Контур человека: мир под столом - Мария Александровна Аверина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, тогда посиди здесь или в своей комнате поиграй. Такой хлопотный день, так много людей…
И Бабушка загремела чем-то на плите, перекладывая в очередное блюдо что-то очередное и ароматно дымящееся.
– Тебе чайку налить? – уже убегая в комнату с занятыми блюдом руками, спросила она.
– Да-а‐а… – чтобы что-то сказать, ответила я. Мне было так скучно, что не хотелось даже чаю.
– Налью, налью, налью, бегите! – в кухню ворвалась Зинаида Степановна с горой тарелок в руках. – Бегите! Там вас уже ищут!
Бабушка стремительно унеслась, а Зинаида Степановна плюхнула в мойку принесенную пустую посуду, обтерла руки о передник и взялась за чайник.
– Тебе сахарочек положить, детка?
– Не-е‐е‐ет…
– Ну, ладно, ладно… на тебе чашечку. Смотри, если горячий, подожди. А я сейчас… сейчас к тебе приду, – захлопотала Зинаида Степановна, в свою очередь, накладывая в чистое блюдо что-то из другой кастрюли. – Я сейчас, сейчас, вот только отнесу гостям.
И она тоже убежала.
Чай был горячий.
Делать было решительно нечего.
В комнате орали и топали, смеялись и пели. Время от времени мимо кухни в ванную или в туалет пролетал кто-нибудь, возбужденный, разгоряченный и красный, на ходу бросая:
– Машунька, привет! Ты тут скучаешь?
– Да-а‐а‐а, – тянула я, подперев голову рукой и глядя в чашку.
– Ну, ничего, ничего! Посиди, отдохни и иди к нам! – неизменно повторял каждый на обратном пути.
Какое-то время это меня развлекало: угадывать, то же самое скажет следующий бегущий в туалет или же какие-то слова поменяет? Но потом опять стало скучно.
Чай остыл. Я его попробовала и пожалела, что не попросила Зинаиду Степановну положить сахар. В комнате опять орали «Горько!» и долго-долго чему-то аплодировали.
Чай был противно теплым. Требовалось что-то, что скрасит мне одиночество и его горьковатый вкус.
Я раскрыла холодильник.
Почти все полки опустели, и только внизу над овощным ящиком, на стекле ровной стопкой стояли коробки с конфетами. Я наугад потянула одну из них.
Какое-то время я боролась с красивой ленточкой, которой она была перевязана, а когда открыла крышку, в золотых гнездышках лежали ровные шоколадные шарики.
Недолго думая, один из них я отправила в рот. Шоколад подтаял, во рту стало перекатываться что-то круглое, и язык защипало. Я вытащила изо рта это нечто круглое, и оказалось, что мне попалась… целая вишня!!!
Это был праздник души. Вишню я любила очень. Поэтому мое наслаждение не портило даже то, что с каждой вишней язык отчаянно загорался чем-то жидким и остро пахнущим. Но я решила эту проблему: после каждого шоколадного кругляшка я глотала горький чай и одна горечь гасила другую.
Вскоре коробка была наполовину пуста, а чай у меня кончился. Почему-то очень захотелось спать. И одновременно танцевать.
Музыка как раз гремела в большой комнате, и я поплелась было туда. Но, заглянув в двери, от этой идеи отказалась: там было душно, парко, накурено и света белого не видать от отплясывающих в центре между столами тел.
Почему-то сильно кружилась голова. Держась за стены, я вернулась на кухню. Предательски подгибались ноги, глаза закрывались, и одновременно внутри меня закипало какое-то безбашенное веселье.
Следовало подкрепиться, чтобы не упасть.
Я засунула за щеку еще один шоколадный кругляшок, подставила табуретку, дотянулась до чайника, но вода из него почему-то пролилась мимо чашки. А сама чашка покачнулась и с печальным звоном, словно в замедленной съемке, достигла пола и разлетелась на кучу мелких осколков.
Из комнаты грянул дружный хор:
Два кусочека колбаскиУ тебя лежали на столе!И так это показалось мне заразительно, что я изо всех моих детских оставшихся сил заорала:
Ты рассказывал мне сказки,Только я не верила тебе!– Маша! Что ты тут разбила?
Бабушка, судя по всему, подоспела как раз вовремя. Голова моя закружилась, и, проваливаясь с табуретки в какую-то сладкую дремоту, я ощутила, как ее руки подхватили меня, и услышала громовой хохот великана:
– Судя по всему, постсоветская конфетная промышленность по инерции еще наливает в настоящий шоколад настоящий ликер!
Очнулась я в гробовой тишине в своей постели. Горел зеленый ночничок, рядом на стуле клевала носом Зинаида Степановна.
– Ба-буш‐ка! – заорала я, внезапно испугавшись этой тишины.
Зинаида Степановна аж подскочила.
– Тихо, тихо, деточка! Слава богу, очнулась! Нету бабушки, гулять все уехали. Спи, деточка, спи, мое в чужом пиру похмелье…
И я, не в силах противостоять ее ласково‐воркующему голосу, снова закрыла глаза и поплыла в пустоте, где рядом со мной летела Моя Тетя в развевающейся по ветру фате, Мой Теперь Уже Дядя, крепко держащий за руку Мою Тетю, Бабушка с блюдом в руках, великан, который все пытался меня догнать и всучить мне очередной цветок из апельсина. Все мы выпорхнули из окна девятого этажа нашей квартиры, и за нами стартовали и стартовали все новые и новые незнакомые мне нарядные люди, которые махали руками, как крыльями, и кричали «Горько!». Внизу во дворе стояла пожарная машина с лестницей, которая так и не смогла дотянуться до наших окон, и на ней, держа в одной руке горшок, а в другой – вонючую тряпку, степенно возвышалась Зинаида Степановна.
– О господи! Давно я так не смеялась, – то и дело захлебывалась телефонная трубка во время моего рассказа.
– Понимаете? Бабушка еще долго потом мне выговаривала, что я чуть не испортила все свадебное торжество. Но в конце концов она же меня простила! А Тетя и Дядя вообще об этом не вспоминают, так, как будто этого и не было!
– Ну, ты же все это не нарочно сделала! Ты просто еще совсем маленькая! И за все эти проказы тебя еще можно и нужно извинить! – Женщина на том конце провода вдруг как-то судорожно вздохнула, словно захлебнулась. – Но рано или поздно детки вырастают, становятся взрослыми. И то, что в нежном возрасте было маленькими и невольными шалостями, бывает, превращаются у них в большие умышленные подлости… Которым нет и не может быть прощения!
– Как так? – изумилась я. – Почему?
– Потому что если все-все прощать, то подлость весь мир захватит, – жестко произнесла трубка. – И тогда таким очаровательным фантазеркам, как ты, совсем негде будет жить. Так мы будем звонить в милицию или нет?
И тут в прихожей щелкнул замок.
Я уронила трубку и побежала к двери. Усталый, сонный и мокрый Бим прошлепал мимо меня к своему месту и не лег, а буквально упал на него, словно в изнеможении. У Бабушки было бледное, переполошенное лицо.
– Маша! Как ты меня напугала? Я бегу по улице и вижу, что во всей квартире горит свет! Что случилось? Почему ты не
