Легко видеть - Алексей Николаевич Уманский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Михаил шел, не замечая, что ни на нем, ни на Марине нет охотничьих штанов заодно с сапогами и что они идут по грязи в одних носках – это дошло до него только назавтра. Впрочем, стоило ли удивляться, что он не подозревал об отсутствии на себе обуви, если все еще продолжал пребывать на грани потери сознания и действительно потерял его, когда добрел до крыльца.
В следующий раз он очнулся почти в полной тьме от двух настойчивых незнакомых ему женских голосов:
– Снимите рубашку!
Он повиновался, заметив, что пуговицы уже расстегнуты.
– Снимите футболку! – продолжили голоса, и Михаил кое-как стащил ее с себя через голову, чувствуя, что ему помогают.
– Снимите плавки! – предложили ему.
Михаил подумал, что не знает этих женщин. Да если бы и знал – разве стоило бы при них раздеваться?
– Снимите плавки! – решительно потребовали оба женских голоса.
И тут Михаил понял, что после позора катастрофы, который он сегодня сполна пережил, позор наготы перед женщинами, с которыми не будешь в интиме, уже ничего страшного не представляет.
Так и не поняв ни для чего им это нужно, ни для чего он это делает, Михаил привстал и стянул с себя плавки. Только тогда до него дошло, что в избе было так темно, что разглядеть, что у него там, было бы очень мудрено. Во мраке едва различалась ближняя стена дома из кругляка.
Ему дали старые широкие штаны и еще более старое пальто, и он надел их прямо на голое тело как заправский босяк. Да и кто он был теперь, если не босяк? Вещи, которые удалось было спасти вместе с жизнями, остались неизвестно где. То, что с него сняли или заставили снять, было совершенно мокрым. И сейчас он полностью зависел от милости незнакомых людей, никак не ожидавших его появления, причем зависел из-за собственной глупости, упрямства, легкомыслия, а еще – из-за странной, ни на что не похожей заторможенности мышления, какой у него не бывало прежде никогда. Эти горькие упреки самому себе оттеснило на время появление Марины. На ней тоже была чужая одежда, правда, все же не такая страшная, как на нем. Но какое это могло иметь значение? Михаил помнил, какое счастье переполнило его погибающее от стыда и переохлаждения существо, когда он увидел, что Марина будет спасена, и вечный позор виновника гибели любимой жены ему, по крайней мере, в этот раз, больше не угрожает независимо от того, погибнет он сам или нет.
Оказалось, что их спасли московские инженеры, один из которых вместе с женой (одной из тех женщин, кто раздевал Михаила) приобрел этот дом в селе Медведицком. Он с другом вышел на рыбалку и именно на их глазах парус внезапно исчез в волнах, после чего они поспешили на помощь. Однако путь к погибающим был далек, и Гена с Володей приняли их из воды, когда дело совсем шло к концу. Не зря же Марина позднее сказала, что на лицо Михаила уже легла нехорошая желтизна (она не сказала только – «печать смерти»). Теперь оставалось молиться о спасении Ньюты. В глубине души Михаил не верил, что столь совершенное существо могло погибнуть в воде, не добравшись до берега. Правда, житейский опыт свидетельствовал о том, что в столкновении со стихиями с живым существом может произойти что угодно. Вот как, например весной 1971 года, когда они с Мариной во время весеннего похода по рекам Уще и Дриссе в бассейне Западной Двины видели тела четырех погибших лосей и больше чем десятка кабанов – жертв небывалого наводнения. Но там ширина разлива достигала нескольких километров, триста метров Ньюта должна была одолеть, если взялась за это.
Наутро они нашли свои вещи. В поисках Ньюты Михаил с одним из спасителей, Володей, съездил на остров около шести километров длиной и полутора шириной, к которому должна была выбраться Ньюта. Однако за то время, которое Володя мог его ждать, Михаил ее не дозвался. Пришлось возвратиться в Медведицкое не солоно хлебавши и соображать, что теперь делать дальше. В конце концов они с Мариной решили перебраться на остров, устроить там бивак и как следует прочесать остров из конца в конец в надежде, что окружающая его вода удержит Ньюту на месте. Они не могли надеяться обшарить остров за один день, а у них не осталось ни посуды, ни продуктов, ни топора. Но с этим кое-как утряслось. Часть продуктов дали Володя и его жена Галя, другую часть с топором и двумя котелками в придачу – их сердобольные соседи, Галина Михайловна и Сергей Алексеевич, сами в прошлые годы альпинисты и участники разных экспедиций. Они понимали, что может случиться в походе, и охотно помогли в меру сил.
