Екатерина II и ее мир: Статьи разных лет - Дэвид Гриффитс

В результате антибританская позиция, занятая Лигой вооруженного нейтралитета, оказалась связанной именно с фигурой Панина — как в глазах окружающих, так и в представлении самого русского министра. Более того, когда вставал вопрос о нарушении кодекса, Панин обычно обвинял британцев. В конце 1780 года российское торговое судно подверглось нападению сначала английского капера, а вскоре после этого — судна под американским флагом. Как сообщил французский посол, Панин, справедливо или нет, в обоих нападениях обвинил британцев{757}. В донесениях британского посла отражено усиливающееся нежелание российского министра иностранных дел поддерживать британцев — касалось ли это какого-нибудь союза или выгод, ожидаемых от обретения американцами независимости, или же споров о правах нейтральных государств. Прибыв в 1777 году на место своего назначения, Харрис сразу заключил, что характер Панина «так хорошо известен, что мне нет нужды вдаваться в подробности; он невыразимо любезен со мной и его двери всегда для меня открыты»{758}. Для Харриса, однако, главным было добиться союза с Россией и заручиться ее помощью в подавлении американского восстания. Но на это Панин (как и сама императрица, хотя Харрис умудрился этого не понять) пойти был не готов. На предложения Харриса Панин отвечал, что Россия не ввяжется в конфликт между Америкой и Англией и «никогда не выступит гарантом [сохранения Лондоном его] американских владений»{759}. К 1779 году Харрис уже считал Панина своим противником и тратил много усилий на попытки добиться замены Панина на явно более сговорчивого князя Потемкина{760}.

Чем вступать в войну на стороне Великобритании, полагал Панин, лучше уж положить ей конец, пока она не успела распространиться на остальную Европу. Он полагал, что лучший способ добиться этого — выступить в роли посредника и обеспечить получение Америкой независимости. Хотя Панин заявлял о своей готовности выступить третейским судьей с самого начала англо-американского конфликта, его предложения стали настойчивее после того, как успешное посредничество со стороны России и Франции весной 1779 года позволило добиться прекращения Войны за баварское наследство между Пруссией и Австрией. В письме, которое генерал Петр Иванович Панин написал брату Никите накануне состоявшихся успешных переговоров, прямо проводится параллель с возможными путями разрешения других конфликтов. Петр Иванович Панин писал: «Участвую я с вами, драгоценный друг! совершенною радостию о успехе в славном для министерства вашего пресечении Германской войны, которое по-видимому кажется уже будет не пременно, да и преполагает же оно некоторую надежду не только ж в миролюбном пресечении нашей распри с турками, но может быть и начавшихся военных дел между Англиею с Американцами и с Франциею, что по теперичным основаниям кажется не минет же поверхности министерства вашего, которое намеренным двора нашего окончанием увенчает славу вашу в самую вышнюю степень, и поставит цену безвредного оной сохранения, всеконечно еще уже драгоценнее и предпочтительнее всему прочему во всяком смертном»{761}. В апреле, с окончанием Войны за баварское наследство, Никита Панин стал все настойчивее намекать воюющим сторонам на свою готовность выступить посредником{762}. Английские и французские посланники предпочли игнорировать эти намеки. Но остановить графа Панина было нелегко; посредничество стало неотъемлемой частью его внешней политики. В июле 1779 года в цитировавшемся выше докладе Секретной экспедиции Коллегии иностранных дел Панин советовал России «сохранять ко всем равное и всячески безпристрастное поведение, готовя себе оным путь к представлению и употреблению в свое время высочайшаго Ея Императорскаго Величества посредства для примирения их»{763}.

К этому моменту стало общепринятым мнение, что без разрешения американского вопроса мир в Европе невозможен. Прежде чем можно будет восстановить мир, придется решить вопрос о независимости Америки. «Санкт-Петербургские ведомости», в то время главная российская газета, выходившая дважды в неделю, опубликовала 24 января 1780 года ответ французского двора на российское предложение о посредничестве, который гласил, что «мир ни под каким иным видом утвержден быть не может, естьли Америка не будет признана независимою и самовластною Областью». Панин сказал прусскому послу, что нежелание Британии признать независимость Америки будет препятствием для достижения общего мира{764}. Чтобы принести в Европу мир, он должен был отыскать решение американского вопроса.

