Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях - Василий Потто

Счастливый случай открыл этот страшный заговор. Утром того дня, когда Зубов должен был погибнуть, Нури, джигитовавший на своем любимом коне, обронил с головы папаху, из которой выпала записка. Ее нашел казак и немедленно представил главнокомандующему. То было письмо одного из заговорщиков. Нури тотчас арестовали и отправили в Астрахань, а русские войска немедленно заняли Шекинское и Карабагское ханства. Зубов не находил прямых улик к обвинению ханов в заговоре, а потому и сохранил за ними власть и звание правителей, однако же заставил их дать аманатов и присягнуть на подданство России.

Едва рассеялась собиравшаяся гроза над главным станом, как черные тучи стали подниматься на русских со стороны Дагестана. Бежавший туда Шейх-Али-хан успел взволновать умы легковерных горцев и, заключив союз с Сурхай-ханом Казикумыкским, решился внезапно напасть на город Кубу и истребить отряд генерала Булгакова.

В ночь на 29 сентября значительное скопище горцев скрытно передвинулось с этой целью с Самура в селение Алпаны и захватило вход в узкое ущелье, по которому только и можно было спуститься с гор на равнину Кубинского ханства. Булгаков вовремя узнал о грозящей опасности. Рота егерей, отправленная на разведку, под командой капитана Семенова, открыла неприятеля в Алпанском ущелье и остановилась в ожидании помощи. Скоро к ней подошел подполковник Бакунин с тремя ротами того же батальона, с казачьей сотней и двумя орудиями. Ущелье, перед которым стоял русский отряд, было сплошь покрыто дремучим чинаровым лесом. Несмотря на то, Бакунин решился идти вперед, чтобы перед рассветом атаковать неприятеля. Офицеры одобрили это намерение, и в темную непроглядную ночь батальон втянулся в лесное дефиле, которое через несколько часов должно было стать его могилой. Дорога шла по каким-то косогорам, ямам и рытвинам, а во многих местах совершенно пересекалась непроходимыми дебрями. Измученные лошади едва подвигали орудия, и людям приходилось тащить их на себе, задерживая движение отряда.

Начинался рассвет, когда показалось наконец селение Алпаны, расположенное на покатости горы, очерченной глубоким оврагом. Дорога становилась лучше. Но едва отряд стал выходить из леса, как горцы в числе пятнадцати тысяч вдруг ринулись на него из оврага. Атака была неожиданна и так стремительна, что русские орудия не успели сделать ни одного выстрела, как уже были захвачены горцами. Неприятель окружил отряд со всех сторон, и началось беспощадное истребление его. Бакунин, Семенов и большинство офицеров были убиты; остатки, уцелевшие от этой резни, успели скрыться за сложенными бревнами и здесь отбивались до тех пор, пока не пришел к ним на помощь весь Угличский пехотный полк с четырьмя орудиями, под командой полковника Стоянова. Увлеченные боем, горцы заметили новый русский отряд только тогда, когда картечь хватила в самую середину их скопища. Застигнутые врасплох, они, в свою очередь, были окружены и разбиты наголову. Булгаков, не довольствуясь этим, приказал наказать казикумыкского хана полным опустошением его владений, и войска со всех сторон уже двинулись в горы, когда Сурхай явился в лагерь с повинной головой и отклонил грозу безусловным исполнением всех предписанных ему условий. Он выгнал из своих владений Шейх-Али-хана, дал аманатов и со всем народом присягнул на подданство русской государыне.

Истребление отряда Бакунина было, однако, признано победой, и Тегеран, по приказанию аги Мохаммеда, торжествовал ее иллюминацией.

Все эти происшествия задержали главный русский корпус в Шемахе почти на шесть недель. Только по усмирении Дагестана Зубов нашел возможность отправить наконец трехтысячный отряд, под командой генерала Корсакова, вверх по Куре на помощь к грузинскому царю Ираклию, поручив ему вместе с тем покорить по пути Ганжийское ханство.

Корсаков подошел к Ганже 13 декабря и встречен был ханом, который сдался без сопротивления. То был Джават-хан, участник тифлисского погрома, впоследствии знаменитый отчаянной защитой против князя Цицианова.

Одновременно с движением Корсакова к Ганже и главные русские силы перешли к урочищу Джават, лежавшему при самом слиянии рек Куры и Аракса. Здесь граф Зубов решил заложить укрепленный город, который он хотел назвать Екатериносердом, а в ожидании этого войска стояли бивуаком, занимая обширную, примыкавшую к левому берегу Куры равнину, за которой уже начиналась Муганская степь. Вся иррегулярная кавалерия, под начальством Платова, была переброшена на ту сторону речки и высылала разъезды почти до самого Гиляна, но неприятеля нигде не было видно. Шах был в походах, и русским оставалась полная свобода распоряжаться в сопредельных с Персией мусульманских ханствах. Так, в короткое время были покорены России ханства: Казикумыкское, Дербентское, Бакинское, Кубинское, Ширванское, Карабагское, Шекинское и Ганжийское, и весь берег Каспийского моря, от устьев Терека до устьев Куры, был занят русскими войсками, расположившимися также и в Муганской степи. Весь Азербайджан лежал перед ними незащищенный; дорога к Тегерану была открыта, и передовые русские посты уже появлялись в Гиляне.

Война была выиграна. Оставалось только воспользоваться ее результатами – утвердить за собой обширные приобретения, доставшиеся нам почти без пролития крови. Императрица, очевидно, и имела это в виду, пожаловав Зубову чин генерал-аншефа и назначив его наместником Кавказского края вместо генерала Гудовича, но вдруг 6 ноября она скончалась, и дела сразу приняли другой оборот.

Император Павел Петрович, как известно, не разделял политических видов своей великой матери, и с ее кончиной политическая программа России резко и крупно меняется. Война, начатая с Персией, также не входила в виды нового императора, а потому в начале декабря 1796 года все полковые командиры внезапно получили именные высочайшие указы немедленно возвратиться со вверенными им полками в наши границы.

6 декабря наместник Кавказа граф Зубов собрал к себе всех частных начальников и, объявив им высочайшую волю, сложил с себя звание главнокомандующего. Кавказскую линию он сдал графу Гудовичу – теперь любимцу нового государя, а сам был уволен в отставку. Ермолов, бывший в этой экспедиции батарейным командиром, вспоминая о знаменитом отступлении, рисует перед нами картину далеко не привлекательного свойства. Полки, по его словам, возвращались поодиночке, каждый сам по себе, и выходили на Терек, где их ожидал своенравный Гудович, пылавший гневом за то, что не ему вверено было начальство над экспедиционным корпусом. Избегая с ним встречи, многие, и в том числе сам Ермолов, пробрались степью на Астрахань. В Грузии остался только небольшой отряд генерала Римского-Корсакова, зимовавший в Ганже, но и тот в начале 1797 года воротился на линию, пройдя окольным путем через Дарьяльское ущелье. Так закончился Персидский поход, начатый блистательным успехом и окончившийся возвращением персидскому шаху всех покоренных земель.