Живой Журнал. Публикации 2010 - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…И был там старичок-ветеран, которого все ублажали и пестовали, да только вдруг, когда все подустали ублажать и несколько успокоились, он начал проповедовать слово Божье, да и не в привычном понимании, а какого-то звериного сектантского извода.
И так была кровожадна и страшна его проповедь, что все прикусили языки. Звучал только старичок, да множественные медали брякали в такт движениям его руки.
Извините, если кого обидел.
07 мая 2010
История про подписчиков
Вместо того, чтобы помыть окна, решил посмотреть, что там у меня с подписчиками, которых по недоразумению называют френдами. Мой журнал давно превратился в котелок, что висит над костром — если костёр чересчур разгорается, то кипение увеличивается и суп заливает излишний огонь.
Те (примерно) — три тысячи человек, что меня по какому-то недоразумению меня читают, давно стали само регулироваться.
Но не в этом дело — я посмотрел сейчас в списки (а ведь ты понимаешь, кто там был, только тогда, когда от тебя отписались — и вот я заглянул туда.
Мне везёт на человеческие документы необыкновенной силы — там был один, оснащённый огромным количеством восклицательных знаков. "Я: Не женат! Я: Люблю свою семью и друзей! Я: Верю, что Россия станет глобальным лидером XXI века в ближайшее время! Я: Верю в Медведева, Путина, Жилкина!". Вот ведь люди меня покидают.
Чорт! Чорт!
Нет, не буду дальше читать.
Найдутся, конечно, обиженные, что скажут "Мы тебя читаем, а ты и не замечаешь того". Читаю, читаю, по ночам рыщу по Сети. Каждый день. До утра. Верю в Медведева, Путина, Жилкина! Кто бы ни был этот Жилкин. В него — верю.
Извините, если кого обидел.
07 мая 2010
История про Жукова
Нет, как не крути, неважно я отношусь к Жукову. Тому есть несколько причин: мне не нравится стихотворение Бродского, ему посвящённое, я уважаю покойного Виктора Астафьева и то и дело натыкался в военных мемуарах на некоторую оторопь взрослых людей от разного рода решений будущего Четырежды Героя Советского Союза.
Между ними и нами известная разница — их он посылал на смерть, а нас нет. Да и любовь солдата к начальству — штука сложная. Вот лётчик Попков, что в больших чинах потом был, Жукова не любил за стремительные расстрелы — ну так и я бы без большого пиетета относился бы к генералу, что меня чуть не расстрелял. Просто так, на всякий случай.
Не сказать, что бы я в возмущении топал ногами и кричал "Мясник, мясник!" — вовсе нет. Бывали полководцы и покруче — и не только в Азии.
И военачальник он был вовсе не бездарный, как иногда сейчас пытаются сказать — вполне себе был военачальник, и такой был и сякой. Разный.
Да только с Жуковым случилось одно обстоятельство, и вот теперь мне чрезвычайно интересно, понимал он это при жизни или нет. Дело в том, что многие послевоенные неприятности, случившиеся с Георгием Константиновичем, имели основу в том, что уж больно он был красив и популярен — белый конь, шашка наголо, парад победителей. Не думаю, что Генералиссимусу Сталину так уж это всё нравилось — и не из какого-то тщеславия, а оттого, что ему вовсе не нужны были армейские харизматики.
Но вот Генералиссимуса занесли ногами вперёд, а потом вынесли. Георгия Константиновича тоже несколько раз двигали — и при Генералиссимусе, и, наконец, окончательно задвинули через двенадцать лет после войны: харизматиков опасался не только Сталин. Но вот потом оказалось, что Победа есть, а главного полководца нет.
Это очень неловкое обстоятельство — потому как народ очень любит, чтобы за каждым славным делом стояло конкретное лицо. И никого, кроме Жукова, на роль Главного полководца, маршала-ответственного-за-всё не было.
То есть, Жуков в иконографии занял место Сталина.
Появился и орден Жукова, и медаль Жукова. Это, конечно, совершенно напрасно — потому как персонофицированные награды дело опасное. Как писал всё тот же Виктор Астафьев: " Я не хотел получать медаль имени браконьера русского народа, но, как всегда, подавая мне положительный пример, жена моя получила свою".
Ну, Астафьеву-то что, он был крут. Ему терять было нечего.
А я — так, поспокойнее буду. Но сердце у меня всё же не лежит к этому человеку с четырьмя золотыми звёздами.
Извините, если кого обидел.
08 мая 2010
История про советский комикс
Был в моей жизни первый комикс — это была книга Н. Кривова "Париж коммунаров". Книга была билингвичная, на русском и французском языке и издана она была Агентством Печати "Новости" в 1974 году. Самое интересное в ней было то, что это стало действительно одним из немногочисленных советских комиксов — альбом был создан под руководством Народного художника СССР А. В. Яр-Кравченко. Мужественные коммунары в странных шапках, поражавших моё воображение в детстве, сгорбленные и гадкие версальские шпионы, и наконец, благородные профили рабочих, стоящих у расстрельной стены Пер-Лашез. Первый комикс в жизни, что и говорить.
Собственно, вот он:
Извините, если кого обидел.
08 мая 2010
История про Тартарена
…Итак, всё же про Тартарена из Тараскона. Довольно долго он оставался для меня персонажем и радиоточки. Много лет — с самого 1946 года по конец семидесятых все слышали, как из трёхпрограммного громкоговорителя, в шорохе мышином, в скрипе половиц медленно и чинно сходят со страниц, шелестят кафтаны, странный смех звенит. Это были капитаны, и каждый был знаменит.
Тартарен затесался в их компанию в силу каких-то странных обстоятельств, как Мехлис в герои войны.
Вообще говоря, прочитать текст Альфонса Доде должен каждый осознанный путешественник, каждый человек, осознавший себя путешественником. Собственно, книг о Тартарене всего три — сначала он отправляется в Алжир, затем в Альпы, и, наконец, на острова тихого океана. Чем дальше, тем больше он превращается в чисто сатирического героя, так что люди занятые могут ограничиться только первой книгой.
Так часто бывает с текстами, что вышли успешны. Их подолжают, а энергия слов давно иссякла.
Итак всё начинается в провинции — там жизнь не густа, и охотники стреляют не в зверей, а по фуражкам. Оттого всех поражает лев в бродячем зверинеце.
Все ждут, что он поедет стрелять львов в Африку, и Тартарену приходится уехать — против желания.
Здесь автор впервые открытым текстом говорит, что внутри Тартарена живут Тартарен-Дон Кихот и Тартарен-Санчо.
