнул кто-то, ступая в комнату. Дмитрий протер глаза и вскочил на ноги.

— Алина?! — воскликнул он. — Это ты?!

— Вроде бы я, — женщина была в пальто и в вязаной шапке, держала в руке пакет. — Что с тобой?! Ты не заболел?

Он обнял ее и затрясся в плаче.

— Что случилось? — удивилась Алина.

Фотограф поведал вчерашнюю историю.

— Бедная женщина, не повезло ей. И занесло же тебя куда…

— Как хорошо, что с тобою ничего не случилось, — твердил Дмитрий, продолжая тискать ее в объятиях. — Как хорошо…

— А у меня есть для тебя новость, — сказала Алина. — Угадай, какая? Ну отпусти же меня. Давай, сядем.

— Гм, наверное, ты принесла мне что-то вкусненькое?

— Вообще-то я прихватила кое-какие продукты. Но то другое.

— Сдаюсь.

— Ладно. Я нашла одного человека, который хочет купить твои фотографии.

— Да?! Ты говоришь правду?!

— Ай, ай! — рассмеялась Алина. — Я вижу, ты рад.

— Еще бы! — Дмитрий держал ее нежные руки в своих руках, он боялся, что они выскользнут, как во сне и молодая женщина исчезнет. — Расскажи, как тебе это удалось?!

— Наша фирма по продаже сувениров сотрудничает с одним американцем немецкого происхождения. Тот заведует известной торговой компанией. У него в офисе висят на стенах фотографии, но только недавно я обратила внимание, что они все черно-белые. Рассказала ему о тебе. Он заинтересовался. Оказалось, что Ричард Гросс, — так его зовут, — страшный поклонник черно-белой фотографии. Он сам когда-то занимался фотографией, да бросил. Показала ему твои работы. Что так удивляешься? Я же вчера приходила к тебе вечерком. Дом открыт, а тебя нет. Думала — ты вышел куда-нибудь в магазин, подождала, а тебя все нет и нет. А ты в это время, оказывается, шатался непонятно, где. А что дом не запираешь-то?

— Забыл. Такое со мной бывает. Однажды купил в магазине хлеб, да забыл его на прилавке.

— И остался голодным?

— Верно.

— Твоя рассеянность когда-нибудь тебя крупно подведет. Так вот… Подождала тебя, да сняла со стены три рамочки. Наугад взяла и ушла. Сегодня утром показала Ричарду. Он сказал: — «О'кей! Я хочу встретиться с автором и поговорить с ним о цене. Вы можете его привести ко мне в офис?» Я сказала: — «Да.» А он еще сказал: — «Пусть ваш друг прихватит и другие фотографии.» Ну, как, правильно я поступила?

— Правильно!

— Вот. Поправишь немного свое финансовое положение. Только не продешеви фотографии. Сколько их у тебя?

— В рамах — тридцать. Но я много выбросил.

— Ты с ума сошел! Как можно так относиться к своему труду? Обещай мне больше ничего не выбрасывать.

— Видишь ли, это происходит помимо моей воли. Какие-то вещи перестают удовлетворять меня и я выкидываю.

— Совсем ненормальный, — женщина досадливо посмотрела на него, вздохнула: — Приготовлю-ка тебе чего-нибудь поесть.

Она сварила потрясающий суп из фасоли, картошки, моркови и тушенки. Ничего подобного фотограф давно не ел. Потом он закурил.

— Ты куришь? — удивилась Алина.

— Иногда.

— Дай мне тоже. Я балуюсь и не в затяжку.

Они курили, встряхивали пепел в пепельницу, беседовали, им было хорошо.

— А где ты делаешь снимки? — спросила Алина.

— Тут, в чуланчике. Я приспособил его для лаборатории.

— Я хочу взглянуть.

— Идем.

Под лестницей, в крохотной комнатке разместились все необходимые предметы, — фотоувеличитель, красный фонарь, ванночки, ножницы, пинцеты, фотобумага.

— Когда-нибудь у тебя будет своя студия, — сказала Алина. — Большая, светлая.

— Мне и такая сгодится, — Дмитрий взял в свои руки ее ладонь, узкую и теплую. — Вот только куплю софиты и сделаю твой портрет.

— Согласна. А у тебя было много женщин?

— Нет, совсем нет.

