Генерал и его женщина - Владимир Романовский

- Зачем только я тебя сюда выписал, на свою шею. Сам бы управился. И чай бы попил, - Петрунин погрозил кулаком и шагнул к двери, - до встречи, Юленька.

Площадь, размером с теннисный корт, была битком набита людьми. Народ бушевал.

Петрунин и Ликунов устроились в стороне и приготовили блокноты, чтобы ничего не забыть.

На самодельную трибуну забрался молодой парень в джинсовой куртке. Он говорил громко и почти совершенно без глаголов:

- Тоталитарная система, мать ее! Партия, мать ее! Демократия, мать ее! Партократы, бюрократы, либералы! Долой это дело! Куда эти Сусанины нас завели, японский городовой?

Толпа одобрительно гудела. Ораторы стаскивали друг друга с трибуны, иногда начинали одновременно, получался как бы дуэт. Учтивостью и многословием никто не страдал. Петрунин чувствовал, как и в него проникает какая-то безумная сила, какое-то дикое нетерпение. Он едва успевал записывать. Над головами веял крепкий водочный дух. Все были заведены до предела. Он чувствовал необыкновенный душевный подъем. Он мысленно назвал это психологическим резонансом. Весь народ настроен на одну и ту же волну, в этом всеобщем подъеме каждый - частичка огромной, родственной силы, единого национального духа, в восторге, почти со слезами на глазах думал он, описывая карандашом свои чувства.

- Цены кто просил поднимать? Для того что ли выбирали? Теперь просят, затяните пояса мужики. Долой родное правительство! Долой одноразовое питание!

- Долой торгово-легавую мафию!

- Долой прожиточный минимум! Где отцы города, в кровь их всех с наждаком?

- Петрунин чувствовал, как энергия толпы вливается в него, как растет нетерпение и ярость.

- Мужики, менты идут! Менталитет прет, атас! Давай в сквер. Там воздуху больше. . .

Толпа качнулась и, закручиваясь, как от вихря, начала переливаться в проезд, соединяющий площадь с просторным сквером.

Петрунин едва успел посторониться.

Рядом стоял Ликунов и строчил в блокнот.

- А это что за контра? - на них показывал пальцем какой-то здоровяк с бутылкой, как с гранатой, в руке и безумными глазами.

Вокруг мгновенно собралась толпа.

- Ты за кого? - спросил здоровяк Петрунина, - за левых или правых?

- Я за интернационал, - вырвалось у Петрунина.

- Усохни, пережиток! - верзила приблизился и поднял руку.

- Я пошутил, - выпалил Петрунин, но было поздно: кулак молотом ударил по голове.

- Юля. . . - пролепетал, падая, Петрунин. Рука неудачи снова взметнулась над ним, настигла и покарала - чтобы не отвлекался. В глазах полыхнул взрыв света, посыпались разноцветные искры, и он провалился в темноту. Он не слышал ни топота ног, ни ругани, ни проклятий Ликунова, рухнувшего рядом. Толпа выплеснулась в сквер, и здесь на просторе началась драка. Бились кулаками, бутылками и длинными рейками, вырванными из палисадников. Теперь уже бились просто так, без политических соображений.

Штаб общественного спокойствия, наблюдавший схватку из окна, дал добро на действия милиции и скорой помощи.

Загудели сирены специальных машин-синих милицейских и белых медицинских. Минут через пятнадцать площадь и прилегающий к ней сквер опустели: митинг кончился. Штаб с удовлетворнием констатировал, что погибших не было, торговля за утро выполнила месячный план, а сорок семь человек, получивших телесные повреждения, организованно доставлены в ближайшие лечебные учреждения и вытрезвитель.

Петрунин и Ликунов - оба с сотрясением мозга-были отправлены в лечебный корпус пентагона у "Чистых Ключей".

- Закон парных случаев, - философски заметил дежурный военный врач, направляя их на рентген.

Глава 4. СОКРУШИТЕЛЬНЫЙ ВИЗИТ

В понедельник заместитель начальника НИИ Роман Николаевич Кронов прибыл на работу одним из первых.

Он не спеша поднялся по широким ступеням главного корпуса: коренастый, светлоголовый - от природы и от возраста, с большим, иссеченым морщинами лбом и неожиданно молодым, колючим взглядом голубых глаз.

Летнее утро играло солнечным светом и изумрудной зеленью. Плоские казенные здания института выглядели сегодня приветливее.

Он вспомнил точеные фасады Невского проспекта - жемчужные колонны, пастельных тонов здания, светлые барельефы и скульптуры, прохладное дыхание Невы, крики чаек у Литейного моста... А может быть он просто стал привыкать к новому месту?

Кронов открыл тяжелую дверь и направился в свой кабинет. По дороге заглянул в канцелярию, которая работала с восьми утра.

