Пасадена - Дэвид Эберсхоф

— Но почему же не сегодня?

Она ответила, что ей нужно вернуться на кухню. Уиллис сказал, что сегодня будет музыка, и, понизив голос, добавил, что на льду уже охлаждается отличное шампанское, Лолли его пить не будет, а ему одному пить не очень удобно.

— Линда, ну пойдемте же, выпьем немного!

Она задумалась; в зеркале отражалась красивая девушка, одетая скорее для вечернего приема, чем для ночи у костра.

— Нет, не могу, — не сдавалась она.

Тогда Уиллис сказал:

— А если я очень попрошу?

Он нетерпеливо застучал в дверь, потом повернул ручку (только сейчас Линда заметила, что из двери давно уже вырезали замок) и показался на пороге ее комнаты. На нем был смокинг, волосы тщательно уложены и зачесаны назад; он потрясающе выглядел, а в руке держал розу с белой сердцевиной.

— Ну как, согласны? — спросил он.

И Линда, которая не всегда умела быть твердой, ответила:

— Разве что на двадцать минут, а потом уйду вниз.

Она вошла в зал, где ее встретили веселые звуки музыки. Вслед за ними они спустились по лестнице, прошли мимо окна, из которого открывался вид на горы; фонари обсерватории мерцали, как низкие звезды. На лоджии стоял граммофон в богато лакированном деревянном ящике, и из его широкого раструба вырывались звуки джаза. Лолли, сидя в плетеном кресле-качалке, просматривала газеты. Уиллис спросил:

— Налить вам сидра?

Он подмигнул ей, исчез куда-то и вернулся с двумя коричневыми кружками, наполненными шампанским. Линда поднесла свою кружку к губам и тут же почувствовала, как будто поднялся какой-то шарик и ударил ей в голову. С непривычки закружилась голова.

— Тоже болеете? — спросила Лолли. — Слышу — кашляете.

— Давайте поставим настоящую музыку! — предложил Уиллис.

Он поменял пластинку, опустил на нее тонкую, как нос колибри, иглу. Раздались ритмичные звуки фокстрота, Уиллис притопывал ногой, в кружке у него плескалось шампанское. Его начищенные туфли сияли, медаль тоже как будто как следует почистили. Накануне он ходил к парикмахеру, розовый шрам на шее сейчас был хорошо виден, и Уиллис беззаботно промокнул его носовым платком, а потом аккуратно стер с брюк пролитое шампанское.

— Вы любите танцевать? — спросил он Линду.

— Конечно, — отозвалась Лолли. — А какая девушка не любит?

— Ты, сестренка.

— Я — совсем другое дело! — возразила Лолли и закатила глаза, так что стали видны только белки, похожие на два больших мраморных шара. Она как будто говорила что-то вроде: «Ох уж эти мужчины!» или «И что прикажете с ними делать?» Потом она вынула вкладку «Америкен уикли» из «Стар ньюс», пролистала несколько страниц и принялась читать, время от времени тихо повторяя: «О боже мой!» — это было похоже на вздохи собаки, устраивающейся спать. Но, перейдя к колонке светских сплетен, Лолли принялась громко восклицать: «Ах!», «Мм…», «Вот это да!» — и закончила коротким, как удар хлыста: «Я так и знала!» Она продолжала чтение, комментируя чуть ли не каждую строчку: «Логично», «Я это предвидела», «Я всегда знала, что ей нужно быть поосторожнее».

— Что хорошего прочитала, сестренка?

— Все та же ерунда, — ответила она, хотя страницу светских новостей читала всегда так внимательно, серьезно и дотошно, что сразу было видно — интерес у нее вовсе не праздный. В те дни, когда в газете не упоминались ни она, ни Уиллис, ей было и легко, и досадно.

— Ни за что в жизни не хотела бы попасть в колонку Болтушки Черри, — неизменно говорила Лолли, утыкаясь в газету, покашливая и повторяя больше для себя, чем для других: — Так, почитаем, что там Черри раскопала.

Она читала колонку, Уиллис снова сменил пластинку, и Линда почувствовала, как шампанское ударяет ей в голову.

— Послушайте эту, — предложила Лолли, которая, как заметила Линда, с невероятной энергией читала обо всех местных сплетнях. Лолли не соглашалась, что давным-давно попалась на крючок. «Регулярно я читаю колонку Черри, а все остальное только просматриваю. И потом, "Америкен уикли" совсем недавно дал ей в два раза больше места, и теперь она стала источником разных полезных новостей».

