Пасадена - Дэвид Эберсхоф

Брудеру нужно было придумать, как лучше всего победить мороз. Он распорядился расставить по одному фумигатору на каждые четыре дерева, а некоторые деревья обогревать лишь кострами в ямах. Он прекрасно понимал, что некоторые апельсины замерзнут еще до рассвета, но сказал работникам, что лучше лишиться всего урожая, чем хотя бы одного дерева. Однако Уиллис не согласился с доводами Брудера и стал говорить, что лучше расставить фумигаторы равномерно по всему саду, то есть по одному на каждые восемь деревьев.

— Может, мы вообще ничего не потеряем. Может, и холодать больше не будет, — говорил он.

— Я не хочу ничего потерять из-за твоих надежд, — ответил Брудер, разбивая работников на пятерки. — Один фумигатор на четыре дерева! Пошли! — прокричал он, сложив руки рупором.

— Ты, кажется, забываешь, чье это ранчо, — сказал Уиллис.

— Ничего я не забываю, — отозвался Брудер и добавил: — А вот ты, может быть, забыл.

Все почувствовали, как между Брудером и Уиллисом словно бы сверкнула молния. Многие работники удивились, что Брудер позволил себе так резко разговаривать с капитаном Пуром, а еще больше удивились тому, что Уиллис это ему позволял.

Немного погодя Уиллис бросил:

— Некогда теперь спорить. Работать надо.

К полуночи все уже были в роще, к каждому ряду деревьев тянулась цепочка людей. Один копал неглубокую яму, другой ставил в нее фумигатор. Потом они вытягивали шланг из тележки с заправочной емкостью и заливали топливо в основание фумигатора. Они поджигали его, жар от дымного пламени втягивало в трубу, из нее поднимался жирный черный дым и хлопьями копоти садился на лица. Лолли помогала наполнять емкости, Линда с миссис Юань торопливо носили кофе из кухни в рощу, Уиллис выполнял указания Брудера, как самый послушный работник.

Сделав кофе и прицепив бидоны с ним позади каждой тележки, Линда сказала, что тоже будет помогать. Она огляделась, ища, чем бы заняться, и, как ей показалось, совершенно не нарочно стала помогать Уиллису — она копала яму для фумигатора, а он как следует устанавливал его туда.

За работой Уиллис почти ничего не говорил. Она спросила, был ли когда-нибудь такой мороз, и он ответил: «За последние два года — нет». Она чувствовала, что он думал о том же, что и все: почему роща оказалась так плохо подготовленной к зиме? В конце концов он сказал:

— В последний раз морозная зима была в двенадцатом году. Тогда говорили — такой холод бывает раз в сто лет. Помню, отец сказал мне: «До следующего такого же холода я не доживу».

Лолли с удовольствием управлялась со шлангом топливной емкости, наполняя фумигаторы и перекрывая кран.

— А вот! — покрикивал Брудер, и руки Лолли в перчатках земляничного цвета поворачивали кран, и она склонялась прямо над самой емкостью.

— Хватит, Лолли! Закрывай!

И она беспрекословно подчинялась. Теперь ее волосы совсем растрепались, густой блестящей волной спускались по плечам, а бобровая шуба была жирная, перепачканная топливом. Масло совсем испортило шубу, но Линда видела, что Лолли веселится от души. Уиллис был весь в грязи и саже, перчатки из телячьей кожи порвались, глаза были грустно опущены, как будто он думал, что, как только вернется домой, сразу сожжет всю одежду, что была сейчас на нем. Нос у него покраснел, он взял Линду за плечи и сказал: «Вы замерзли, смотрите, как бы нос и уши не обморозить». Он спросил, не хочет ли она вернуться в кухню и приготовить еще кофе. Работники одобрительно загудели, и Линда поспешила обратно через всю рощу, слушая, как под ногами ломается похожая на рыбью чешую корочка льда.

На минутку Линда остановилась у одиноко горевшего фумигатора; он стоял за много сотен ярдов и от других фумигаторов, и от дома для работников. Вдалеке, на противоположном конце ряда деревьев, виднелась цепь огней и слышалось шипение масла. Небо было совсем черное, Линда потянулась и сорвала с ветки апельсин. Он был твердый и тусклый, и Линда знала, что его все равно выбросят, что с ранчо Пасадена будут увозить целые телеги с битыми, испорченными плодами, годными разве что на корм свиньям. У плиты, варя кофе, она задумалась, сколько еще пробудет в Пасадене и радостно ли примут ее обратно Эдмунд, Паломар и Дитер. Может быть, брат не пустит ее и на порог; с ужасом она снова вспомнила о том, что так и не ответила ни на одно его письмо. Куда она денется после того, как закончится сезон апельсинов? Попросит Брудер ее остаться? У нее не было ничего, кроме одной смены одежды и холодившей шею коралловой подвески. Даже теперь все мужчины в ее жизни так и подсказывали ей, что делать, а от чего лучше воздержаться, куда идти, а где лучше не появляться, где стоило спать, а где — нет. Куда податься, если ни Брудер, ни Уиллис не захотят ее больше видеть? Она представила, как ездит вместе с «апельсинщиками» по Калифорнии — на виноградники, где они работали летом, или на север, где, по их рассказам, все было по-другому и никто к тебе не приставал. Она представляла, как со склоненной головой идет к Уиллису, умоляя о помощи. Она ненавидела свою зависимость и даже начала спрашивать саму себя: может она или нет стать хозяйкой собственной жизни?