- Девочки, доброе утро. Головки не болят? Что новенького?

- Здравствуйте, Роман Николаевич, - рослая начальница канцелярии подняла голову от пачки подшивок, - есть одна бумаженция из Москвы, я положила в вашу папку.

- Тоже верно, подумал Кронов: если у нас шифротелеграммы зовут шизограммами, то в канцелярию должны приходить именно бумаженции, а не документы.

- Какие будут указания? - спросила Екатерина Петровна.

- Не перерабатывать. Это сейчас основная задача. Берегите энергию, впереди - тяжелые времена.

- Напугали, Роман Николаевич, у нас легких никогда не было.

Он прошел в кабинет, открыл форточку, привычно надел белоснежный халат и встал у окна. Отсюда было видно, как на центральной аллее один за другим появляются сотрудники института. Год назад Кронов занимался подбором кадров для его ведущих продразделений и пересмотрел десятки личных дел. Эту нудную работу он скрашивал астрологическими примечаниями и теперь при виде своих сотрудников в голове невольно возникала смесь анкет, аттестаций и гороскопов.

Вот у центрального корпуса остановился заместитель начальника института по научной работе Сергей Павлович Деревянов.

Высокий, преувеличенно серьезный и молчаливый. Рожден в год собаки под знаком близнецов, поэтому дисциплинирован, лишен чувства юмора, предан начальникам и работает за двоих. Получив задание, старается выполнить его как можно быстрее и становится порывистым и суматошным.. Опубликовал два десятка статей, из них половину - под фамилией прежнего начальника, за что был направлен с повышением в институт. Взысканий не имеет. Иностранными языками не владеет. В институте занимает комнату в общежитии, семья проживает в Москве. Эмэнэсы зовут его "Зэ-пэ-дэ", то есть, Зам-по-дереву.

К Деревянову подходит энергичный Михаил Борисович Орловский, психиатр, начальник спецотделения. Высокий, стройный, общительный. Обладатель короткой "под ежик" прически, густого баритона, простецких манер и настороженного взгляда. Родился в год лошади под знаком льва. Склонен несколько преувеличивать свои научные возможности, поэтому диссертация посвящена лечению алкоголизма. В последнее время занимается кодированием сознания.

К ним приблизился Николай Константинович Жарков - начальник лаборатории моделирования. Кронов усмехнулся, увидев своего однокашника. Худощавый среднего роста, он был одногодок Кронова, но из-за быстрых суетливых движений и сохранившейся шевелюры выглядел моложавее. Закончил множество курсов и два дополнительных факультета - математический и философский. Обладатель целого чемодана дипломов. До сих пор постоянно что-то изучает, ездит по конференциям и выставкам. Любитель схем, формул, медицинского спирта и песен под гитару. Часто публикует непонятные статьи в кибернетическом сборнике.

В поле зрения появляется заместитель начальника института по работе с личным составом Аркадий Федорович Седлецкий. Они энергично здороваются, обнимаются, похлопывая друг друга по бокам. Среднего роста, крепыш с молодцеватой посадкой головы. Под акуратными усами - белозубая с позолотой улыбка. Брюки отглажены, туфли блестят. Любит военные ритуалы, после трехсот граммов начинает выпивать стоя и говорить: "честь имею, господа офицеры". Локоть поднимает до уровня плеча, даже если пьет минералку. Супруга вместе с семнадцатилетней дочерью временно живут на старом месте: заканчивают среднюю школу. Взысканий не имеет. Иностранными языками не владеет, научных трудов нет. Прибыл в институт с должности заместителя начальника санатория по работе с личным составом, на которой получил хроническое отвращение к трудовой деятельности. Родился в под знаком стрельца, неравнодушен к женской красоте, склонен к удали. Эменесы зовут его "Вэ-бэ-гэ", то есть, Всадник-без-головы.

Аллею почти бегом пересек Владимир Николаевич Шаронов. Направился к виварию-кормить барана. Единственный старший научный сотрудник, которому не исполнилось тридцати. Владеет английским и немецким. Разработал новый препарат и предложил его десантникам. Сильнейшее средство для снятия страха и стимулирования работоспособности. На испытаниях выявилось побочное действие: оказалось, препарат заодно усиливает половое влечение. Комиссия предложила устранить недостаток. Импотенция - не наша проблема, заявил председатель, сам посуди, кто станет отвечать за боеготовность десанта, если после твоего препарата мужики побегут не в атаку, а к девчатам? Для узкого круга ограниченных лиц-это дело нужное, но для нас - нежелательное и даже опасное. И Шаронов расстроился. Эх, молодость, молодость, сколько пройдет времени, пока до неё дойдет, что в жизни главное.