КРИМИНАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ ХРИСТИАНСТВА - КАРЛХАЙНЦ ДЕШНЕР

Никакой особо славной роли не сыграл в Никее епископ Евсевий, «отец церковной истории». Явившись как обвиненный, он в конце концов подчинился противной партии Александра и Афанасия.

Правда, Евсевий своей дипломатией, красноречием, своей сервильностью заслужил благосклонность императора, которому он отныне давал богословские и церковно-политические советы.

Возможно даже, что Константин не руководил заседаниями - сильно оспариваемая проблема, - однако определял их и решал он, при этом придерживался большинства. Правда, даже ему навязал решающую формулировку, то есть, - какую предложил, такую и провел, формулировку, которой они не представляли, более того, - еще в 268 г осужденную восточной церковью на Антиохийском соборе как «еретическую»! Это было несколько расплывчатое (означающее равный, идентичный, а также подобный - от греческого homos) понятия «homousios», омоусии, единосущности «Отца» и «Сына», - «знак враждебности к науке, которая мыслила в русле Оригена» (Гентц). Даже намека об этом нет в Библии. Оно противоречило даже - доказуемо введенному самим императором - кредо веры большинства восточного епископата, однако имело корни в гностической теологии. Монархиане, другие (антитроичные) «еретики» его тоже уже использовали. Сопровождавшему епископа Александра в качестве диакона молодому Афанасию, который, конечно, «еще не использовал его в своих ранних посланиях как кредо своей теологии» (Шнеемельхер), «потребовалось 25 лет, прежде чем он с ним сдружился» (Крафт). Хотя он и утверждает, что на соборе был «открыто против арианства», но пишет об этом лишь четверть века спустя. Определение веры детально не прояснялось и не получило обоснования Император, для которого речь шла - едва ли неосознанно - о единстве, видел в споре священников только упрямство, запретил всякие богословские дискуссии и потребовал лишь признания самой формулы. «Святые отцы» (Афанасий), чье присутствие императору якобы даровало счастье, «превосходившее все другие», которых он на протяжении четверти века лелеял во дворце, ухаживал за ними, осыпал почестями, - повиновались - И еще сегодня миллионы христиан веруют в fides Nicaena, в Никейский символ веры, (который правильнее было бы, иронизирует Иоганн Галлер, назвать константиновским), - плод мирянина, никогда еще не крещенного «Веруем в Бога, всемогущего Отца и в Господа, Иисуса Христа истинного Бога от истинного Бога порожденного, не сотворенного, единосущного (homousios) Отцу и в Святого Духа».

На Западе никейская вера даже десятилетия спустя была признана ограниченным числом верующих и в самых правоверных кругах не бесспорна. Даже учитель церкви Иларий поначалу противопоставлял ей веру крещения, пусть он потом и вернулся к никейскому вероисповеданию. Хотя, конечно, св. епископ Зенон Веронский, ревностный противник язычников и ариан, и подшучивал над кредо, использовавшим формулы, что это - «tractatus» и закон. Еще в канун V века проповеди Гваденция из Брешии или Максима из Турина не упоминают «Никею ни в одном месте» (иезуит Зибен). Еще Лютер признается в 1521 г, что он «ненавидит слово «homousion», однако в 1539 г. в своем трактате «О соборах и церкви» принимает его. Прав Гете, согласно которому «учение о божестве Христа, декретированное консилиумом Никеи для деспотизма очень полезно, даже было потребностью».

Поведение Константина было чем угодно, только не исключением. Теперь император решал проблемы церкви - совсем не папы. В течение всего IV-го столетия римские епископы на соборах не играли никакой подобающей роли, они не были решающей инстанцией. Более того, со времен Константина существует «императорская синодальная власть». Трезво пишет церковный историк Сократ в середине V столетия «С тех пор как императоры стали христианами, дела церкви зависели от них, и самые большие соборы проводились и проводятся по их замыслам». Мирон Войтович в 1981 г комментирует коротко «Это была констатация, не содержавшая никакого преувеличения». И «Включение светской власти в синодальное бытие было признано церковной стороной в общем принципиально справедливым».

Символ веры ариан, которые тогда противопоставляли homousios'y homoiusios (сущностно подобен), был в Никее вырван у их оратора и разорван, прежде чем был дочитан до конца. Он же «был тотчас всеми отвергнут и объявлен неистинным и сфальсифицированным. Возник очень большой шум» (Феодорит) Вообще на святом собрании, говоря словами принимавшего участие в нем Евсевия, господствовала «повсеместно ожесточенная словесная брань», - как еще часто на соборах. Жалобное и полемическое послание епископов император не распечатывая предал огню Все, кто добровольно «присоединился к лучшим воззрениям», получили «его высшую похвалу. О неповиновавшихся, напротив, он высказался с отвращением». Арий был снова осужден и (после отпадения всех его сторонников до двух - епископов Секунда из Птолемеи и Феона из Мариарики) сослан с ними в Галлию, было приказано также сжечь их книги, владение ими угрожало смертной казнью, А так как несколько месяцев спустя после этого Евсевий из Никомедии, самый значительный партийный соратник Ария, и Феогн из Никеи отозвали свои подписи и приняли у себя ариан, то и их коснулся «божественный гнев», - конфискация и ссылка в Галлию. Но два года спустя сосланные смогли вернуться в свои епископства Ария, «человека с железным сердцем» (Константин), к тому же реабилитировал следующий синод в Никее, осенью 327 г, двусмысленные объяснения «еретика» удовлетворили Константина. Но священник напрасно ждал своего восстановления в прежней должности Новый патриарх Александрии воспротивился требованию императора его первый серьезный поступок.