— На двух твоих фотографиях женщины. Обнаженные. Я знаю — они модели. Ты снимешь меня обнаженной?

— А хочешь?

— Не хочу.

— Значит, не надо.

— А ты сам хотел бы?

— Нет.

— Почему?

— Я тебя сфотографирую одетой, сидящую в плетеном кресле.

— Я плохо сложена?

— Ты прекрасно сложена.

— Тогда пошли.

Наверху Алина молча сняла с себя все и устроилась на стуле, откинула голову, расправила длинные пышные волосы.

— Что ты делаешь, Алина?! — изумился фотограф. — Ты простудишься!

— Ничего, — заявила с серьезностью на лице женщина. — Приступай!

— Ты в самом деле хочешь?!

— Не теряй времени, а то я действительно замерзну.

Он взял фотоаппарат. Композиция не требовала никаких изменений. На фоне темного дерева выделялись хрупкие и нежные очертания женщины. Округлые груди, живот и бедра смотрелись почти графически, а лицо было в тени. Он подправил Алине голову, слегка наклонил набок, чтобы подчеркивалась и шея. Сделал пять кадров. Стальной тросик застывал в его руке, он задерживал дыхание, сосредотачивал внимание на большом пальце, плавно надавливал затвор, и в эту секунду фотограф закрывал глаза и улавливал ухом как внутри аппарата с легким шорохом раздвигаются и сдвигаются металлические пластины.

Потом они залезли в постель.

— Ну, вот, — сказала она, — теперь я тоже твоя модель. Расскажи, как ты их любил, наверное, по-особенному? Ты будешь нынешней ночью любить меня так, как любил их?

— Если послушать тебя, — проговорил он почти смущенно, — то я имел дело с целым гаремом моделей.

— Расскажи хотя бы об одной.

— Боюсь — мне не суметь.

— Сможешь. Начни примерно так… Это было в пору моей романтической молодости. На дворе томился жаркий августовский день. Я сошел с поезда в незнакомом городе и первым долгом зашел в маленькое кафе неподалеку от вокзала, чтобы подкрепиться. Там обслуживала молодая официантка, очень милая и общительная. Она устроила меня на постой к своей тете, а в свободное время в качестве гида показывала город. Так я познакомился с Ирмой. — закончив столь неожиданное вступление, Алина пытливо заглянула ему в глаза. — Что так удивленно смотришь? Ты же сам в прошлый раз рассказывал, да в этом месте остановился. Ну?

— Неужели я рассказывал?!

— Конечно. Прошу тебя, продолжай. Какая она девушка, Ирма?

— Знаешь, у меня с ней не было романа. Она мне нравилась, как человек. Ирма мечтала выучиться на переводчика английской литературы. Я ее фотографировал. Конечно, это случилось не сразу…

Но тут рассказ фотографа прервал шум снизу. Громкие голоса мужчины и женщины вместе со стуком башмаков поднялись наверх. В комнату ступила дама в норковой шубке, а вслед за нею — упитанный мужчина в свитере, державший в руке связку ключей. Было удивительно — незваных гостей ничуть не смутило то, что Дмитрий с Алиной лежали в постели.

— Что вам угодно? — спросил фотограф, надевая брюки.

— А где Толик? — бросила без всяких предисловий дама в шубке. На маленьком, круглом лице ярко выделялись накрашенные губы. А серые глаза смотрели холодно.

— Вы имеете в виду Анатолия Литвинова? — спросил Дмитрий.

— Да, его. А где он?

— Уехал.

— Он, что, продал этот дачный дом вам? — озадачилась неизвестная.

— Гм… А с кем имею честь разговаривать?

— Да, продал, — вмешалась неожиданно Алина и приподнялась, придерживая рукой одеяло у подбородка. — И что за манера беспардонно входить в чужой дом? Потрудитесь спуститься на кухню и там задавать свои вопросы.

Детина с ключами помялся, и без слов зашагал вниз. Его спутница невозмутимо оглядела комнату, развернулась к выходу.

— Аполлон! — окликнула она своего друга, спускаясь. — Здесь в погребе забери банки с вареньем!

— На черта тебе сдались банки?! — бросил тот и стукнул наружной дверью. Ли-Маров накинул куртку и вышел во двор. Пришельцы садились у калитки в белую машину. Дмитрий закрыл дверь на щеколду, подбросил в печь дров. Алина была вне себя от гнева.