Папа - Павел Владимирович Манылов

Моцарт остановился на светофоре и посмотрел на Костю. Костя смотрел на соседнюю «Ниву», так же, как и они, ожидающую зелёного света. За рулём сидел угрюмый мужик, рядом жена, что-то эмоционально объяснявшая ему. Мужик безучастно смотрел на светофор, пропуская мимо ушей ненужные ему слова. На крыше, на специальном багажнике, был прикреплён старый холодильник. «Видимо, с дачи везут домой, чтобы не украли зимой», – подумал Костя и сладко зевнул. Избитое тело требовало сна.

– Тебе куда? – спросил Моцарт.

– Домой, на Воровского, – ответил Костя и прикрыл глаза.

Моцарт взял с торпеды рацию, дал команду:

– Саня, Крот, давайте на базу. Остальные за мной в сторону Воровского. Отбой.

– Стоп! – Костя подпрыгнул на сиденье, сон как рукой сняло. – Чёрт… Иван! – Он посмотрел на часы и застонал: – Мне не домой. Там рядом. – Только сейчас вспомнил о большой игре на крыше, которую он сам же и попросил устроить, чтобы с выигрыша отдать долг завхозу.

– Как скажешь. – Моцарт надавил на газ.

Через пятнадцать минут они уже въезжали в тот самый двор, где стоял дом с «игровой» крышей.

Было уже поздно. Двор был заставлен машинами, и пришлось на черепашьей скорости протискиваться по узким дорожкам, следя за тем, чтобы не сбить чьё-то зеркало.

Костя показал Моцарту подъезд, и в этот момент заметил плотную толпу. Он сразу понял: произошло что-то из ряда вон выходящее.

– Вон, на пятачке остановите, – ткнул пальцем в лобовое, – скажите охране, чтоб мою тачку тоже здесь поставили.

Моцарт заехал на небольшую площадку и скомандовал по рации, чтобы машину Кости припарковали здесь же.

– Спасибо вам. – Костя протянул Моцарту руку.

– Аккуратнее… Всё, что ты рассказал мне, расскажи Санычу… когда его выпустят. – Моцарт ответил на рукопожатие.

Костя вышел из его машины. Ключи от отцовских «жигулей» ему вернул один из сопровождающих Моцарта.

* * *

Косте уже не хотелось ни играть, ни денег, хотя вопрос с долгом Рафису Мустаховичу так и не был решён. С этим нужно будет что-то делать. Костя положил ключи от машины в карман и направился к дому.

Протиснувшись сквозь толпу, он оказался на пятачке внутри. На асфальте лежал Иван. Как-то странно подогнув ноги, лицом вниз, с неестественно раскинутыми руками. Из-под головы текла струйка крови, образовав уже небольшую лужу.

Костя не сразу сообразил, что произошло. Он просто смотрел на друга, не отрывая взгляда.

«Неживой уже… ужас… с такой-то высоты упасть… молодой ещё совсем… вроде бортики высокие… может, наркоман? Кошмар какой… может, из-за девушки…» – со всех сторон раздавались голоса, и Костя начал понимать. Он медленно опустился на корточки. Прошибло холодным потом. Он взялся двумя руками за голову и смотрел на тело Ивана, осознавая, что его уже нет.

Вдруг он заметил рядом с трупом игральную карту – бубнового туза. Присмотревшись, Костя увидел ещё одну такую же, торчавшую из заднего кармана джинсов. Костя заплакал. Даже не пытаясь сдержаться, он поднялся и выбрался из толпы. Сзади были слышны голоса, но в его голове был лишь стук, молотком отбивавший ритм его сердца.

Не обращая внимания на слёзы, он медленно шёл по двору. Мимо своей машины, мимо детской площадки, подъездов соседних домов. Просто шёл, шёл, не опуская головы и не видя ничего вокруг.

Часть 14. Костыльков

Глава 14.1

Костыльков вернулся в камеру. За время разговора в неё подселили ещё одного. На втором ярусе, сжавшись в комочек, лицом к стенке лежал мужичок. В советском спортивном костюме, с небольшой сединой, он лежал тихо, и никто не обращал на него внимания.

Захар и Щётка по-прежнему сидели за столом. Захар раскладывал карточный пасьянс, а Щётка подкидывал пустой спичечный коробок, пытаясь поставить его на ребро.

Костыльков лёг на свою «шконку» и задумался: «Погорячился? Нужно было договариваться? Наверное… но терпеть усмешки этого молодого московского хлыща я не буду. Что делать? Что?!»

Вдруг кто-то застучал по противоположной стене камеры. Постучали определённым образом, явно условным сигналом.

– Щётка, «кобуру» проверь, – поднял голову Захар, – «дорога» пришла.

Щётка слез с табурета и метнулся к стене. Оглядевшись, он опустился на одно колено и осторожно вынул кирпич из кладки почти у самого пола. Затем просунул в тайник руку и достал оттуда небольшую свёрнутую бумажку.

– Малява, – тихо сказал он самому себе и аккуратно вставил кирпич на место, после чего осмотрел его и, убедившись, что посторонний глаз не должен заметить изменений, принёс бумажку Захару.

Костыльков с интересом наблюдал за сокамерниками, впервые видя такой способ передачи информации. Захар прочитал послание и передал его Щётке. Тот прочитал, кивнул в ответ и обернулся к Костылькову. Они встретились взглядами, и Костыльков понял, что сообщение, принятое из соседней камеры, касалось его персоны.

Внешне более ничего не происходило. Захар сжёг бумажку и вернулся к своим картам. Щётка лёг к себе и уснул. Лишь Костыльков чувствовал это напряжение в камере, которое появилось вместе с «малявой», и ему стало не по себе.

Незаметно пришла ночь. Всё стихло. Только кран не давал уснуть, монотонно выплёвывая по капле воду в металлическую раковину, да новенький изредка ворочался. Вскоре Костыльков привык к этим звукам и провалился в сон.

Ему снилась дочь. Ещё маленькая, лет семи, Настя устраивала кукольные спектакли, озвучивая всех своих кукол и мягкие игрушки. На даче она натягивала большое покрывало, звала всех домашних на зелёный диван, а сама, спрятавшись за ширмой, разыгрывала придуманные истории. В этом сне она показывала что-то вроде театра Карабаса-Барабаса, где игрушки играли пьесу, а злой хозяин думал только о деньгах и заставлял кукол издеваться друг над другом. Роль Карабаса-Барабаса исполняла статуэтка Мефистофеля, подаренная Костылькову кем-то из партнёров. В Настином спектакле справедливость восторжествовала, добрые игрушки призвали на свою сторону льва, который и смог расправиться со злодеем-хозяином, устроив финальную схватку.

Левой рукой Настя держала плюшевого львёнка, а правой, схватив за ноги Мефистофеля, колотила им по спинке стула, изображая кровавую битву. Стук был настолько сильным, что Костыльков испугался во сне, даже зелёный диван, на котором сидели зрители, отчего-то затрясся.

Он проснулся и открыл глаза. Стук продолжался, а в его «шконку» что-то ударялось, от чего её трясло. Через несколько секунд Костыльков начал осознавать происходящее и увидел худое тело Захара в растрёпанной рубахе и его ноги, бьющиеся о нижний ярус.

Костыльков вскочил. На верхнем ярусе шёл бой. Неприметный мужик, сгруппировавшись, держал в захвате шею Захара и душил его. Тот, хрипя и дёргаясь, пытался вырваться, хаотично махая руками.

Где-то сзади