Германия в ХХ веке - Александр Ватлин

Признав удовлетворение материальных потребностей населения главной задачей социалистической экономики, правящие партии в этих странах фактически смирилась с «несовершенством» народа, которым ей пришлось руководить. В ГДР приходилось учитывать «тлетворное влияние Запада» вплоть до технических заданий на производство новой техники: производимые телевизоры оснащались специальным декодером, позволявшим принимать передачи из ФРГ. Появление сети «интершопов», торговавших на валюту, означало, что власть закрывает глаза на хождение в стране западногерманской марки. Это в значительной мере подогревало ажиотажный спрос на нее, на «черном рынке» курс обмена двух немецких валют колебался вокруг соотношения 1:10 в пользу Запада. Роль ССНП как регулятора социального равенства и справедливого распределения материальных благ (продвижение по службе, гарантия равноправия женщин, путевки в санатории, распределение жилья и дефицитных товаров) постоянно падала. Если в «эпоху Ульбрихта» ГДР выступала в роли государства для рабочих, открывая для них возможности социального подъема и интеграции в правящую верхушку, то в последующий период ситуация меняется. Хотя принцип «зависимости социального подъема от политической лояльности» (Р. Гайслер) сохраняется, структура общества становится более консервативной, среди студенчества дети рабочих уступают место «потомственным» интеллигентам и управленцам. Альтернативным капиталом для граждан ГДР (и источником нового социального расслоения) все больше оказываются связи в номенклатурных кругах, доступ к «теневой экономике» и наличие родственников в Западной Германии.

Относительность «железного занавеса», продолжавшего разделять две мировые системы, чувствовалась в ГДР как ни в какой другой стране социалистического лагеря. Только в 1976-1985 гг. 170 тыс. граждан республики смогли легально переселиться на Запад. За этот же период среднегодовая цифра посещений жителями ГДР Западной Германии и Западного Берлина держалась на уровне полутора миллионов человек. Хотя 97 % от этого числа приходилось на пенсионеров, магический вопрос «а как там?» не оставался без ответа. Не прекращались и попытки нелегального пересечения германо-германской границы, при которых восточные немцы демонстрировали удивительную изобретательность. В дело шли любые средства передвижения от дельтапланов до воздушных шаров, люди прятались в грузовых отсеках самолетов, багажниках автомашин и даже в радиолах. Подобные авантюры были связаны с серьезным риском для жизни, так как на границе продолжали стрелять. Только у берлинской стены погибло около ста человек, ее последняя жертва была датирована шестым февраля 1989 г.

Чтобы нейтрализовать влияние западного соседа, властям ГДР наряду с репрессиями приходилось многое прощать и на многое закрывать глаза. 4200 молодежных клубов с дискотеками и барами на территории ГДР мало чем отличались от своих старших собратьев по ту сторону границы. Советские туристы, посещавшие «братскую страну социализма», чувствовали себя почти за «железным занавесом». Оттуда попадали в СССР не только журналы с фотографиями западных звезд, первые кроссовки, джинсы и майки с рисунками, но и стереотипы альтернативной культуры и европейского образа жизни. Состоявшийся летом 1973 г. в Берлине Всемирный фестиваль молодежи и студентов стал одним из самых массовых общественных мероприятий, способствовавших (пусть даже под чутким партийным руководством) сближению нового поколения Восточной и Западной Европы, развитых государств и стран, еще недавно находившихся в колониальной зависимости.

Молодежная политика поздней ГДР не ограничивалась послаблениями по отношению к массовой культуре Запада, серьезное внимание уделялось материальной поддержке молодых семей, так как по количеству разводов страна продолжала занимать одно из первых мест в мире. Но именно те, для кого так старались партийные и комсомольские работники, не желали признавать Германскую Демократическую Республику «своим» государством. Для молодого поколения было характерно не политически мотивированное сопротивление власти, а нонконформизм, проявлявшийся в быту, вызывающем поведении, в отказе от общественной работы, тяге к неформальным объединениям, в том числе и с криминальным оттенком. Представители старшего поколения демонстрировали свое несогласие с системой, подавая заявления на выезд в ФРГ. Унизительная процедура их рассмотрения длилась годами и сопровождалась исключением из общественных организаций, распродажей имущества, прощанием навсегда. Впрочем, эта с каждым годом растущая категория населения (Republikflüchtlinge) вызывала вопреки усилиям пропаганды СЕПГ уже не брезгливость, а сочувствие и даже зависть окружающих.