Через кухонное окно ей были видны горелки и дрожащие огоньки в них. Линда чувствовала запах масла, знала, что утром по всей долине запах будет такой же горький; даже сердцевина роз Лолли покроется жирным слоем.

Когда Линда принесла работникам кофе, она заметила, что Уиллис ушел.

— Выдохся, — сказал Брудер.

— А вот и нет, — возразила Лолли. — Ему просто нехорошо.

— Нехорошо? — переспросила Линда.

Но разговаривать было некогда; Брудер попросил Линду помочь заполнить топливную емкость, и она поехала вместе с ним и Лолли к сараю, где хранилось топливо.

— Ваш брат развалит все ранчо, — сказал Брудер, протягивая Лолли руку и помогая спуститься с тележки.

Вместе они направили шланг из цистерны в большую железную бочку в сарае, вставили его в розовую потрескавшуюся горловину бочки. Скоро масло начало литься, и в воздухе повис его горький запах. Лолли сказала, что не может его переносить, вышла и присела на деревянный ящик ярдов за сто от сарая.

— Подожди минуту и закрывай кран, — сказал Брудер Линде.

Она увидела, как он пошел вслед за Лолли, сел рядом с ней, и ей показалось, что их плечи соприкоснулись и они прижались друг к другу, как будто спасаясь от холода. Прошла минута, она потянула ручку крана, емкость на железных ножках вздрогнула, в шланге захлюпало. Линда крикнула Брудеру и Лолли, что емкость наполнилась и можно нести ее в рощу. Они сидели далеко, так что лиц их ей нельзя было разглядеть, но она услышала голос Брудера:

— Сейчас!

Но Линда не стала ждать. Она побежала к ним, чтобы расшевелить их, поднять на ноги. Она так рассердилась, что свела брови, и на бегу вдруг подняла глаза и увидела совершенно темный дом; только в комнате Уиллиса горел свет. Она приостановилась и долго смотрела на дом, надеясь, что он появится в окне, но в особняке ничего не двигалось, он как будто парил над холодной долиной и рощами, обрамленный тисовыми деревьями. Но вот в противоположном конце особняка зажегся золотой свет еще в одном окне, и она увидела, как Уиллис входит в комнату, где она теперь жила. Что он там делал? Что ему было нужно? На свету Линда видела лишь его черный силуэт; он подошел к окну и стал пристально разглядывать долину, где стояла сейчас она, вглядываясь в темную морозную ночь.

10

Оказалось, что Брудер был не прав — к часу ночи температура выровнялась, а к двум поднялась уже выше точки замерзания. Двадцать пять тысяч галлонов масла и полтонны дров пошли, можно сказать, коту под хвост. Ни одно дерево не пострадало, а Хертс со Слаймейкером подсчитали, что от заморозка погибло не больше тысячи апельсинов. К утру ранчо успокоилось. Усталые работники недовольно ворчали. Сначала они сердились на Уиллиса, потом стали винить во всем Брудера, повторяя: «Да кто здесь, в конце концов, хозяин?»

Линда вернулась к себе, но у нее было всего несколько минут, чтобы переодеться и бежать обратно в кухню. Уиллис ничего не трогал — или?.. Если трогал, то аккуратно поставил на место — но она чувствовала его присутствие; в воздухе, над кроватью, висело какое-то беспокойство, оттого что он дышал здесь. Линда ожидала, что увидит отпечатки его пальцев на серебряной ручке щетки или на ручном зеркале, но не увидела ничего. Чего же он хотел? Если бы коралловая подвеска была не на ней, он точно подержал бы ее в ладони — это она очень легко себе представила. И тут она увидела маленькую шляпку, которую купила, когда уезжала в Пасадену. Она лежала на гнутом стуле и казалась какой-то другой, перетянутой по-новому, а на ленте, где когда-то крепилось белоснежное орлиное перо, теперь красовалось вощеное перо беркута. Откуда об этом узнал Уиллис? Кто ему рассказал?