Чернильный орешек - Синтия Хэррод-Иглз

– Я не знаю, сэр. Один из слуг, я полагаю.

– А кто отдал распоряжение?

– Так… никто, сэр, – Клемент явно был озадачен. – Я полагаю, что когда они увидели, как идет это войско…

И в этот самый момент послышался крик стоявшего на самом верху навесной башни. Этот крик передавали вниз, от человека к человеку, и вот он уже добрался до них.

– Это не шотландцы! Это йоркширское ополчение, и во главе их сэр Томас Ферфакс на своем белом коне.

Мэри-Эстер, почувствовав мгновенный прилив облегчения, взглянула на Эдмунда. Не шотландцы – старый враг, которого боялись сотни лет, – но такие же йоркширцы, как и они сами, ну а сэр Томас – он же их давний друг, человек учтивый и гуманный… Во всяком случае, не будет никаких жестокостей. Лицо Эдмунда, однако, оставалось непроницаемым.

– Поднять решетку, – спокойно скомандовал он Клементу.

У того так и отвисла челюсть.

– Но, сэр…

– Подними решетку, черт тебя подери, или прикажешь мне самому это делать? Поднимай, я тебе говорю!

Эдмунду никогда за всю свою жизнь не доводилось повторять ни одного указания, но только его неудержимый гнев в конце концов заставил Клемента отправиться выполнять распоряжение хозяина. Мэри-Эстер, окаменевшая от неверия и ужаса, подождала, пока уйдет управляющий, а потом спросила мужа:

– Эдмунд… разве ты не намерен сопротивляться? Он повернулся к ней так быстро и яростно, что она даже невольно вздрогнула.

– Против пушек? – процедил он. Она все еще не понимала его.

– Мы же не знаем, есть ли у них пушки. Клемент говорит, что там тридцать или сорок…

– Если у них даже нет ни одной пушки на этот раз, то они будут у них в следующий.

– Но вот просто так сдаться…

– Замолчи, женщина! – закричал он, окончательно выведенный из себя. – Ты осмеливаешься оспаривать мои решения в моем же собственном доме?!

Но Мэри-Эстер не желала молчать.

– Да! Осмеливаюсь, – ведь это и мой дом тоже! И я, по-твоему, должна стоять и безучастно наблюдать, как ты отдаешь кому-то мой дом, даже не пошевелив пальцем, чтобы спасти его?

В ее душе уже трепетало слово «трус», так и просясь на язык. И, словно услышав это, Эдмунд посмотрел на нее сверху вниз с выражением отчаянной муки на лице.

Грубым от страсти голосом он произнес.

– Ты забыла о том, в какое положение мы попали. Ты забыла о присутствии в этом доме моего сына. Следует помнить, что я был вынужден помогать Ньюкаслу, как теперь вынужден помогать Ферфаксу. Меня совершенно не волнует их проклятое дело, ни с какой стороны… ну неужели ты даже сейчас не понимаешь этого? Меня вообще ничто не волнует, ничто, кроме Морлэнда. И ты еще осмеливаешься называть его своим, осмеливаешься предполагать, что я не люблю этот дом так же сильно; как и ты? Ты же не можешь знать и десятой доли того, что я испытываю! Морлэнд – мой, и я должен сохранить его, кто бы ни выиграл эту дьявольскую войну! Я сберегаю то, что принадлежит мне и тебе, тебе, которая готова уничтожить его огнем пушек во имя какого-то призрачного дела… Вам, мадам, лучше помолчать, иначе можете отправляться обратно в таверну, из которой вы родом! Вот ее и удерживайте от натиска трех армий!

Горя от стыда и гнева, Мэри-Эстер внимательно наблюдала, как он бредет в сторону навесной башни. А потом, боясь, что может упасть – настолько тряслись ее ноги, – она повернулась и пошла обратно к дому. Она ждала в зале возвращения своего супруга, но увидев его в компании сэра Томаса Ферфакса – его называли Черным Томом из-за того, что он был таким мрачным и угрюмым, – Мэри-Эстер так испугалась собственного гнева, что поспешила удалиться, прежде чем следом за вошедшими в дом хлынули солдаты.

