Архитектура для начинающих (СИ) - "White_Light_"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я знаю тех, кто мечтал увидеть Питер. Стремился изо всех сил и даже шел на какие-то жертвы или риск, а потом оказывался разочарованным. Не рисуй себе идеальный город. Питер вовсе не такой, в нем, как у любого человека — есть куча недостатков, достоинств, и то и другое противоречиво.
— Не буду, — с легкой улыбкой заверяет Рита. — Но мне очень любопытно будет посмотреть. Город, как ни крути, легендарен с самого своего основания. Это не Москва или тот же Киев, которые просто выросли из стихийного, древнего поселения.
— Да. Ты права, — Ольга отмечает согласие наклоном головы. — Питер очень своеобразный по духу город.
— …а ты? — спустя немного времени Рита решается на тихий вопрос.— Почему ты в нем не осталась тогда?
Она исподволь смотрит на Ольгу. На четкий профиль любимой, самой необычной и дорогой сердцу женщины.
— У меня тоже неоднозначны отношения с ним, — отвечает, наконец, Кампински. — Он дал мне характер, чувство прекрасного и сурово отправил в мир искать свой собственный путь.
— Не знаю, Рит, как точнее тебе сказать, — Ольга чешет кончик носа. — За первые шесть лет моей жизни в меня, как в маленький комод, было втиснуто слишком много противоречивых событий и информации. Я не представляю, как можно было бы тогда повернуть события иначе, чем они сложились. Да теперь их и не изменишь. Я стремилась обратно. Все детство и юность жила этой единственной мечтой — это был стимул учиться, взрослеть, а потом вдруг все кончилось не самым лучшим образом. Сначала я лишилась лучшего друга, затем первой любви, а потом мечты рухнули, когда я поняла, что того Питера нет — он плод моего собственного воображения и теткиных рассказов. Есть улицы, каналы, здания. Но чего-то такого, что передавала мне тетка Соня при жизни, нет.
— И ты решила покорить Москву? — Рите очень хочется верить, что Ольга никому еще не рассказывала о себе так откровенно, доверительно. От осознания подобной избранности, щекоток в животе разливается волной нежности.
— Да, — уже веселее подтверждает Кампински. — Я ж вредная, как этот город. Все вопреки, все из принципа. А ставка меньше, чем золотая столица, что это вообще?
====== 25 ======
В белую ночь как-то само собой забываешь о времени. Кажется, что его вовсе нет, часы нагло врут.
Прокатив «гостью» особенно любимыми и уютными на свой собственный взгляд/вкус улицами, Ольга паркует машину у дома с аркой. Поясняет:
— Там проходной всю жизнь был, но сейчас шлагбаумов нацепляли, не проехать.
Выйдя из машины, Рита запрокидывает голову вверх, чтобы окинуть взглядом старинное здание, небо над ним. Оборачивается назад — там, в канале струится белая ночь.
Подождав, пока Рита осмотрится, Ольга кивает дальше — пойдем.
— Здесь немного непривычно будет для тебя, — запоздало сообщает в парадном. — Это, конечно, не известная всем ротонда…
Потеряв последнюю способность выражать эмоции словами, Рита становится в центр своеобразного узкого «колодца». Лестница винтом уходит в… пропасть. В высоте так призрачно темно, что начинает казаться, будто ты смотришь не вверх, а вниз.
— Всем не всем, а я точно ничего не знаю ни о какой ротонде, — на всякий случай Рита время от времени касается рукой отполированных временем перил. Квартиры здесь расположены со странным подъемом в половину этажа.
— Потом покажу. Если интересно будет, — на условно третьем этаже у страшно-бордовой двери Ольга достает ключи. — А пока пришли.
Стена слева от входа хранит следы коммунального прошлого в виде трех дверных звонков, которые, скорее всего, давно не работают, но навечно прикрашены к этому месту масляной краской. Звук открываемого замка эхом уносится в неизвестную высь, под темные своды парадной. Рита чуть ежится от наползающей жути — в паутине этой неясной мглы над головой наверняка застряли души, призраки и бог/черт знает, что еще.
— Прошу, — Ольга спасает приглашением пройти в «хоромы». Рита торопливо шагает вслед и невольно берет Кампински за руку.
