Дорога к подполью - Евгения Мельник

В кухне адский холод от сквозняков, но мы, отогревая руки возле плиты, молили небесную канцелярию еще больше расщедриться на морозы, и метели. Глупцы, мы не понимали того, что части Красной Армии на Перекопе не только не видели пользы от морозов, но и очень страдали.

Теперь ко мне часто обращались с вопросами:

— Скажите, Женя, скоро мы дождемся освобождения? А что сделают с нами немцы при отступлении?

Чаще всех спрашивала буфетчица Мария Васильевна. В ее голосе слышались и надежда, и тревога, и сомнение.

Вопрос о том, что с нами сделают немцы при отступлении, оставался открытым и обсуждался до самого дня освобождения.

— Все зависит от быстроты наступления, — говорила я, — а вы теперь знаете темпы Красной Армии.

Теперь в каждом номере газеты «Голос Крыма» фашисты писали: «Наши части успешно оторвались от противника». Всем было понятно, что это значило: «Мы драпаем с предельной быстротой и не успеваем даже оглянуться на противника, который наступает на наши пятки». Значит, у немцев может не хватить времени, чтобы расправиться с нами, не до того будет, придется «молниеносно отрываться» от противника.

Не все служащие столовой были людьми патриотически настроенными, трех-четырех приходилось опасаться. Но как ни скрывайся, а при ежедневном общении о многом можно догадаться. Это подтвердил чебуречник Окай. Поссорившись с Иваном Ивановичем, он напился пьяным, ввалился к «Степке» в кабинет и там орал на всю столовую:

— Я знаю, здесь настоящее партизанское гнездо!

И еще что-то в таком духе.

Мы притихли, пораженные. Обычно трезвый и незлобивый, Окай вдруг открыл перед нами свои тайные мысли.

На счастье, столовая была еще закрыта, а те, кого мы опасались, включая «Степку», пропустили слова Окая мимо ушей. Но неизвестно, чем бы все кончилось в обеденный час, когда столовую наводняли гитлеровские солдаты, базарные торговцы, спекулянты и тому подобная шантрапа. А с момента открытия и до закрытия возле кассирши Шуры крутился агент криминальной полиции, грек по национальности. Для отвода глаз он делал вид, что без ума от нашей кассирши, и бедная.

Шура ежедневно терпела его назойливое ухаживание. Мы знали, кто такой этот «ухажор», но опасались его мало: самовлюбленный, глупый, ничего вокруг себя не замечавший, он больше занимался темными спекулятивными делами да любовался собственной персоной.

Окая постарались успокоить до открытия столовой, и все обошлось благополучно. Нашу столовую действительно можно было назвать партизанским гнездом: ее посещали и подпольщики, и партизаны. Но ни Окай, ни кто другой не натравили на нас гестапо.

Наступили первые дни марта. Рано утром я постучала в окошко Ольги, и, как всегда, через две-три секунды за стеклом показалось ее лицо. Я вошла и с удовольствием уселась в любимое кресло, отогреваясь возле горящей плиты. На дворе было очень холодно. Март «порадовал» новыми морозами и метелями.

В этот раз у Ольги не оказалось никакой литературы.

— Знаешь, — сказала она, — начались провалы организации.

— Да, я слышала о вооруженном сопротивлении подпольщиков на Речной. Весь город о нем говорит.

— Не исключена возможность, что мне придется уйти в лес, — продолжала Ольга. — Правда, прямой опасности еще нет, никто из арестованных меня не знает, но неизвестно, как дальше все обернется. А ты не беспокойся, можешь оставаться: кроме меня и Сергея, тебя никто не знает.

На прощанье Ольга сказала:

— Ко мне не приходи, жди. Если будет литература, сама принесу.

Я ушла ни с чем. Отойдя уже довольно далеко, вдруг вспомнила, что мы с Ольгой не условились о каком-нибудь знаке в окне на случай ее бегства в лес. Но возвращаться не было времени, я спешила в столовую.

Прошла неделя — Ольги нет. К концу подходила вторая, а ее все не было. Я выжидала, но «клиенты» меня терзали. В особенности Белкин с утра до вечера не давал покоя. Он начал действовать самыми сильными средствами, апеллируя к моей совести.

— Ну какой ты агитатор! — говорил он. — Под лежачий камень вода не течет. Ну что стоит тебе пойти? Нет так нет, но почему же не узнать?

Я подумала: в самом деле, может быть, Ольга боится появляться в столовой, ведь ей это запрещают. Я тоже боюсь идти к ней. Мы обе будем бояться, а к чему это приведет? Нет, нельзя отсиживаться, надо выполнять свой долг.

Возле дома Шевченко остановилась в нерешительности: окна квартиры плотно закрыты ставнями, это было необычно. Я сразу почувствовала: Ольги нет, а квартира пуста и опасна. Все же тихо постучала. Молчание… Подождала и стукнула еще раз. Молчание… Я стояла и думала… Нет, во двор не стоит идти, надо скорей уходить отсюда. Вдруг из-за дома Ольги вышел человек в тулупе. Он так и вышел с повернутой в мою сторону головой и, не спуская с меня пристального взгляда, стал медленной походкой переходить улицу, пока не скрылся за углом противоположного дома.

Я быстро пошла прочь той же дорогой, вслед за человеком в тулупе. Но где он, куда девался? Будто сквозь землю провалился. Тревожила мысль: не следит ли кто, не идет ли по моим пятам? Я оборачивалась, но никого подозрительного не заметила. Значит, в гестапо узнали об Ольге и она бежала в лес? В квартире, наверное, засада, так всегда бывает. Но почему же меня не схватили? Ведь сама полезла в лапы к зверю! Какое-то чудо, редкое везение. Наверное, спас меня ранний час, гестаповцы дрыхли и не слышали стука. У них все по часам, даже аресты… Так думала я, но так ли думали гестаповцы?

На другой день перед самым открытием столовой ко мне подошла Мура и сказала:

— Тебя спрашивает какой-то молодой человек, он в зале.

Я вышла, и увидела худенького, бледного блондина лет двадцати.

— Вы Мельник? — спросил он.

— Да.

— Пойдемте туда, — тихо сказал он, и мы вышли в боковой зал, где никого не было.

— Вот записка от Сергея, он и Ольга ушли в лес, перед уходом Сергей просил меня передать вам эту за писку.

Сергей писал: «Ольга ушла, я тоже ухожу, к нам не приходи, если можешь, помоги чем-нибудь Жоржу, он туберкулезный».

— Сергей просил передать на словах, — сказал Жорж, — чтобы вы ни в коем случае не только близко не подходили к их квартире, но даже не появлялись в том районе. За ними приходили из гестапо, но опоздали. По всей вероятности, в квартире засада…

А я вчера была там, на счастье, не зашла во двор и благополучно унесла ноги…

— Нет, нет, ни в коем случае не показывайтесь даже в этом районе, — еще раз повторил Жорж.

Он говорил, слегка заикаясь.

— Связь будете держать со мной, я должен ее наладить с лесом, получить инструкции и дать вам задания.