Испытание - Владимир Николаев

Есть он решил два раза в сутки. Сгущенки осталось двенадцать банок, и галет с сухарями заметно поубавилось. Между тем у собаки аппетит возрастал. Ее он подкармливал почаще. Очень хотелось, чтобы Найда ожила.

Алексей не думал, что это лишний рот, особенно при его скудных запасах. Такое и в голову не приходило. Сам готов жить впроголодь, а Найда пусть поправляется.

Прежде чем взяться за топор, пришлось сушить вещи. На геодезическую вышку развесил одеяла, полотнище паруса, ватник, бушлат, брюки... Сухой холодный ветер быстро их высушит.

А когда пришел на берег, не увидел там шлюпки. Еще вчера вечером она, удерживаемая якорем, плясала и прыгала на волнах. А сейчас ее нет. С тоскливым сердцем побежал по берегу - ничего. Вот это потеря так потеря!

Еще теплилась слабенькая надежда, что шлюпку унесло недалеко и она отыщется. Да где там... И все же он побрел по берегу.

Море бывает злым и добрым. Во время шторма наделает бед, а как успокоится, глядишь, чем-то и одарило. Чего только не выбрасывает разбушевавшееся море. И сейчас там, куда вчера докатывались волны, то и дело попадались обломки, доски, в одном месте оказался спасательный круг с родного парохода, в другом - сломанное весло, которое теперь ему было уже вовсе ни к чему. В море больше не выйдешь и все, что плавает, уже не твое.

Алексей обошел остров и подобрал все, что может пригодиться. Не слишком порадовало море - четыре бревна выбросило, а остальное мелочишка разная. Бревна решил перетаскать к будущей избушке, и не только те, что выбросило штормом, а и те, что приметил в первый день.

На это ушла большая часть дня. Была бы шлюпка, зачалил и приплавил бы без особых усилий. Без шлюпки Алексей теперь заперт на островке. Несколько дней назад еще прикидывал, а не попытаться ли выбраться отсюда на шлюпке? Решиться на это было очень непросто. Он не знал точно, где находится, есть ли поблизости другие острова, если есть, то чем лучше этого? Не знал, далеко ли до материка и до какого берега ближе отсюда - до Ямала или до Таймыра? Знал лишь, что островок находится в южной части Карского моря, и по солнцу мог определить, где восток и запад, юг и север.

Если плыть все на юг и на юг, то можно было бы достичь материка. Это при условии, что на пути не встретятся дрейфующие льды. Если встретятся, то подхватят и утянут неизвестно куда, а тогда уже совсем пиши пропало. Да если бы и посчастливилось добраться до берега, то это еще не означало бы спасения.

Арктическое побережье безлюдно, пустынно. Сколько раз полярники, выбравшись из ледового плена, выходили на берег и погибали. Добирались до материка не в одиночку, хорошо снаряженные, а все равно пропадали.

Кому довелось плавать по Северному морскому пути, тот вряд ли не бывал на Диксоне, где стоит памятник Тессему.

Бывал на Диксоне и Алексей Башилов, вместе с товарищами по экипажу ходил к памятнику и слушал рассказы о норвежском полярном матросе Тессеме. Печальный это памятник.

В 1918 году Амундсен отправился на шхуне "Мод" в очередное арктическое плавание. Он намеревался дойти до Новосибирских островов и, дрейфуя во льдах, выйти к полюсу. К тому времени, хотя он и был открыт, но известен людям не больше, чем обратная сторона Луны.

Однако в первый год шхуна до Новосибирских островов не дошла, а вынуждена была зимовать во льдах восточнее мыса Челюскин. Район этот был слабо исследован. Амундсен и участники экспедиции принялись за его изучение и собрали важный научный материал. Предстоял многолетний дрейф, и Амундсен решил отправить материалы на материк.

"Мод" стояла в девятистах километрах от Диксона, где действовала полярная станция, а с 1915 года там стала работать одна из первых в Арктике радиостанций. Доставить на Диксон материалы - значило передать их в надежные руки, а кроме того, дать миру весточку о судьбе экспедиции, о которой с момента выхода из порта никаких сведений не было.

Для похода на Диксон Амундсен отобрал двух самых надежных участников экспедиции - Питера Тессема и Пауля Кнутсена. Отлично физически подготовленные, не новички в Арктике, они с охотой взялись выполнить поручение.

Путь до Диксона лежал по берегу Харитона Лаптева. Тессему он был известен. В сентябре 1919 года Тессем и Кнутсен простились с товарищами, оставшимися на шхуне, и с тех пор живыми их никто не видел.

