Голубой Марс - Ким Робинсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Остальные посмотрели на него.
– Куда? – спросила Эми.
Никто не ответил. Форт неопределенно махнул рукой.
– Нам стоит подумать куда, – хмуро сообщила Элизабет. – Китайцы и индусы считаются хорошими партнерами марсиан, но и они не особо уделяют внимание договору. Мне прислали аудиозапись, на которой индийские политики на встрече по этому вопросу говорят, что намерены переправить максимальное количество людей на Марс в ближайшие пару веков, а потом посмотреть, что из этого получится.
Пока лифтовая кабина опускалась, Марс, находившийся под ними, раздавался все больше. Наконец, они замедлили ход, над самым Шеффилдом, и все вдруг стало нормальным – марсианская гравитация вернулась на место, и кориолисовы силы больше не искажали их реальность. Они прибыли в Гнездо, они вернулись домой.
Друзья, репортеры, делегации, «Мангалавид»… В самом же Шеффилде люди спешили каждый по своим делам. Изредка Ниргала узнавали и радостно ему махали, иногда останавливались и пожимали руки или даже обнимали, спрашивали о поездке и о здоровье. «Мы рады, что вы вернулись!»
И все же в глазах большинства… болезни здесь были редки. Кое-кто даже отводил взгляд. Примитивное мышление: Ниргал вдруг увидел, что очень многие приравнивали омоложение к бессмертию. Они не желали думать иначе – они отводили взгляд.
Но он сам видел, что Саймон умер даже несмотря на то, что в его кости вживили костный мозг юного Ниргала. Еще недавно Ниргал чувствовал, будто его тело разваливается, ощущал боль в легких, в каждой своей клетке. Он знал, что смерть реальна. Они не обрели бессмертие, это и не было им суждено. Отсроченное старение, как говорил Сакс. А люди знали, что Ниргал недавно чуть было не умер, и испытывали отвращение. Они отворачивались, словно он был нечист. И это его злило.
Он сел на поезд до Каира и, пока тот ехал, смотрел на огромную наклонную пустыню западной Фарсиды, сухую и железистую, Ур[29] красного Марса. Это его земля. Он это чувствовал. И тело, и душа наполнялись теплом от этой мысли. Дом.
Но лица в поезде смотрели на него и отворачивались. Он был человеком, который не смог адаптироваться на Земле. Едва не убитый родной планетой. Он был словно альпийский цветок, неспособный выстоять в реальном мире, диковинка, для которой Земля была все равно что Венера. Все это он читал в их глазах. Вечное изгнание.
Такими уж были условия жизни на Марсе. Каждый пятисотый уроженец умирал, посетив Землю. Для марсианина это было самым опасным предприятием, какое он мог совершить, – даже опаснее падения с обрыва, полета во внешнюю область Солнечной системы или рождения ребенка. Как русская рулетка, где в одном патроннике был настоящий патрон.
А он избежал смерти. Не очень уверенно, но избежал. Он был жив, он вернулся домой! А эти лица в поезде – да что они знали? Они думали, что он был раздавлен Землей, но и считали, что он Ниргал-герой, не знавший поражений прежде, – они воспринимали его как персонаж истории, как образ. Они не знали о Саймоне, Джеки, Дао или Хироко. Они не знали ничего о нем. Ему сейчас было двадцать М-лет, он был мужчиной среднего возраста, который перенес все, что мог перенести любой другой, – смерть родителей, конец любви, предательство друзей, снова предательство друзей. Все это случалось с каждым. Но людям нужен был другой Ниргал.
Обогнув извилистые стены размытых каньонов Лабиринта Ночи, поезд вскоре оказался на старой каирской станции. Ниргал вышел в шатровый городок и с любопытством осмотрелся вокруг. Оплот наднационалов, Ниргал никогда не бывал здесь прежде, поэтому теперь с интересом оглядывал старые небольшие строения. Корпус жизнеобеспечения, поврежденный Красной армией во время революции, все еще выделялся разрушенными черными стенами. Он шел к городскому управлению по широкому центральному бульвару.
И она была там – стояла в вестибюле здания муниципалитета, у окна с видом на U-образный Лабиринт Нила. Ниргал остановился, его дыхание участилось. Она его пока не замечала. Лицо ее округлилось, но сама она была такой же высокой и изящной, как всегда. На ней была зеленая шелковая блуза и юбка более темного оттенка из какой-то грубоватой ткани. Блестящая копна черных волос спадала на плечи. Он не мог отвести от нее взгляд.
