Флейта Нимма - Марина Кимман

Кого-то рядом тошнило, мучительно, на пустой желудок. Аллегри почувствовал себя беспомощным, как было в детстве, когда мать медленно умирала не то от болезни, не то от какой-то отравы. Ему пришлось напомнить себе, что ее вот уже сорок пять лет как нет в живых, а сам он давным-давно вырос.

Кроме того, у него есть дело, которое надо закончить.

Он стряхнул с себя наваждение и встал. Звук никуда не делся, но, по крайней мере, теперь Аллегри смог взять себя в руки.

Флейта была на месте. После встречи со странным существом в пещере Гардалам он понял, что чувствует, где инструмент находится в каждый момент времени. Даже сквозь сон.

Омо стояла на четвереньках, чуть поодаль от стоянки. Ее лицо было перепачкано пылью, волосы восковыми сосульками спадали на глаза, по лбу стекали капли пота, перемешиваясь с осевшей на коже грязью. Глаза смотрелись странно на этом, примерно так же выглядели бы редчайшие на свете бриллианты на огородной грядке, среди капусты, навоза и сорняков.

Она заметила Аллегри, осклабилась и тут же ее настиг очередной приступ.

— Ну? Чего тебе? — откашлявшись, спросила она.

Аллегри больше всего беспокоило, дойдет ли она до Синего острова. В противном случае пришлось бы искать Лемта, а где он сейчас, думал художник, не знает никто. Возвращаться в пещеру Гардалам не хотелось — при одном воспоминании о Нимме его пробирала дрожь.

— Ты…

— Нет, я не умираю, — ее снова стошнило. Вытирая выступившие слезы тыльной стороной ладони, она пробормотала. — Мне говорили, что кровь прячется, когда приходит жизнь. Кажется, я поняла, что это значит.

Омо шумно сглотнула, сдерживая приступ тошноты.

— И что это зна… — начал Аллегри, и тут до него дошло. Он отступил, как будто Омо заболела смертельно опасной болезнью, хотя ни болезнью, ни тем более смертельно опасным ее состояние не было. По крайней мере, вначале.

— Ты сможешь идти?

Омо смерила его взглядом, в котором ясно читалось мнение девушки по поводу интеллекта Аллегри.

— Я не умираю, — повторила она, и, словно в доказательство, хлопнула ладонью по коленке и встала, дескать, "смотри, как я могу. У меня все хорошо". Впечатление несколько портило то, что ее шатало.

Впрочем, после завтрака, пусть и скудного — соленое мясо, сухари и вода — она стала чуть более похожа на человека. Правда, Аллегри все равно сбавил темп — не потому, что Омо еле тащилась, а потому что еще вчера, на закате, он заметил в небе чайку. Два-три дня, даже прогулочным шагом, и вот они у цели. Теперь можно было не спешить.

Аллегри улыбнулся и закинул руки за голову, потянулся. Ему не верилось, что путешествие наконец-то подходит к концу. Он даже начал насвистывать какой-то мотивчик, чего за ним никогда не водилось.

— Ты сильно веселый, — задыхаясь, проговорила Омо у него за спиной, — в последнее время.

— Еще бы, — сказал он. — Мы ведь идем исполнять желания. Не так ли?

Она выглядела ужасно. Чем дальше они продвигались, тем осмысленнее становился ее взгляд, но сама девушка как будто таяла. Сквозь кожу просвечивали вены, губы потрескались… она стала просить Аллегри об отдыхе, пусть редко, но все же. У него сложилось впечатление, что от того, чтобы лечь и больше никогда не двигаться, ее удерживает только нежелание выдавать свою слабость.

Хотя они оба прекрасно понимали, что это бравада, и ничего больше.

Равнина кончилась.

На рассвете они вступили в лес, на седых от времени деревьях которого не росло ни единого листочка. Землю покрывали скелеты каких-то чудовищ, да так плотно, что не переломать себе ноги можно было только чудом.

Жизни здесь не было, и уже очень давно.

Аллегри шел, спиной ощущая чье-то настойчивое внимание, и был очень рад, что они идут при свете дня и что лес — довольно-таки быстро — стал редеть. Повеяло морской свежестью.

Омо выдохнула. Лицо у нее было зеленоватого оттенка, и Аллегри испугался, что ее снова стошнит. На какой-то миг он почувствовал сострадание к ней, но это ничего не значило.

Не было в этом мире вещи, которая стоила бы флейты.

— Гнусное местечко, — сказала девушка, затем, помолчав, добавила. — Я видела человеческий скелет.

Лес кончился. Стволы деревьев раздались в стороны, открывая широкую, в полкилометра, полосу берега. Песок был почти такой же белый, как снег.

Морской мусор — ракушки, галька, скелеты рыб — был разбросан у самого края леса.

— Время отлива, — сказала Омо, — нам лучше идти рядом.

Там, куда отступило море, стояли валуны, словно каменные рыбаки, проверяющие свои сети под этим пасмурным небом.

И Аллегри не выдержал. Он бросил вещи и побежал к воде.

Ему хотелось удостовериться, что море существует, что это не плод его воспаленного воображения. Может, он до сих пор лежит в Поющей пустыне, умирает под лучами беспощадного солнца, среди звона песка, и все это только снится ему?

Он вбежал в полосу прибоя, и со следующей волной почувствовал, как вода заливает его уже изрядно прохудившиеся сапоги. Никогда еще, со времен своего детства — неужели это было, его четыре года и мать, отчитывающая за то, что он снова влез в лужу? — он не был так счастлив. Осталось совсем немного.

Аллегри прищурил глаза, вглядываясь в горизонт.

Послышался шорох песка.

— Что ты ищешь? — спросила Омо.

— Неужели меня обманули?

— Кто? — спросила Омо.

Аллегри не ответил.

— Нам нужен синий остров.

— На Севере только горы, — сказала девушка.

Аллегри посмотрел на нее, затем туда, куда указывала Омо.

Действительно, на Севере виднелась, полускрытая в облаках и туманах, горная гряда. Никакого признака острова, только вода, бушующая среди острых скал.

Художник, задев девушку плечом, прошел мимо, водрузил на себя сумки и, не оглядываясь, двинулся на юг. Омо некоторое время наблюдала, как он шел по линии прибоя, совсем крошечный перед лицом океана, и бесконечно одинокий. Как последний человек в этом мире, почему-то подумала она.

Аллегри обернулся.

Омо нагнала его.

На то место, где она только что стояла, села ворона и склонила голову. Аллегри едва заметно кивнул ей.

Скоро, очень скоро.

Где-то рядом был поселок. Омо поняла это по тому, что чем дальше они продвигались, тем больше человеческого мусора выносило на берег моря — деревяшки, снасти, даже маленькая расписная игрушка.

Ближе к полудню Аллегри наткнулся на две лодки, лежавшие у границы леса. На них кто-то накинул дырявую рыболовную сеть, и по ней, оглашая берег пронзительными криками, прохаживались чайки. Одна лодка уже никуда не годилась — сквозь дыры в ней мог бы пролезть даже не слишком худой человек. Зато другая выглядела вполне крепкой.