На другую сторону Волги, на остров с названием Блохина дача, их перевез рейсовый водометный катер «Заря». Это не входило в его маршрут, но капитан тоже вошел в положение терпящих бедствие на воде. Галина Михайловна и Сергей Алексеевич пообещали наблюдать за островом. Сигналом к вызову лодки должен был быть развернутый спальный мешок, вывешенный на фоне сарая.
Они прожили на острове четыре дня, обошли его весь целиком с криками, то и дело побуждая Бетси к лаю. Не услышать всего этого Ньюта не могла, если только она находилась на острове. В головы им лезли черные мысли, но было ясно, что Ньюта могла переплыть узкие проливы и на другие острова, а там и к матерой земле, чего они без лодки сделать теперь не могли. Оставалось только вернуться в Москву, взять дома надувную лодку «Славянка» и приехать обратно, чтобы обшарить все окрестности. Галина Михайловна по сигналу прислала за ними лодку с другим соседом – Валентином, который доставил их обратно в Медведицкое. В ожидании рейсовой «Зари», на которой можно было попасть в Савелово, они переночевали в доме Галины Михайловны. Разговорившись с ней, Михаил понял, что в своем свадебном походе с Леной по Центральному Кавказу скорей всего видел на Приюте Одиннадцати и ее, и Сергея Алексеевича. Упомянув, что видел там в пятьдесят четвертом году вьючных яков, он тут же услышал от Галины Михайловны, что это как раз она в том году сопровождала яков с Памира по заданию комплексной Эльбрусской экспедиции, в которой работала после окончания института. Там же она вышла замуж за своего сотрудника Сергея Алексеевича.
Сблизившись через общие воспоминания, Марина и Михаил в дальнейшем продолжали поддерживать отношения с этой симпатичной четой. Но пока…Пока они уехали в Москву, а на следующий же день Михаил, вырвав по телефону у Вальцова разрешение на отпуск за свой счет на несколько дней, отправился с надувной лодкой, на сей раз в будний день в полупустом поезде, и уже от станции Скнятино начал поиски с расспросов местных жителей и встреченных туристов о собаке – колли черного цвета с белым воротником. Вскоре ему повезло. Жительница ближней к станции деревни подтвердила, что вчера видела около вокзала необычную, «непростую» – как она выразилась – собаку. Ее увезла поездом какая-то туристская компания. Дальше от станции, то есть ближе к Волжскому плесу, на двух туристских биваках ему снова подтвердили, что видели черную колли, прибившуюся к байдарочникам неведомо откуда. И, наконец, еще один турист не только сказал о неведомо откуда взявшейся собаке – колли, пришедшей к соседним туристам, но и о том, на каком предприятии эти туристы работают и даже имя и отчество предводителя компании. Узнанное позволяло надеяться быстро найти этих людей в Москве.
На сердце Михаила сразу отлегло. Во-первых, Ньюта осталась жива. Во-вторых, появилась надежная нить к тому, чтобы снова вернуть ее домой, в семью. Худшее не произошло. И теперь он мог позволить себе заняться поиском брошенной кверху килем байдарки с воды вдоль береговой полосы. Шансы обнаружить байдарку прибитой к берегу были невелики, но Михаил считал своим долгом прояснить судьбу своего судна до конца. Тем более, что оно его не подводило, а он свое судно подвел и был виноват перед ним почти в той же степени, как перед всем своим семейством – и Ньютой в том числе.
Михаил разделял убеждение Джозефа Конрада, что корабли тоже имеют душу. Однако байдарку обнаружить не удалось, хотя на ее поиски ушел еще один день. Ночевал Михаил на острове, в лесу над обрывом с видом на Волгу и впадавшую в нее Медведицу – на его и Маринином любимом месте. Ночь он проспал хорошо, хотя нет-нет да и думал, найдется ли Ньюта в Москве. Еще раз прося Всевышнего, чтобы это случилось, Михаил пообещал не воевать с директором Пестеревым против своего увольнения, которое, по данным его добровольных агентов, было уже почти подготовлено и должно было произойти не позже последней декады мая. Михаил знал, что шансы удержаться
