Маска одержимости-2 - Роберт Стайн

Коричневатые губы, словно скалились мне. Я сунул мизинец в отвратительное дупло в клыке. Потрогал пауков в ушных раковинах.

— Клёво, что и говорить! — воскликнул я.

Я не мог ждать до Хэллоуина. Меня так и подмывало показать свою маску кому-нибудь. Надо кого-нибудь напугать.

Первым в голову пришёл Чак. Я так и видел его изумлённую физиономию. Чак — вот идеальная первая жертва. Я знал, что он дома. Я же видел его несколько минут назад.

Ух, ну и хорош он будет! Чак ведь уверен, что с этого склада я выбежал с пустыми руками. Если я прошмыгну к нему в дом и предстану перед ним в этой маске — ого! — он отпадёт.

Смотрю на часы. До ужина ещё час. Мамы с папой ещё даже дома нет. Успею всё это проделать, решил я.

— Хе-хе-хе-хе, — хихикаю я, входя в роль мерзкого старикашки. — Хе-хе-хе-хе. — Аж самому страшно.

Обеими руками берусь за морщинистую шею маски. Подхожу к зеркалу и поднимаю маску на уровень лица. И начинаю натягивать её сверху вниз.

Она легко скользит по волосам. Идёт как по маслу. Я чувствую её мягкое тёплое прикосновение. Натягиваю на уши. На щёки. Ниже. Ниже. Верхняя часть маски села на голову Я верчу её туда-сюда, пока щелки глаз не совпадают с моими глазами, и я могу видеть.

Довольный, я опускаю руки и отступаю на шаг от зеркала, чтобы полюбоваться своим новым видом.

Так тепло. Даже слишком. Резиновая маска плотно обхватывает щёки и лоб. Уже не тепло, а горячо.

— Эй!.. — кричу я, чувствуя, как лицо под маской начинает гореть.

Жарко невмочь… Трудно дышать. Эй… да что это со мной?

15

Маска плотно обхватывает лицо.

Щёки пылают. Я с трудом дышу от какого-то резкого запаха. Запах нестерпимый.

Я задыхаюсь. Я судорожно хватаю воздух ртом, но маска так плотно облегает меня, что мне ни охнуть, ни вздохнуть.

Хватаю маску за уши и тяну изо всех сил. Внешняя сторона маски тёплая и даже приятная на ощупь. Но внутри она вся горит!

Пытаюсь сдёрнуть маску. Не тут-то было. Она не поддаётся. Раскалённая резина приварилась к коже.

Отвратительный запах кружит мне голову. Я нечленораздельно мычу что-то.

Тащу ещё сильней. Маска ни на миллиметр не поддаётся.

Я чувствую себя как рыба, выброшенная на песок.

Вцепившись в чёртовы патлы, тяну, как могу. Пытаюсь поддеть маску снизу, под подбородком.

— О-о-о! — мычу я, слабея. Руки безвольно висят вдоль тела.

Я вдруг чувствую такую усталость, словно на мне воду возили. Я пальцем не могу пошевельнуть. Каждый вздох даётся неимоверным усилием. Я сгибаюсь в три погибели. Меня всего колотит.

И такая слабость. Я чувствую себя древним стариком. Старым как мир. Неужели старики так себя чувствуют?

Спокойно, Стив, спокойно, уговариваю я себя. Подумаешь, резиновая маска. Ну, жмёт малость, всё бывает. Прилипла. Ну и что. Сейчас снимешь и забудешь о ней.

Спокойствие. Досчитай до десяти. Рассмотри маску в зеркале. Схвати за нижний край и снимешь. Эка невидаль, снять маску!

Считаю до десяти. Подхожу вплотную к зеркалу. Увидев своё отражение, я чуть не завопил. Вот это маска. Жуть! Как живая. Вот так класс! С моими глазами она и вовсе стала настоящим лицом. Губы шевелятся. Я пошевелил своими губами, и её губы тоже зашевелились. Зелёные сопли шевельнулись в ноздрях. Пауки, казалось, ожили в спутанных желтоватых волосах.

Да это же маска, говорю себе. Клеевая, что и говорить, но всего лишь маска.

Я немного успокоился. И вдруг у меня из горла вырвалось:

— Хе-хе-хе-хе.

Это же не мой смех! И голос не мой! Так хихикают старики. Да что же это такое? Как это у меня вырвался такой мерзкий смех? Я плотно сжал губы. Только бы не повторился этот ужасный смешок.

— Хе-хе-хе-хе.

Снова эта жуть! Голос дребезжащий, тонкий. Да не голос, а чёрт знает что, какое-то хриплое карканье.

— Хе-хе-хе-хе.

Но это же не я! Кто же так гадко хихикает? Откуда исходит этот пронзительный сухой смех? Я пристально смотрю в зеркало и цепенею от ужаса.

И тут чья-то сильная рука хватает меня за ногу.

16

С криком я резко оборачиваюсь.

И смотрю вниз сквозь прорези глаз. И вдруг вижу, что это не рука. В ногу впились зубы, собачьи зубы!