Лишь незначительное меньшинство граждан в условиях «реального социализма» поднималось до политического протеста, превращая его в цель своей жизни и обрекая себя на лишения и репрессии. Доклады министерства госбезопасности ГДР отмечали следующую тенденцию – чем выше образовательный уровень человека, тем более сознательно и активно его участие в нелегальной оппозиции. После подписания Заключительного акта в Хельсинки ее акции сосредоточились на обеспечении прав человека. На первых ролях оставались известные в ГДР и за ее пределами лица с солидным оппозиционным стажем. Власть жестко реагировала на их выступления, не делая скидок ни на прошлые заслуги, ни на массовую популярность. В 1976 г. был определен под домашний арест «немецкий Сахаров», физик и философ Роберт Хавеман, в том же году выслан из ГДР бард Вольф Бирман, которого Хонекер еще в 1965 г. определил как «мещанскианархиствующего социалиста».

Репрессии вызвали волну протестов творческой интеллигенции ГДР, в том числе и среди старых коммунистов с веймарским партийным стажем, считавшихся идеологической опорой режима. Как правило, власти не препятствовали выезду известных широкой публике лиц в ФРГ. «Литература страдала прежде всего от эмиграции писателей, ибо их роль в ГДР была гораздо более значительной, чем на Западе» (Г. Вебер). Как и в Советском Союзе те из них, кто отлучался от власти и терял возможность публиковаться за государственный счет, обращался в «самиздат» и «тамиздат». При этом многие из диссидентов сохраняли свои левые убеждения, в традициях «пражской весны» строя планы совершенствования нового общества. В таком ключе была написана книга Рудольфа Баро «К критике реально существующего социализма», появившаяся на Западе в 1977 г. Освобождение обвиненного в шпионаже Баро из тюрьмы после международных протестов было исключением из практики «выкупа» политических заключенных, каждый из которых обходился западногерманскому бюджету в среднем около 100 тыс. марок.

Под влиянием событий в Польше оппозиционное движение ГДР перешло в 80-е гг. к новой тактике, перенеся акцент на завоевание массовой базы и поддержание вялотекущего кризиса власти. Еще одним польским уроком стала активизация протестантской церкви, заявившей о себе как о прибежище не только для христиан, но и для всех гонимых. Под ее патронажем в ГДР развернулось независимое от власти пацифистское движение, охватившее в основном студенческую молодежь. Оно выдвигало претензии и к обеим сверхдержавам, и к руководству ГДР, которое ввело в 1978 г. в старших классах школ начальную военную подготовку в качестве обязательного предмета. В воззрениях пацифистов преобладала религиозно-этическая аргументация, лозунгом движения стало библейское изречение «перекуем мечи на орала». Отсутствие в деятельности «неформалов» явной антиправительственной составляющей затрудняло применение репрессий против них, хотя контакты лидеров пацифистского движения с единомышленниками в Западной Европе и рассматривались властью в качестве дестабилизирующего фактора.

Перед лицом массовых проявлений нонконформизма руководство ГДР было вынуждено пойти на пересмотр идеологической базы своей легитимации. Открытость германского вопроса не позволяла ему мобилизовать в свою пользу националистические настроения, как это было в других странах Восточной Европы. Сохраняя опору на марксизм-ленинизм и революционные традиции германского рабочего движения, идеологи СЕПГ попытались дополнить ее аргументами от истории. В 1980 г. на свое историческое место в центре Берлина была возвращена конная статуя Фридриха Второго, появилась достаточно объективная биография Бисмарка, что заставило средства массовой информации ФРГ заговорить о «реабилитации прусского духа». В 1983 г. в ГДР широко отмечался юбилей не только Карла Маркса, но и Мартина Лютера – и тот, и другой были провозглашены величайшими революционерами своего времени. Стремление представить страну хранительницей германского наследия (и тем самым противопоставить ее «американизированной» ФРГ) вызвало позитивную реакцию в обществе, но не могло нейтрализовать его ориентацию на политическую культуру и материальное благосостояние Западной Германии.