«Битлз» in the USSR, или Иное небо - Юлий Сергеевич Буркин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Всё так, – сказал Джордж. – И что теперь, «русская идея» будет диаметрально противоположна? Исключительно гуманная, к этому вы ведете? И вообще, ваше деление мира на «русских» и «американцев» некорректно. Есть еще Восток, Индия…
– Минуточку, – остановил его ученый сторож. – Я вовсе не делю мир на белое и черное, я знаю, что есть множество других цветов и оттенков.
Он достал сигарету «Родопи» и закурил.
– Но меня интересует именно русская идея. А американская мечта удобна, так как хорошо известна и, повторю, четко сформулирована.
– Ладно, – кивнул Джордж. – Так какая любимая книга у русских? Ведь к этому вы клоните?
– Да вы умница, Джордж! – сказал сторож-филолог, полез под стол и достал большую темную бутылку вермута. Зажег спичку, поднес ее к белой пластиковой пробке, та почернела и скукожилась. Саввыч снял ее, разлил вино в три стакана и вопросительно посмотрел на Джорджа. Но тот отрицательно помотал головой, показав почти полную еще кружку с чифирем.
Выпили за филологию.
– Итак, любимая книга русских…
– «Идиот»! – воскликнул Джон и захохотал. – «Идиот» Достоевского, я даже пробовал его читать. Нудятина редкостная. Русская идея – идиотизм?!
– Ах, Леннон, Леннон, мне стыдно за вас, – погрозил Владимир пальцем. – Стыдно за эту манеру вуа… вульгаризировать. Вы, братец мой, невежественны.
Джон притворно потупился, а Пол заметил:
– А он из нас еще самый умный. Владимир пропустил шутку мимо ушей.
– Есть в России другая книга, – сообщил он. – Книга, заставляющая трепетать в резонанс всякую русскую душу. «Идиот» – прекрасное произведение, но речь пойдет не о нем. И тут уж вам придется поверить мне на слово, эту книгу вы точно не читали. «Мастер и Маргарита». Мениппея Михаила Булгакова. Но, как это бывает в России, главная наша книга – под запретом. Из-за нее-то я всего и лишился. – Владимир тяжело сел за стол, разлил по стаканам вино. – И из-за «Ивана Денисовича». Но сейчас не об этом. – Сухотин посмотрел на будильник, стоявший на столе. – Однако не торопится наш Вилен. Как бы не случилось с ним чего. Но вернемся к «Мастеру и Маргарите». Поверьте, большинство тех русских людей, которым удалось прочитать эту книгу, считают ее своей любимой. По аналогии с «Унесенными ветром» предположим, что в характерах главных героев этой книги отражена искомая нами русская идея.
В этой книге также два главных героя, тоже мужчина и женщина. Как легко догадаться, это Мастер и Маргарита. Какие же черты присущи им? Преданность своему делу, преданность своей любви. Мастер пишет гениальный роман, от которого имеет в жизни только неприятности, а Маргарита сбегает к нему от вполне успешного мужа-инженера, чтобы своей любовью поддерживать Мастера. То есть для русского грех жизни с нелюбимым страшнее греха супружеской неверности. Русскому нельзя заниматься не своим делом, даже если оно выгодное. И наконец, третье: русскому нельзя жить, работая только для выгоды. И нельзя не искать себя, не пытаться понять свое предназначение.
Значит, по «Мастеру и Маргарите» суть русской идеи состоит в следующем: «Верь в свое предназначение, ищи его, будь предан ему, люби его, будь верен своей любви, и тебе воздастся. Но не обязательно сегодня. Не обязательно при жизни». К примеру, героям «Мастера и Маргариты» в качестве вознаграждения даруется покой на том свете. Его дают им Господь и Дьявол, договорившись об этом друг с другом. Вот, собственно, и все. Все помолчали.
– То есть все вы, русские – сумасшедшие, – резюмировал Джон. – Как я. Ведь я, считай, уже американец, давно за собой замечаю, что «акаю», где не надо, и что «бензин» у меня стал «газом». Но не принимаю я эту твою американскую мечту. Между прочим, она же и английская. Да и вообще, западная, правда, Джордж?
– Да-да, – подтвердил тот. Потом подумал немного и сказал: – А во времена «Битлз» мы, пожалуй, жили как раз по русской идее.
Сухотин посмотрел на Джорджа таким диким взглядом, что тот испугался.
– Да расслабьтесь, Владимир, что с вами? – сказал он. – Не претендуем мы на вашу русскую идею, успокойтесь.
– Я и не надеялся, что это произойдет, – тихо и торжественно произнес вахтер-филолог. – Выпьем же стоя!
Пол послушно встал. Джордж поднялся на топчане на колени, перебирая по стене руками.
– Знаешь, что ты сейчас сказал, Джордж? – Сухотин помотал головой, как будто не верил в происходящее. – Ты высказал мысль, которую я обдумывал и лелеял годы. Сам! «Битл»! – Владимир выпил и кратко посмеялся. – Итак. Слушайте. Тра-та-та-там-м! – пропел он и простучал дробь по столу. – Вы, «Битлз», – русские!
Джон поперхнулся вермутом и поставил стакан на стол. «Теперь понятно, почему этого полоумного отовсюду турнули, – подумал он. – Надо с ним поосторожнее, вдруг он буйный». Джордж спокойно отпил чифиря, он ничему уже не удивлялся и большее не находил этот напиток противным. Пол возвел глаза к потолку, словно говоря: «Как мне уже надоели все эти разговоры».
Сухотин сел за стол, внимательно посмотрел на Леннона.
– Я твои мысли, Джон, насквозь вижу. За психа меня держишь. Но давайте, я вам докажу. Много лет вы добивались успеха, сочиняя популярные песенки. И вот, наконец, вы достигли максимума. Вы воспользовались достигнутым? Если бы! Вместо «песенок» вы стали писать по-настоящему интересные, сложные и не всегда понятные произведения. И перестали выступать. Вы могли бы зарабатывать миллионы и миллионы, продолжая выходить на сцену, но вы отказались от этого. Отказались от огромных прибылей, от еще большего признания. Вместо этого вы заперлись на студии и стали выдавать альбомы, один гениальнее другого. И распались на пике популярности. Потому что вам стало неинтересно друг с другом. Потому что вы перестали друг друга любить. Потому что вы сделали все, что могли сделать вместе. Это все очень по-русски.
«Битлы» с улыбкой переглянулись.
– Верно, – кивнул Джордж. – Оно само собой так получалось.
– То-то и оно, – усмехнулся Сухотин. – Мы не можем выбирать себе национальность, это она нас выбирает. Вот «Роллинг Стоунз» – американцы чистейшей воды.
– Да ерунда все это! – воскликнул Пол. – Лично я – англичанин до мозга костей!
– Лично вы – несомненно, – согласился Сухотин, – а вот вчетвером вы – русские. Ваша, Пол,