Ферфакс был вежлив с Эдмундом, хотя и проявлял легкое любопытство.

– Ваш дом весьма удобно расположен здесь для устройства в нем нашей штаб-квартиры, и я должен попросить вас позволить использовать его для этой цели, а не сопротивляться нам силой оружия. – Эдмунд холодно кивнул, и Ферфакс добавил: – У вас нет никаких возражений?

– Мои возражения, – спокойно ответил Эдмунд, – не имеют отношения к делу. У вас есть средства вынудить меня к сотрудничеству, а я предпочел бы, чтобы меня не вынуждали.

– И все же, – настаивал Ферфакс, – вы, как мне известно, оказывали существенную помощь лорду Ньюкаслу, а несколько ваших сыновей служат в армии короля.

– Двое сыновей, сэр, и мой кузен. Я не давал им своего согласия. Что касается лорда Ньюкасла, то у него, в точности, как и у вас, были средства заставить меня помогать ему.

– Следовательно, вы не поддерживаете дело короля? – спросил Ферфакс, продолжая проявлять любопытство.

– Я не испытываю ни малейшего желания помогать ни одной из сторон. Я не хочу никому навязывать свою волю… я" просто хотел бы, чтобы меня оставили в покое и дали возможность заниматься моим законным делом… да и прочим тоже предоставили бы такое же право.

По длинному и смуглому лицу Ферфакса пробежала легкая тень неприязни.

– Однако, сэр, если бы все разделяли вашу точку зрения, то не было бы никакого продвижения вперед, – изрек он.

– Если бы все думали, как я, то никакой войны вообще бы не было, – спокойно ответил Эдмунд.

Возможно, словесный поединок продолжался бы и дальше, но как раз в этот самый момент откуда-то из дома донесся звук суматохи и чей-то пронзительный крик. Эдмунд и Ферфакс разом вскочили и побежали в сторону коридора, который вел к часовне. Им пришлось протолкаться сквозь группу солдат, прежде чем они увидели Лию, прижавшуюся к запертой двери часовни, и стоявшую перед ней Мэри-Эстер. Зубы ее были оскалены в ярости, а руки широко раскинуты: она защищала ими свою служанку.

– Что здесь происходит? – резко спросил Ферфакс.

– Это часовня, сэр, папистская часовня: там алтарь и все прочее! – в сильном возбуждении выкрикнул один из солдат.

Другой тут же подхватил;

– Мы вот пытаемся выполнить свой долг, сэр, и сбросить алтарь и эти перила, а эти вот женщины, сэр, встали у нас на пути.

Глаза Мэри-Эстер так ярко сверкали, что она была похожа на обезумевшее дикое животное. Лия у нее за спиной потихоньку всхлипывала от страха, но не оставляла своего поста у дверей.

– Если кто-то из вас и войдет в эту часовню, – прошипела Мэри-Эстер, – то только через мой труп.

Из толпы донесся крик какого-то солдата:

– Да прибейте вы эту папистскую шлюху!

– Молчать! – прогремел Ферфакс. С лицом, почерневшим от ярости, он повернулся к солдатам. – Сержант, кто это сказал? Выведите этого человека на двор: я с ним разберусь позже, – он снова повернулся к Мэри-Эстер, и выражение его лица смягчилось. Ферфакс был способен понять отвагу такого вот рода. Учтиво поклонившись Мэри-Эстер, он сказал: – Мадам, заверяю вас своим честным словом: вы можете совершенно не опасаться ни за вашу часовню, ни за вашу жизнь. Бэртон, подойди сюда. – Вперед выступил флегматичного вида солдат средних лет и молча посмотрел на своего генерала. – Пока мои солдаты находятся в этом доме, мадам, – продолжал Ферфакс, – у этой вот двери будет стоять охрана, так что можете не опасаться. Бэртону я полностью доверяю. Бэртон, оставайся здесь на посту и не позволяй входить никому, кроме членов этой семьи. Попозже я договорюсь, чтобы тебя сменили.