— Спарки, это ты! — кричу я, но вместо моего голоса, из-под маски слышится какое-то хриплое ворчание.

Спарки попятился. Я прокашлялся и снова подал голос:

— Не бойся, Спарки. Это же я.

Господи, что это с моим голосом? Это скорей похоже на кашель, будто у меня коклюш. Это напоминает моего дедушку. На мне стариковская маска, и голос у меня стариковский. А я так стал. Словно всё тело из свинца.

Я хотел протянуть руку и погладить собаку, но руки словно отяжелели. А колени щёлкнули и заскрипели, когда я нагнулся.

Спарки смотрит на меня, склонив голову набок, а обрубок хвоста бешено вращается.

— Не бойся, Спарки, — каркаю я. — Это только маска. Страшноватая, верно?

Я наклоняюсь, чтобы взять пса на руки. И тут я увидел глаза Спарки. Они расширились от ужаса. Спарки взвизгнул тонким голосом, вырвался у меня из рук и помчался по комнате, лая во всю глотку. Так лают собаки с перепугу.

Я хотел догнать его, но ноги не слушались меня, они стали как ватные, а колени не сгибались. Разогнуться удалось лишь с третьей попытки. Голова раскалывалась. Куда мне было за Спарки! Я совсем запыхался. Да и поздно. Спарки вылетел из комнаты и заливался уже на лестнице.

— Ну и дела, — пробормотал я, потирая ноющую поясницу. Странно. Что Спарки, масок не видел? И что это я, он знал. Чего же он так перепугался? Моего скрипучего голоса?

Но как могла маска изменить мой голос? И почему я себя чувствую так, словно мне сто лет? Спасибо, хоть лицо не горит как раньше. Хотя маска так плотно облегала его, что я с трудом двигал губами.

Надо как-то снять эту маску, решил я. Чаку придётся подождать до Хэллоуина. Он ещё натерпится страха.

Подняв обе руки, я попробовал нащупать нижние края маски. Шея была какая-то морщинистая, с дряблой и очень сухой кожей. Да где же край?

Придвинувшись вплотную к зеркалу и прищурившись, я пытался разглядеть, где же края маски на шее. Морщинистая шея была вся в неприятных коричневых пятнах. Но где же нижний край? Где кончается маска и начинается моя шея?

Трясущимися руками я машинально водил по шее. Сердце бешено колотилось. Взяв себя в руки, я тщательно проверял каждый сантиметр шеи. Вверх, вниз. Ещё раз. Наконец я сдался и в отчаянии опустил руки. У маски не было края. Вообще никакой разделительной черты. Морщинистая крапчатая кожа маски стала моей кожей.

— Не-е-ет! — взвыл я голосом старика.

Надо избавиться от этой чёртовой маски! Должен же быть какой-то способ. Вцепившись в щёки маски, я потянул изо всех сил.

— Ай! — вскрикнул я от боли.

Потянул за волосы. От боли выступили слёзы. Уже не понимая, что делаю, я хватал, рвал, тащил не то себя, не то маску. От каждого движения меня пронзала дикая боль. Каждый щипок отзывался во всём теле, словно я щипал себя.

Вдруг меня осенило. Глазные щели!

Я попробовал просунуть палец под край маски. Если это удастся, я как-нибудь сниму её. Пальцы пытались нащупать хоть щёлку, хоть какой-то зазор между веками и маской. Но всё напрасно. Никакой щели.

Эта кожа с морщинами и струпьями стала моей кожей! Мерзкая маска стала моим лицом! Я и был этим мерзким старикашкой, в котором кишат пауки. Я и ощущал себя старой развалиной. У меня сжалось горло, словно его схватила железная рука.

Я снова приник к зеркалу обезображенным лбом. И закрыл глаза. Что делать? Что мне делать? Этот вопрос снова и снова проносился у меня в голове.

И вдруг слышу: во входной двери щёлкнул замок. И снизу раздался голос мамы:

— Стив, ты дома? Стив?

Что делать? Что делать? Снова тот же вопрос.

— Стив? — снова крикнула мама.

Нет, твёрдо решил я. В горле у меня что-то щёлкнуло, и оттуда вырвался старческий хрип. Ни за что. Ни за что я не спущусь. Не хватало ещё, чтобы вы видели меня таким безобразным!

— Ладно, — снова раздался голос мамы. — Я иду наверх.

17

Послышались шаги на лестнице.

В панике я бросился к двери и чуть не упал. Мои дряхлые ноги едва слушались меня.

Я успел вовремя. Только я запер дверь, как мама поднялась на второй этаж. Я прижался спиной к двери, схватившись за грудь. Сердце выпрыгивало, и я задыхался.

Я думал только об одном: что сказать маме? Она не должна видеть моё лицо. Нельзя позволить ей увидеть маску. Начнутся ахи да охи и тысяча вопросов. Не могу же я позволить ей увидеть себя в таком состоянии!

Через пару секунд мама тихонько постучала в дверь.

— Стив, ты там? Что ты делаешь?

— Я… ничего.

— Ну, так можно войти? Я тебе кое-что принесла.

— Не сейчас, — просипел я.