Порочные круги постсоветской России т.1 - С.Г. Кара-Мурза

Рис. 2. Численность промышленных рабочих в РСФСР и РФ, млн

Что произошло с 8 млн рабочих, покинувших предприятия до 2000 г.? Что произошло с социальным укладом предприятий в ходе такого изменения? Как изменился социальный престиж рабочих профессий в массовом сознании и в среде молодежи? Что произошло с системой профессионального обучения в промышленности? В настоящее время ни общество, ни государство не имеют ясного представления о том, какие угрозы представляет для страны утрата этой профессиональной общности, соединенной определенным типом знания и мышления, социального самосознания, мотивации и трудовой этики.

Показателем деиндустриализации России является и динамика инвестиций в основной капитал промышленности. Динамика этого показателя приведена на рис. 3.

Рис. 3. Инвестиции в основной капитал промышленности РСФСР и РФ (в сопоставимых ценах, 1970 = 100)

За более чем 20 лет реформ 1991-2012 гг. недовложения в основной капитал промышленности РФ (по уровню 1990 г.) составили около 2,1 трлн долл. США. После 1999 г. инвестиции в промышленность восстанавливаются медленнее, чем в других видах экономической деятельности (транспорт и связь, торговля). В начале 2010-х гг. по объему инвестиций в промышленность РФ находилась на уровне РСФСР 1980 г. Следствием сокращения инвестиций стало нарастание износа основных фондов в промышленности, уже в 1997 г. он перевалил за 50%.

Приватизация промышленности в России сопровождалась беспрецедентной в истории пропагандой деиндустриализации. Ее вели видные деятели науки, академики. Эта пропаганда имела прямое отношение к судьбе общности промышленных рабочих.

Академик РАН Н.П. Шмелев в важной статье 1995 г. ставил следующие задачи: «Наиболее важная экономическая проблема России — необходимость избавления от значительной части промышленного потенциала, которая, как оказалось, либо вообще не нужна стране, либо нежизнеспособна в нормальных, т. е. конкурентных, условиях. Большинство экспертов сходятся во мнении, что речь идет о необходимости закрытия или радикальной модернизации от 1/3 до 2/3 промышленных мощностей» [23].

Ради фантома «конкурентности» Н.П. Шмелев был готов пойти на ликвидацию до 2/3 всей промышленной системы страны! И подобные заявления по важнейшему не вызывали никакой реакции ни среди политиков, ни в научном сообществе. Так, обосновывалось массовое увольнение рабочих. В той статье Н.П. Шмелев писал о якобы огромном избытке занятых в промышленности: «Сегодня в нашей промышленности 1/3 рабочей силы является излишней по нашим же техническим нормам, а в ряде отраслей, городов и районов все занятые — излишни абсолютно».

Вдумайтесь в эти слова: «в ряде отраслей, городов и районов все занятые — излишни абсолютно». Что значит «в этой отрасли все занятые — излишни абсолютно»? Что значит «быть излишним абсолютно»? Что это за отрасль? А ведь Н.П. Шмелев утверждает, что таких отраслей в России не одна, а целый ряд. А что значит «в ряде городов и районов все занятые — излишни абсолютно»? Что это за города и районы? Все это печатается в социологическом журнале Российской академии наук!

Эта мысль о лишних работниках России очень устойчива. В 2003 г. Н.П. Шмелев написал: «Если бы сейчас экономика развивалась по-коммерчески жестко, без оглядки на социальные потрясения, нам бы пришлось высвободить треть страны. И это при том, что у нас и сейчас уже 12-13% безработных. Тут мы впереди Европы. Добавьте к этому, что заводы-гиганты ближайшие несколько десятилетий обречены выплескивать рабочих, поскольку не могут справиться с этим огромным количеством лишних» [24].

Какие «заводы-гиганты» увидел Н.П. Шмелев в 2003 г., какое там «огромное количество лишних», которых якобы эти заводы «обречены выплескивать ближайшие несколько десятилетий»! И этим оправдывают экономическую и социальную катастрофу. Какой регресс культуры…

Часть политиков и ученых увлеклась утопией «постиндустриализма», который якобы позволит человечеству обходиться без материального производства — промышленности и сельского хозяйства. Трудно поверить в искренность такого увлечения, но этот образ будущего стал важной частью идеологии реформы.

Академик Н.П. Шмелев определил срок ликвидации российской промышленности всего в 20 лет. Он пишет в 1995 г.: «Если, по существующим оценкам, через 20 лет в наиболее развитой части мира в чисто материальном производстве будет занято не более 5% трудоспособного населения (2-3% в традиционной промышленности и 1-1,5% в сельском хозяйстве) — значит, это и наша перспектива» [23].