Но события в Северной Америке, казалось, давали мало шансов на достижение соглашения. В мае 1780 года британцам сдался стратегически важный южный порт Чарльстон, что вызвало в Петербурге слухи, будто Континентальный конгресс расколот и что Британия теперь примет от своих бывших колонистов только полную покорность{765}. Франция же, с другой стороны, была полна решимости вести войну до достижения Америкой независимости; Панин знал об этом, поскольку французский поверенный в делах по приказу Верженна показал ему секретный пункт франко-американского договора 1778 года, в котором союзники клялись продолжать войну до тех пор, пока колонии не завоюют независимость{766}. Чтобы противодействовать распространившимся слухам (и утверждениям британской стороны) об отсутствии среди американцев единогласия по вопросу о независимости, Панин посоветовал французскому поверенному в делах добиться от колонистов заявления об их решимости до последнего отстаивать собственную свободу{767}. При этом он поставил условием, чтобы подобная декларация исходила не от Конгресса, — очевидно, ввиду слухов, что последний расколот и более не отражает точку зрения колоний в целом[267]. Верженн переслал требуемую резолюцию в Петербург и выразил надежду, что теперь-то уж Панин признает невозможность достижения мира без получения американскими колониями полной независимости{768}.[268]

Судя по депешам французского посла, Панин был убежден в необходимости предоставления Америке независимости. Но Великобритания, разумеется, вовсе не разделяла эту точку зрения, так что требовалось найти способ как-то примирить противоречащие друг другу требования воюющих сторон. Панин такой способ нашел. В ноябре 1778 года, перед тем как вступить в войну, Испания предложила для урегулирования конфликта приостановить военные действия, чтобы Британия провела переговоры с представителями Континентального конгресса на мирной конференции в Мадриде и решила этот вопрос на основе принципа uti possidetis[269].{769} В качестве прецедента Испания указывала на приостановку военных действий в 1609 году, когда Соединенные Провинции Нидерландов в конце концов обрели независимость от Испании после длительного перемирия; гарантом выступала враждебная Испании Франция, которая потом и ратифицировала окончательный договор. Панин до этого уже просил французского поверенного в делах предоставить сведения об испанских предложениях, а в январе 1780 года расспрашивал о деталях перемирия 1609 года голландского резидента в Петербурге{770}. Причем Панин специально подчеркивал, что первыми тогда признали независимость Нидерландов именно британцы{771}. Наметив таким образом для себя практические шаги, российский министр стал еще настойчивее добиваться прекращения военных действий.

Не встретив поддержки ни со стороны французских, ни со стороны британских дипломатических представителей, Панин обратился к испанскому поверенному в делах, который имел инструкции любезно выслушивать предложения о посредничестве, но неуместного рвения не выказывать{772}. Когда Панин, как и ожидалось, представил наконец свою инициативу, она была сформулирована настолько подробно, что депеша испанского поверенного в делах с отчетом о его беседе с Паниным была переведена на французский и переправлена в Версаль{773}.[270] Однако конкретные условия, предлагаемые Россией, были не ясны из послания — вероятно, по той причине, что Панин и сам для себя их еще в деталях не сформулировал. Но к 1 сентября 1780 года американский раздел российских мирных предложений был готов, и его можно было обсуждать с участниками конфликта. Свое предложение Панин представил маркизу де Вераку[271], недавно прибывшему французскому послу, который сменил поверенного в делах[272] и был уполномочен обсуждать любые предложения о посредничестве. Панин полагал, что британцы никогда не смогут покорить свои мятежные колонии. Но чтобы добиться для Америки независимости, не ранив при этом слишком сильно британского самолюбия, следует объявить перемирие, после чего король Франции мог бы спросить каждую колонию по отдельности, желает ли она сохранить свою независимость. По сути, Панин предоставлял колониям возможность самоопределения. Единственными колониями, которые, по оценке Панина, могли бы принять решение о возвращении под британское подданство, были две Каролины, на тот момент оккупированные британскими войсками. Панин поведал Вераку, что считает независимость Америки «очень выгодной для всех государств, и в особенности для России»{774}. Францию, таким образом, приглашали более благосклонно относиться к претензиям России на роль третейского судьи.