Через год на розыски пропавших моряков снарядили сначала одну, а затем и другую экспедицию. В результате тщательных поисков удалось в конце концов выяснить, что Пауль Кнутсен погиб, не дойдя до цели девяноста километров, а Питер Тессем нашел смерть всего в трех километрах от Диксона. Возможно, в последние минуты он видел светящиеся окна полярной станции и высокую антенну... Так что достичь арктического берега - не значит еще спастись. Алексей это понимал, обдумывая путешествие на шлюпке, когда она у него была, а теперь даже и думать об этом нечего.

На исходе дня, несмотря на усталость, Алексей продолжал достраивать будущее жилье. Работа шла тяжело, приходилось часто отдыхать.

Как-то, распрямив спину, он глянул на море и совершенно неожиданно увидел стелющийся по горизонту шлейф черного дыма. Ветром его наваливало на воду, и он тянулся по ходу судна. В первый момент Алексей не поверил своим глазам. Но прошла минута, а дым не исчез, стал вроде бы даже гуще, приметнее. Корпуса судна, правда, сколько он ни вглядывался, различить не удавалось.

Тогда он со всех ног бросился к берегу, но и отсюда разобрать ничего не смог. Что-то вроде белеет у самой воды. Но дым, черный дым!

Проплавав несколько лет кочегаром, Алексей хорошо знал, что такой дым валит, когда в топках жгут низкосортный уголь. Он плохо горит, пар на марке трудно держать, но дымит будь здоров! Кочегары и палубные матросы проклинают такой уголь. Копоть толстым слоем оседает на палубы, на мостик, на белые надстройки. А любое судно должно сиять чистотой.

- Эй, трюмные черти, будьте вы трижды неладны, - ругают кочегаров палубные матросы, - какие черные души коптите в своих адовых топках?

Кочегары в ответ скалят сверкающие на чумазых лицах зубы и отшучиваются:

- А вы бы, палубные ангелы, подбросили нам антрацита.

Кочегарам и самим поганый уголь хуже горькой редьки: чистить топки куда труднее, нежели драить до блеска палубы. Но что поделаешь, когда ничего другого из-за этой проклятой войны нет и не предвидится.

С каким удовольствием Алексей кидал бы в топку и такой уголь, привычно ощущая на лице и на обнаженной груди нестерпимый жар. Как хорошо поработать тяжелой совковой лопатой. А потом, торопливо утерев лицо, припасть запекшимися губами к кружке с холодной водой...

Между тем дым над горизонтом начал рассеиваться и через некоторое время вовсе исчез. Перед глазами Алексея расстилалась все та же мерно раскачивающаяся пустая бугристая серо-зеленая равнина, над которой стелились низко бегущие облака.

Тоскливо продолжал смотреть вдаль Алексей, слабо надеясь, что пароход, может быть, еще покажется. Но время шло, а даль оставалась пустынной.

Перед его мысленным взором проходила привычная корабельная жизнь, которая и сейчас размеренно текла своим чередом в каких-нибудь считанных милях от него. Живо представились металлические трапы, глухо гудящие, когда по ним торопливо топают десятки ног, на судах по трапам степенно ходит только высокое начальство, все остальные почему-то непременно бегают, хотя, казалось бы, все близко, да и торопиться особенно вроде бы некуда.

И все же приятно взбежать - не подняться, а именно взбежать по трапу на жилую палубу, на прогулочную, где так и обдаст свежим влажным дыханием моря.

А как чудесно в кубрике, в столовой, в затишке на полубаке, где всегда собираются свободные от вахты...

- Сколько же времени? - У Алексея входило в привычку разговаривать с самим собой вслух. Спросив, он даже оглянулся, будто кто-то мог ему ответить. Часов у него не было, время приходилось определять приблизительно: должно быть, около четырех.

На всех судах флота в это время собираются к чаю. К чаю полагается белый хлеб с маслом - на столе прямоугольный брус масла, мажь сколько душеньке угодно. Свежий хлеб собственной выпечки, пышный, ноздреватый, душистый, какой и на берегу нечасто встречается. Замечательный хлеб пекли на пароходе. И как же он вкусен с маслом!

И так захотелось к людям, в тепло, быть сытым, делать нужную работу, а не дрогнуть на этом окаянном острове. "Шляпа я, шляпа, - ругал себя Алексей, - поздно заметил проходящее судно, не разжег костер, не дал сигнала, упустил так счастливо подвернувшийся шанс на спасение!"

Может, пароход сначала шел ближе к берегу, а он тюкал топором и заметил лишь в последний момент, когда судно оказалось мористее. Заметь он вовремя, все бы изменилось!

И как же некстати он убрал с треноги вещи. Ведь парус-то и одеяла могли заметить с парохода! Их далеко видно.

Как бы его приняли на борту! Обогрели бы и обласкали как родного, как самого дорогого гостя. Повели бы в кают-компанию, угощениям и расспросам не было бы конца.