Дорога к подполью - Евгения Мельник

— До леса не больше тридцати километров, — сказала я, — для чего такие запасы на дорогу? Странное распоряжение!

Нам придется идти до места расположения нашего отряда не меньше семидесяти километров. Отряды находятся в разных местах: одни ближе, другие дальше, — ответил Жорж, — и потом вообще в пути все может случиться. А вашу мать и мальчика я отведу в сарабузские каменоломни.

— Моя мать не хочет уходить, она говорит: я слишком устала, пусть убивают на месте.

Но Жорж стоял на своем.

— Я ее сагитирую, это предоставьте мне. Мать и мальчика обязательно надо спрятать в каменоломнях. Итак, послезавтра в три часа дня я приду за вами, будьте готовы.

Жорж ушел. Я задумалась… Что-то не так. Семьдесят километров и масло с шоколадом. Это выглядит подозрительным.

Я отозвала в сторону Муру и рассказала ей о своем разговоре с Жоржем.

— Странно, — сказала и Мура, — очень странно. Партизанский штаб дал бы распоряжение всем подпольщикам, однако я не слышала о подобном приказе. Подожди, я сейчас узнаю…

Вскоре Мура вернулась и тихо сказала:

— Такого распоряжения не было и не может быть, все подпольщики остаются на местах, никого в лес не выводят. Так мне сказали. Твой Жорж провокатор!

Да я и сама уже в этом не сомневалась. Но что же делать? Ведь по опыту знаю: без партизанского проводника в лес не уйдешь. Я подумала о Николае — это единственная надежда, если у него есть связь, он поможет мне спастись. Но действовать надо немедленно: Жорж, видно, решил закончить комедию.

Мура снова пошла куда-то и, вернувшись, сообщила:

— Сейчас тебя вывести в лес не могут, так как нет связного.

И снова я задумалась над вопросом: почему меня не схватили сразу, когда я стучала к Ольге? Зачем понадобилась игра с Жоржем в кошки-мышки? Что я представляла собой для гестапо? — рассуждала я. — Мелочь, оставшуюся без связи и руководства. Но все же это — кончик нитки, за который можно было вытянуть более крупных подпольщиков. Гестаповцы держали меня как приманку. Уничтожить всегда успеют. Организация разгромлена, многие замучены в гестапо, но руководители бежали в лес, и кто-нибудь из них вернется обратно для восстановления организации. Начнут снова сколачивать подпольные группы, и такие осколки, как я, оставшиеся вне подозрений, несомненно, составят их основу. Гестаповцы тоже это понимают.

И действительно, за четыре дня до освобождения Сергей Шевченко был прислан из леса в город для замены Козлова и организации нового подполья, но связаться со мной еще не успел.

Во всех этих размышлениях оставалось одно главное неизвестное: писал ли Сергей записку? Однако Жорж явно лжет, думала я сейчас, а подпольщик лгать не станет. Жорж провокатор.

Едва дождавшись вечера, я пошла к Николаю. Выслушав меня, он сурово сказал:

— Нет никаких сомнений: ты связалась с провокатором. Почему не пришла и не рассказала мне обо всем раньше?

Потому что я не была уверена и только сегодня окончательно убедилась.

— Все ясно с начала до конца, — сказал Николай, — тебя проследили, когда ты последний раз приходила к Ольге. Записка, конечно, подложная, ведь почерка Сергея ты не знаешь, сама признаешь это. А сейчас ты не подумала о слежке, может быть, привела к моему дому шпиона. Ты очень легкомысленно поступаешь, — выговаривал мне Николай, — надо всегда смотреть, не следит ли кто за тобой.

— Ты прав, Николай, я виновата… Но ждать больше нельзя, надо действовать немедленно. — В лес я тебя и твоих родных переправлю, у меня есть связь. Завтра в четыре часа дня жди меня в столовой, я приду прямо после работы и тогда скажу точно. Завтра же переправят, может быть, даже машина зайдет за тобой ночью.

Шла я домой с тяжелым сердцем. Жорж дает мне пожить еще два дня, но кто знает, не придут ли сегодня за мной из гестапо. Мысли о матери и мальчике, которых я потащу за собой в фашистские застенки, терзали меня. Выдержит ли рассудок, если возьмут их вместе со мной, начнут пытать на моих глазах? А я сама вынесу пытки? Вдруг не смогу и предам? Нет, нет, прочь такие мысли! Умереть, сознавая себя предателем, которого люди никогда не простят… Будет проклято имя предателя не только теми, кого он предал, но и каждым честным человеком. А самое главное — ты сама до последнего вздоха станешь проклинать и презирать себя, как омерзительную гадину. Знай: никто не склонит голову у твоей могилы, но постарается обойти ее подальше и скажет: «Собаке — собачья смерть». А если бы даже тебе враги подарили жизнь, разве можно жить, ненавидя себя — убийцу друзей, обманувшую их доверие! Надо все выдержать и не открывать рта.

Погруженная в тяжелые размышления, не заметила, как дошла почти до самого дома. Низкие черные тучи заволакивали небо, закрыли солнце. Мрачный вид неба соответствовал моему душевному состоянию. Но вот луч солнца внезапно прорезал густую завесу туч. Я загадала: если солнце выглянет, значит, все обойдется хорошо. Я шла и смотрела с надеждой на небо, будто там решалась моя судьба. И вот на миг из-за туч выглянуло радостное солнышко, облило небо и землю золотом лучей. Затем снова черные тучи сомкнулись. Так и сердце мое засветилось надеждой, но опасения ее заглушили…

Придя домой, я обо всем рассказала маме, теперь скрывать было нечего.

— Мама, Жорж оказался провокатором, мы должны уходить в лес.

— Ты уходи, а я никуда не пойду, будь что будет.

Я понимала: мама натерпелась многого на старости лет, ее в ужас приводит перспектива снова потерять крышу над головой и отправиться бродить по лесу. Но она не осознала и грозящей теперь опасности. Я не стала маму уговаривать. Это бесполезно, и кто знает, арестуют ли их вместе со мной, или оставят в покое. Мы легли спать, как обычно, и я быстро заснула.

Утром проснулась с мыслью: сегодня ночью за мной не пришли, но могут прийти каждую минуту, во всяком случае жить мне осталось не больше, чем до трех часов завтрашнего дня.

В этот день в столовой я молчала и работала, как автомат: ждала четырех часов.

Но пробило четыре, пять… а Николая все нет. Работа окончена, надо уходить домой, Николай так и не пришел. Странно, не мог же он меня обмануть? Теперь погиб последний проблеск надежды.

Придя домой, я села возле печки и просидела весь вечер, не шевелясь. Давили мысли: зачем бездействуешь, ведь можно еще спастись. Но кто знает, когда придет освобождение? В лес уйти — связи нет. Значит, скрываться в городе? А если придут и заберут мать и Женю? Я чувствовала себя мухой, запутавшейся в паутине мыслей. Даст ли Жорж пожить еще и эту ночь или нет?

Думала я и о Борисе, о своих мечтах и близкой встрече с ним, которая может никогда не состояться.