ХАРАКТЕР И ТАКТИКА УЧИТЕЛЯ ЦЕРКВИ

Епископ Александр умер в апреле 328 г Афанасий, его тайный секретарь, не поспешил к его смертному одру. Как и столь многие, если не большинство руководителей церкви, он (одна из их стандартных выдумок) не стремился ни к какому высокому посту, ни к какой власти, он, подобно кандидатам в папы и XX-го столетия, демонстрировал смирение. Так что и его умирающему предшественнику подсунули изречение «Афанасий, ты полагаешь уйти от этого, но ты не убежишь».

Афанасий, родившийся около 295 г, предположительно в Александрии, в христианской семье, едва достигнув трид цатитрехлетнего возраста, взошел 8 июня 328 г на тамошний патриарший престол, с которого его свергали пятикратно, в общей сложности на семнадцать с половиной лет Вместе с тем он был влиятельнейшим епископом на Востоке и руководителем огромнейшего церковного аппарата. Конечно, он был, подобно Августину и столь многим папам, вознесен некорректно, не без сумятицы и насилия Якобы «единодушно избранный духовенством и народом» (католик Донин), на самом деле он был оглашен и посвящен лишь семью из 54 египетских верховных пастырей, вдобавок нарушивших клятву, - мучительный факт, от которого часто зло болтливый скромно уходит «С неприятными фактами наш епископ имеет обыкновение обращаться осторожно или даже начисто замалчивать их, например, события при его выборах» (Хагель).

Как всюду в Римской империи, церковные события и в Александрии были возбуждающими, и не только в ту пору.

Уже во время диоклетиановских преследований дело в Египте дошло, как и в Африке при донатистских распрях, до раскола Патриарх Петр предусмотрительно исчез из поля зрения, после чего ригористичный Мелетий присвоил себе права беглого александрийца, не сумевшего устранить схизму даже своей мученической смертью (311 г). Она продолжала существовать как «церковь мучеников», несмотря на последовавшее еще в 306 г отлучение Мелетия, который, будучи сосланным на известные рудники Фаино (Палестина), имел тем не менее за собой около трети египетских епископов, 34 прелата. На Никейском соборе, ни отлученный ни полностью не признанный, он все-таки попытался в связи со смертью патриарха Александра выдвинуть своего приверженца в качестве единственного кандидата. После того как очевидно выяснилось, что из 54 собравшихся в Александрии епископов только семь, неприятное меньшинство, избрало Афанасия, тот все-таки сумел заморочить Константина единством и получить от него приветственное послание.

Подобно, вероятно, Павлу и Григорию VII, Афанасий (один из самых спорных субъектов истории - даже некоторые даты его жизни сегодня еще противоречивы) был маленьким и слабым, «homunculus», - называл его Юлиан. Но подобно Павлу и Григорию (каждый - гений ненависти), и этот твердолобый муж Божий невзрачную внешность компенсировал чудовищной активностью. Он стал одним из самых упорных и бессовестных духовных совратителей. Конечно, католики объявили его учителем церкви - высшая честь для ему подобных, не мудрено, что к этому и факты впору «Грубая сила против противников, к которым он подбирался, дурное обращение, побои, сожжение церквей, убийства» (Данненбауэр). Не хватает еще подкупов, фальсификаций «импозантный», если выразиться словами Эриха Каспара, - но «совершенно лишен привлекательных черт» Схоже говорит Эдуард Швартц об «этой человечески отталкивающей, исторически величественной натуре», которую он подтверждает «неспособностью» «делать различие между моралью и политикой, отсутствием какого-либо сомнения в собственной правоте» Теолог Шнеемельхер тонко разделяет «церковно-политические памфлеты». Афанасия «с их исполненной ненависти полемикой и их несправедливостью» от его «догматических посланий, которые радовали сердца правоверных», и понимает Афанасия как человека, «который хочет быть богословом и христианином и, однако, всегда остается только человеком», - что очевидно означает богослов и христианин, подобно многим персонам его склада, опутывает радующихся сердцем правоверных ненавистью и ложью Шнеемельхер сам упоминает «интриги» и «насильственные действия иерархов» и справедливо находит, что картина не становится лучше «от находящихся на том же уровне действий противной стороны» (При этом звучит такой тезис «Церковная политика в конечном счете всегда несправедлива»). Но Афанасий, который оперировал «всеми средствами диффамации» и «неоднократно пересекал границы государственной измены», о чем пишет его почитатель фон Кампенхаузен, не страшился, по высказываниям современников, даже ликвидации противников. «Кровопийца» (так выразился в 355 г в Милане в том компетентный Констанций), который смеется «злобно в лицо всему человечеству». Или, как говорит его языческий преемник Юлиан маленький негодяй, мнящий себя великим, когда он рискует своей головой. Или, как резюмирует католик Штюк «Его жизнь и деяния - исполненная значения часть церковной истории».