— Мы… еще в нашей вселенной? — неконтролируемо повисают ее слова в вековом сумраке.
Длинный, узкий коридор с затертыми от времени обоями на стенах упирается в странный деревянный сарайчик и сворачивает влево. По левой же стороне коридора сереют две двустворчатые двери со вспучившейся масляной краской, справа темнеют ниши двух заложенных кирпичом окон и одно действующее (мытое, наверное, еще до эпохи исторического материализма), а над всем общим великолепием с высоты более трех метров едва угадывается лепнина, забеленная вусмерть потемневшей от времени и печали известью.
— Это Питер, детка, — хмыкает Ольга, сама обалдевая от происходящего вокруг «великолепия». Она впервые словно увидела его другими глазами и теперь сама в шоке.
Коридор наполняется мертвенно-белым освещением двух завитков энергосберегающих ламп.
— Аааа-ха, — умудряется выдавить из себя Рита, не трогаясь с места, — вот это… даа.
— Идем, — тихо и немного нервно смеется Ольга, прячет Ритину лапку в свои ладони, — добоимся до конца, а потом я отвезу тебя обратно.
Первая комната оказалась пуста. Квадратная, с двумя высокими узкими окнами и кантом потолочной лепнины, уходящим прямо в стену.
— Вообще, тетя говорила, что здесь раньше была зала, но этого даже она не помнит, а эти фанерные стены официально перестраивались при ее жизни два раза, — поясняет Ольга, провожая Риту дальше.— Первый, когда поженились соседи и решили объединить жилплощади, второй после пожара. Еще бытовали какие-то подозрения… но я их не помню.
— А при тебе уже было так? — вторая комната – это ровная половина/копия первой.
— Да, только чище, почти стерильно и все в побелке. Тетка Софья страшно боялась грибка, инфекций и паутины. Поэтому известью все поливала от души.
— Туалет? — странный «сарайчик», сколоченный из досок в коридорном повороте, внезапно оказывается сортиром. Другое слово к этому вонючему углу Рита не смогла подобрать. Да и первое решила вежливо оставить при себе.
— Угу, — фыркает Ольга, — плюс умывальня. — Лампочка под потолком недовольно и нехотя просыпается тем же светом мертвого дня. Он растекается по трещинам древнего кафеля, сгущается на дне замызганной ванны, чтобы потеками слиться в канализацию.
— Вот это все, конечно, разберется. Так? — невинно вопрошает Рита, а Ольга оглядывается по сторонам ее, Ритиным, взглядом — «истинно — декорация к голливудскому триллеру».
— Эээ, да, — отступает на шаг, пропуская Риту дальше.
В последней комнате на Риту нападает нервный смех — странная геометрия стен со скошенным углом, гамак, подвешенный к потолку с особым старанием — судя по откоцанным кускам штукатурки, в углу камин с полкой, изразцами и следами чьего-то упорного желания тепла с уютом, выдымленное вокруг черной тоской о несбывшемся.
— А я уж думала, мне нечему здесь больше удивляться! — для пущей уверенности Рита дергает гамак, заглядывает в него — настоящий?
Ольга стоит позади, кивает:
— Да, тут мой брателло жил некоторое время.
Длинная, узкая кухонька со старой мойкой и ее ровесницей газовой плитой даже разочаровала Риту своей обычностью. Кроме, пожалуй, вида — прямо в ее окно сонно заглядывают два соседских.
Если окна комнат выходят на большее пространство двора (скорее бассейна, чем колодца), то кухня уютно прячется в некий аппендицит с подходом к — па-бам — черной лестнице!
Дверь в углу, которую Рита сначала даже не заметила, а затем сочла странной бутафорией, оказывается действующей, рабочей и вовсе не той, что искал бедненький Буратино в каморке старого Карло.
— Два входа в одну квартиру? — Рита выглядывает на лестничную площадку. Ее углы и закругленности вообще не поддаются Ритиной логике.— Для кухарок, что ли?
— Маман с отчимом в основном этим пользовались. Комнату у парадной они обычно сдавали квартирантам.
— Вот это дааа, — вояж окончен. Рита закрывает дверь, оборачивается к Ольге. Последняя, в общем, уже готова к отказу — ни один здравомыслящий человек (в Ритином положении) не возьмется за этот кошмар даже за очень большие деньги.