А потом она увидела его – и еле заметно вздрогнула. По-видимому, видеосвязи оказалось недостаточно, чтобы передать, как сильно он пострадал от земной болезни. Она вытянула к нему руки и двинулась навстречу. Не опуская их, она мысленно производила расчеты и тщательно скрывала истинную реакцию перед камерами, что всюду ее преследовали. Но он любил ее за эти руки. Он ощутил, как к его лицу приливает тепло, а когда они поцеловались, щечка в щечку, как знакомые дипломаты, оно покрылось румянцем. Вблизи она также выглядела на пятнадцать М-лет, словно с нее только сошел невинный цвет юности. Теперь она выглядела даже красивее, чем в юности. Некоторые говорили, что она проходит антивозрастную терапию с десяти лет.
– Значит, это правда, – проговорила она. – Земля чуть тебя не убила.
– На самом деле это был вирус.
Она рассмеялась, но ее взгляд при этом оставался таким же оценивающим. Она взяла его за руку и подтянула к себе, будто он был слепым. Хотя он знал некоторых из присутствующих, она все равно всех ему представила – лишь затем, чтобы обозначить, как сильно изменился узкий партийный круг с тех пор, как он его покинул. Но, конечно, он не мог этого заметить от переполнявшей его радости, и тут ход встречи нарушил плач. Среди них был младенец.
– Ах, – спохватилась Джеки, сверившись с наручной консолью. – Ее пора кормить. Познакомься с моей дочкой.
Она подошла к женщине, держащей запеленатое дитя. Девочке с пухлыми щечками и более смуглой, чем Джеки, было несколько месяцев, все ее лицо исказилось от крика. Джеки взяла ее с рук женщины и унесла в смежную комнату.
Ниргал, оставшись стоять на месте, увидел у окна Тиу, Рейчел и Франца. Подошел к ним, указал глазами в сторону Джеки – те закатили глаза и пожали плечами.
– Джеки не говорит, кто отец, – тихо сообщила Рейчел.
Это была не редкость: многие матери в Дорсе Бревиа поступали таким же образом.
Женщина, которая до этого держала ребенка, вышла от Джеки и сказала, что та желает поговорить с Ниргалом. Он проследовал за ней в комнату.
Там было панорамное окно с видом на Лабиринт Нила. Джеки сидела рядом, кормила ребенка и смотрела вдаль. Ребенок был голоден: закрыв глаза, жадно сосал и попискивал. Крохотные кулачки рефлекторно сжимались, будто пытаясь уцепиться за ветку или шерсть. И здесь, в этой хватке, будто заключалась вся человеческая культура.
Джеки раздавала указания помощникам – одновременно и присутствующим в комнате, и по видеосвязи.
– Не важно, что там скажут в Берне, нам нужно быть достаточно гибкими, чтобы заморозить любые квоты, если понадобится. Индии и Китаю придется просто с этим смириться.
Для Ниргала кое-что начало проясняться. Джеки состояла в исполнительном совете, но тот не имел большой власти. Также она была одним из лидеров «Свободного Марса», и, хотя партия, вероятно, имела меньшее влияние на планете, где каждый купол управлялся сам по себе, по вопросам отношений Земли и Марса она могла быть определяющей силой. Даже если она лишь координировала политические вопросы, то должна была получить всю власть, какая была доступна координатору, а это было весомо – сам Ниргал никогда не имел больше. Во многих случаях такая координация могла быть равна определению внешней политики Марса, так как все местные правительства занимались лишь своими вопросами, а в мировом парламенте все сильнее преобладало сверхбольшинство «Свободного Марса». И, конечно, было мнение, что отношения Земли и Марса способны пересилить все остальное. Так что Джеки, может быть, была на пути к обретению межпланетной власти…
Внимание Ниргала вернулось к ребенку на ее груди. Принцессе Марса.
– Садись, – пригласила Джеки, головой указывая на скамью рядом с собой. – Ты выглядишь уставшим.
– Вовсе нет, – ответил Ниргал, но все равно сел. Джеки подняла взгляд на одного из помощников и кивком дала знак выйти. Они остались в комнате вдвоем, третий – младенец.
– Для Китая и Индии это просто незанятая новая земля, – начала Джеки. – Это сразу становится понятно, если их послушать. Они прикидываются чертовски дружелюбными.
– Может, они такие же, как мы, – сказал Ниргал. Джеки улыбнулась, но он продолжил: – Мы помогли им освободиться от наднационалов. Но они не могут думать о том, чтобы перебросить сюда свое избыточное население. Их слишком много, чтобы решить проблему эмиграцией.
– Пусть даже и так, зато они могут об этом мечтать. А с космическими лифтами могут наладить непрерывный поток своих людей. И мы в нем захлебнемся быстрее, чем ты думаешь.