Как будто желая доказать, что колонка Болтушки Черри гораздо полезнее, чем творения других местных репортеров, Лолли открыла газету на нужной странице, прокашлялась, подняла глаза, убедилась, что Уиллис с Линдой слушают, и произнесла:

Интересно, чья это дочь на примерке вчера утром не влезла в платье дебютантки? Говорят, ее визг долетал аж до Сан-Марино; я слышала, что он распугивал даже ласточек у старой мельницы. Может быть, это из-за десерта «иль флотанте» — новинки сезона в охотничьем клубе «Долина», а может, причина здесь совершенно другая?

А кстати, кто-нибудь заметил, жена какого железнодорожника ехала в прошлый понедельник на общественном автобусе своего конкурента? Куда же она ехала и что было у нее в сумке фирмы «Братья Бродвей»? Я и не знала, что она ходит в этот магазин, а вы? Может быть, эта не слишком привлекательная дама торопилась организовать первый ленч для дам, как делают молодые невесты? Может быть, я ошибаюсь, но говорят, что простодушная хозяйка слишком долго укладывала волосы и красилась, совсем позабыв о бутербродах-канапе и пунше по собственному особому рецепту.

В общем, вечер не получился; это признавали многие гостьи, расходясь под мокрым плющом к своим машинам, потому что мальчики-рассыльные не вышли на работу, а может быть, их вообще не нанимали. Но на следующий день члены Садового клуба много говорили на своей прогулке, не так ли? По крайней мере, говорили до тех пор, пока не добрались до виноградника Линда-Висты, где они увидели потного работника с обнаженным торсом, спавшего в тележке. Членами Садового клуба являются практически одни дамы, поэтому почти все они стыдливо отвернулись от такого зрелища; только одна нестарая дама, известная своей страстью к домашнему хозяйству, не отвела от него своих прекрасных голубых глаз. Работник был уволен, и Садовый клуб продолжил свою прогулку, пока не добрался до поляны с нарциссами, находящейся за теннисным кортом. И раз уж мы об этом заговорили, угадайте, какая из чемпионок по теннису думает, что вполне может постоять у стойки бара «Мидуик»? Говорят, даже менеджер клуба не может выставить ее оттуда, но кто я такая, чтобы говорить, что правильно, а что нет?

— Откуда взялась эта репортерша?

— Кто, Черри? — спросила Лолли и поднесла палец с кольцом к подбородку. — Вообще-то, не знаю. Она здесь объявилась всего несколько лет назад. Но теперь в городе все ее читают.

— Вы знакомы? — спросила Линда.

— С Черри? Нет, конечно. Да с ней и не хочется знакомиться. Она за всеми наблюдает. Болтается где-нибудь за кустом гибискуса, подсматривает, подслушивает — вот такая работа. Никто с ней не хочет разговаривать. Даже на ее телефонные звонки никто не отвечает.

— Нет, кто-то с ней точно говорит, — возразил Уиллис. — Сливает же ей кто-то все эти новости.

— Горничные, вот кто, — сказала Лолли. — Они для всех просто беда. За этими горничными нужен глаз да глаз.

— К нашим это не относится, — уверенно произнес Уиллис.

— Да я бы этой Розе ни на грош не поверила.

— Надо быть добрее, сестренка. Роза хорошая девушка, и ты прекрасно это знаешь.

— Я уверена: именно она проболталась о моей анемии.

— Ах, сестренка, отложи свою газету и пошли-ка танцевать.

Уиллис вытянул Лолли с кресла-качалки, она жаловалась на свои ноги и говорила, что ей, вообще-то, не надо, что врач сказал… Но как только они начали тустеп, глаза ее сузились, губы сжались и она сосредоточилась на важном деле — танце на лоджии. В песне был длинный припев — «Веселее, веселее! Ты быстрей танцуй, быстрее!» — и каждый раз в этом месте Уиллис прижимал сестру к себе и опускал ее так низко, что она почти горизонтально нависала над полом, а ее волосы, выбившись из пучка, свисали, точно плоды с ветки. Линда смотрела на них и прикидывала, какова вероятность, что ее старая подруга Шарлотта Мосс и есть эта загадочная Болтушка Черри. Трудно было поверить, что всего за четыре года та сумела приобрести такое влияние, но, с другой стороны, разве не бывало так, что все вставало с ног на голову буквально за одну ночь? Ложишься в постель одним человеком, а встаешь уже совершенно другим. Может, так и надо? Отбросить прошлое, как грязь, которую уносит вода в сточной канаве?

Когда запись кончилась, Уиллис опустил сестру обратно в кресло-качалку. Лолли раскраснелась, грудь ее мерно опускалась и поднималась, дыхание успокаивалось, она осторожно промокала шею кружевным платочком и не сводила с Уиллиса своих светлых, все замечающих глаз.

— Теперь ваша очередь, — обратился он к Линде.