Окопная правда войны - Олег Смыслов

И еще. Не всякого могли назначить в такую батарею, ведь, как известно, с уровнем образования в СССР было в то время трудновато. А тут физмат!

Потому-то капитан Солженицын был отличным офицером, что занимал свое место. И неизвестно, кто бы смог его заменить, если бы Александр Исаевич попал в пехоту.

Вычислить тщательно замаскированную батарею противника и передать ее точные координаты на боевую батарею своей артиллерии было делом ювелирным. А вот накрыть немецкие орудия по этим координатам было гораздо проще. Правда, если у таких расчетов хватало элементарных знаний и боевого опыта.

Не менее оскорбительно звучат слова о боевых орденах А.И. Солженицына.

Дело в том, что их было всего два. И если бы не арест, было бы больше.

Первым орденом Александра Исаевича наградили 10 августа 1943 г. Приказом командующего артиллерией 63-й армии за № 05/Н (орден Отечественной войны 2-й степени) и вторым орденом от 8 июля 1944 г. Приказом по 68-й армейской пушечной артиллерийской бригаде №019.

Лично мне удалось найти в архиве Министерства обороны наградной лист только на первую награду. Но и он говорит сам за себя: «Командир БЗР-2 лейтенант Солженицын получил 6 января 1943 г. необученных бойцов. К 17 марта 1943 г. батарея звуковой разведки была обучена звуковой разведке и готова к выполнению боевой задачи. За период май-июнь месяц БЗР-2 под умелым руководством лейтенанта Солженицына выявила основную группировку артиллерии противника на участке Малиновец — Сетуха — Бол. Малиновец (Орловское направление).

11.6.43 г. в период операции три вражеских батареи, засеченных БЗР-2 44 ПАБР подавила.

В период наступления наших войск 12.7.43 г. вся группировка артиллерии противника, которая была выявлена БЗР-2 подавлена 44 ПАБР, что дало возможность успешно и быстро прорвать сильно укрепленную оборону немецко-фашистских войск.

За успешную и быструю подготовку личного состава, за умелое руководство по выявлению группировки артиллерии противника на участке Малиновец — Сетуха — Бол. Малиновец, командира БЗР-2 представляю к награде орденом Отечественной войны 2-й степени.

Командир 794 ОА РАД капитан Пшеченко

27 июля 1943 г.».

О том, что на фронте Александр Исаевич служил добросовестно, говорит и его рост в воинских званиях. Самое первое «лейтенант» ему было присвоено 1 ноября 1942 г. по выпуску из училища. «Старший лейтенант» ему присвоили 15 сентября 1943 г. и «капитан» — 7 мая 1944 г.

Арестованный органами Смерш, всего лишь за переписку, капитан Солженицын «хлебнул» сполна, но все же справедливость восторжествовала.

В его учетно-послужной карте, находящейся на хранении в Центральном Архиве Министерства обороны записано: «Считать уволенным в запас с 21.3.1956 по ст. 59 «а» — по выслуге установленного срока действительной службы — напр. на учет в Курловский Р.В.К.»

***

Знаменитый режиссер Петр Ефимович Тодоровский ушел на войну летом 1943 г., но сначала стал курсантом Саратовского военного пехотного училища. Только в 1944-м он оказался на фронте и был назначен командиром взвода 93-го стрелкового полка 76-й стрелковой дивизии 47-й армии 1-го Белорусского фронта.

11 месяцев плюс один месяц в госпитале после ранения в голову, плюс неделя в санитарной землянке после контузии — это та самая война лейтенанта Тодоровского.

Когда люди отказывались идти в атаку, ему приходилось и прикладом автомата по спинам бить. «Иначе нельзя было, — рассказывает Петр Ефимович. — Я был младшим лейтенантом, командиром самого низшего ранга, но отвечал за свой взвод. И если видел, что какие-то бойцы оставались на месте, в то время как все вставали в атаку, я возвращался и прикладом по спинам поднимал их. Война вынуждает быть жестоким. Помню, случай был в Германии. Мы никак не могли взять одну немецкую деревеньку, расположенную на абсолютно ровном поле. И я видел, как командир корпуса — генерал-лейтенант — бил палкой командира полка. При солдатах. Под финал сказал: “Если утром не возьмешь эту деревню — расстреляю!” На войне разговор очень короткий и жестокий... У меня эту жестокость за полгода воспитали еще в Саратовском военно-пехотном училище».

В другой раз, на вопрос «Что самое тяжелое на войне?» он лишь добавляет: «Встать и побежать в атаку. А я же офицером был. То есть должен подавать пример для рядовых бойцов. Вот и бодрился, делал вид, что совсем не страшно.