До названного им срока остался год, но никаких корректив в свой прогноз он не вносит.

А в 2004 г. свой образ будущего представил на научной конференции министр экономического развития России Г. Греф: «Призвание России состоит в том, чтобы стать в первую очередь не руками, а мозгами мировой экономики!». Но сам тут же уточнил: «Этого нельзя сделать ни за десять, ни за пять лет, но мы должны последовательно идти в эту сторону».

Что за цель поставлена перед Россией — «стать не руками, а мозгами мировой экономики»? Как эта цель может быть структурирована в программах? Что значит «идти в эту сторону», причем последовательно? Тогда же Г. Греф сделал такое заявление: «Могу поспорить, что через 200-250 лет промышленный сектор будет свернут за ненадобностью так же, как во всем мире уменьшается сектор сельского хозяйства» [25].

Что это такое?

Большинство ждет, когда правительство займется восстановлением экономики, такой опыт в России есть. Но В.Ю. Сурков, тогда должностное лицо высокого ранга, о таком варианте говорит в 2007 г. (в лекции в Президиуме РАН), как об очевидной глупости: «Поэтому мы так долго топчемся в индустриальной эпохе, все уповаем на нефть, газ и железо. Поэтому постоянно догоняем: то Америку, то самих себя образца 1989 г., а то и вовсе Португалию. Гоняемся за прошлым, то чужим, то своим. Но если предел наших мечтаний — советские зарплаты или евроремонт, то ведь мы несчастнейшие из людей» [26].

«Мы», к которым он обращается, не мечтаем о евроремонте, нам нужен нормальный ремонт теплоснабжения и жилищного фонда, чтобы дети и старики не мерзли зимой. «Мы» не мечтаем о зарплатах, нам нужна адекватная труду зарплата, чтобы наши дети не страдали от недоедания и болезней. И здравый смысл говорит нам, что если мы не будем «топтаться в индустриальной эпохе», варить сталь и делать тракторы, то наши дети останутся без тепла и хлеба. Пусть бы В.Ю. Сурков объяснил, как нам, «не догоняя самих себя образца 1989 г.», перескочить в цивилизацию без нефти, газа и железа.

В.Ю. Сурков делает в Президиуме РАН принципиально важное заявление: «Нам не нужна модернизация. Нужен сдвиг всей цивилизационной парадигмы… Речь действительно идет о принципиально новой экономике, новом обществе» [16]. Это — стратегическая концепция. Но кто ее вырабатывал, кто ее обсуждал? Какую «принципиально новую экономику» будут теперь строить в России? О каком «новом обществе» идет речь? Как оно будет устроено, на каких основаниях? Почему «нам не нужна модернизация»? Какой «сдвиг всей цивилизационной парадигмы» нам, оказывается, нужен?

Деиндустриализация — свершившийся факт, из него надо исходить при разработке всех стратегических программ развития.

В 2012 г. В.В. Путин писал: «Фактически мы пережили масштабную деиндустриализацию. Потерю качества и тотальное упрощение структуры производства… Мы прошли через деиндустриализацию, структура экономики сильно деформирована» [60].

Надо подчеркнуть, что деиндустриализация представляет собой национальную угрозу прежде всего для русского народа. В социальном плане все народы России несут урон от утраты такого огромного богатства, каким является промышленность страны. Но за ХХ в. образ жизни почти всего русского народа стал индустриальным, т. е. присущим индустриальной цивилизации. Даже в деревне почти в каждой семье кто-то был механизатором. Машина с ее особой логикой и особым местом в культуре стала неотъемлемой частью мира русского человека. Русские стали ядром рабочего класса и инженерного корпуса СССР. На их плечи легла главная тяжесть не только индустриализации, но и технического развития страны. Создание и производство новой техники сформировали тип мышления современных русских, вошли в центральную зону мировоззрения, которое сплачивало русских в народ. Русские по-особому организовали завод, вырастили свой особый культурный тип рабочего и инженера, особый технический стиль.

Разумеется, все народы СССР участвовали в индустриализации страны, но культура индустриализма в разной степени пропитала национальные культуры разных народов, с этим трудно спорить. И если в социальном плане осетины или якуты тоже страдают от вытеснения России из индустриальной цивилизации, то это не является столь же разрушительным для ядра их национальной культуры, как у русских. Русские как народ выброшены деиндустриализацией из их цивилизационной ниши. Это разорвало множество связей между ними, которые были сотканы индустриальной культурой: ее языком, смыслами, образами, поэзией. А назад, в доиндустриальный образ жизни, большой народ вернуться не может.