Конечно, перед боем ходили и раздавали бойцам водочки. Для храбрости, как полагается. На передовой появлялся бак со спиртом и — кому сто граммов, кому сто пятьдесят. Те бойцы, кто постарше, не пили. А молодые... им помогало».

Петр Тодоровский прекрасно помнит и страх на войне: «... Страшно было. Не верю тем, кто говорит, что ничего не боялся. Страх у человека заложен в генах. Когда попадаешь под артобстрел и рядом с тобой рвутся снаряды и мины, ты невольно падаешь, прикрывая голову. И за минуту малой лопаткой вырываешь лунку, чтобы нырнуть в нее головой. В спокойной ситуации в каменистом грунте вырыть такую лунку — глубиной в два штыка — практически невозможно. А там появлялись какие-то невероятные силы... Я пришел на фронт на завершающем этапе войны, и наша 47-я армия воевала буквально до последней минуты войны — только 8 мая с тяжелейшими боями мы вышли на берег Эльбы».

О ранениях: «Ранение я получил случайно. Мы никак не могли взять какой-то хутор. Он находился на возвышенности, а немцы засели где-то наверху за амбаром. Они бабахали по нам без передышки. Наш начальник артиллерии говорит мне: “Возьми-ка свою батарею (это три миномета), отойдите вон в ту лощину и накройте-ка эти пушки беглым огнем”. Добрались мы до лощины и еще не успели установить свои минометы, как эта немецкая зениточка вдарила... Миномет вдребезги, а мне большой осколок борозду на черепе положил. Миллиметром глубже — он бы мне в голову так и вошел».

В другом бою его контузило. Точнее, в перерыве между боями. Бойцы сидели в траншее и играли в карты. Место было песчаное, и когда метрах в двух от окопа шарахнул мощный снаряд, несколько тонн песка осыпалось на ребят. Их долго откапывали, один боец даже задохнулся. А у Тодоровского от взрыва повредился слуховой нерв. Два месяца спустя ему показалось, что слух восстанавливается, но на самом деле дела шли все хуже. Пришлось надеть слуховой аппарат.

Петр Ефимович прошел со своим полком в составе 47-й армии часть Западной Украины, всю Польшу и всю Германию. Брал Берлин, брал Шпандау, правительственный германский аэродром и дошел до Эльбы. Два ордена Отечественной войны I и II степеней — не просто боевые награды. Это прежде всего память об определенной жизни там.

До мельчайших подробностей ему запомнился день 8 мая: «... Наша 47-я армия вышла на Эльбу с боями. Перед нами мост через реку. Немцы отстреливаясь, переправлялись к американцам, которые стояли на той стороне. Каждому солдату выдали пачку патронов — все нужно было выпустить по немецкой стороне. Против нас к тому же выставили огромное количество артиллерии... Но утром 8-го река вдруг затихла. Мы вышли на берег и были в самом прямом смысле слова оглушены тишиной.(...)

Река, которая именовалась у нас “водной преградой”, вдруг стала обычной рекой. Мы сняли свои грязные портянки, завшивленные телогрейки и полезли в воду. Именно в этот момент вдруг стало понятно, что такое счастье. Оно заключалось в том, что мы остались живы...»

Где-то через месяц после подписания капитуляции лейтенанта П. Тодоровского назначили комендантом маленького поселка, а после демобилизации в 1948-м он со второго раза поступил во ВГИК, чтобы осуществить свою мечту.

***

На 15 мая 1944 г. в составе офицерского корпуса Красной Армии насчитывалось 2952 генерала. Как явствует из документов наркомата обороны, это стало одной из актуальных проблем того времени, так как количество высших офицеров в годы войны по сравнению с довоенным периодом увеличилось более чем в три раза.

«Дальнейший рост количества генералов уже не отвечал объективным потребностям. Война близилась к завершению, и неизбежным было численное сокращение армии, в том числе офицерского состава», — говорится в коллективном труде «Офицерский корпус и кадровые органы Вооруженных Сил России».

«Проведенный в Главном управлении кадров анализ показал, что в системе присвоения генеральских званий и распределения генералов между войсками и аппаратом имелись серьезные недостатки. Необходимо было принять меры к сокращению штатно-должностного количества генералов в Красной Армии, а также определить, как использовать офицерские кадры в мирное время (там же)».

В документе, который был доложен Сталину 18 мая 1944 г. начальником Главного управления кадров генерал-полковником Ф.И. Голиковым, говорилось: «... На 15 мая Красная Армия имеет 2952 генерала. В целом эти данные свидетельствуют:

1. Об огромном росте военных кадров Советского Государства за время Отечественной войны.