Архитектура для начинающих (СИ) - "White_Light_"

Мишка рассказал «все» Талгату, и этот дурак Джамалу теперь презирает, хранит гордое молчание и даже не напивается в кругу верного Ложкина.

— А я ничего не просила, я просто счастлива с ним была, — кричит Джамала ветру, Ольге, всему миру. — Совсем немного, несколько дней, почти месяц. Так была счастлива, как ни у кого не бывает! И я теперь знаю, почему Рита ушла от этого придурка! Она счастлива была с тобой, потом ни с кем другим жить не сможешь, не станешь.

Новый приступ рыданий Ольга вновь принимает в свою жилетку. Прижимает Джамалу к себе, как родную сестру, которой у нее никогда не было.

— Все хорошо, джаным. Так ты говоришь? — улыбаясь, смакует чужеземное слово.

— А еще он узнал, что Рита ездила с тобой в Москву, — вздыхает напоследок Джамала, — подозреваю, что это Талгат проболтался случайно. Он же не в курсе.

Ольга согласно кивает — да, тогда все сходится, и лишний раз показывает Мишку не с лучшей стороны. Топить в сплетнях отдавшую ему столько лет своей жизни женщину — подло.

— Хочешь, с Талгатом я поговорю? — предлагает Кампински. — Все объясню ему. — Слегка отстранившись, она смотрит на Джамалу и уже мысленно сочиняет адвокатскую речь. — Меня он точно выслушает, никуда не денется.

Но подруга отрицательно качает головой и, вытирая глаза, отстраняется окончательно.

— Не нужно, спасибо. Пусть сам до всего доходит. Пока он сам для себя не решит ничего обо мне, все со стороны будет лишь пустыми словами, оправданиями. А я оправдываться не хочу, — голос Джамалы крепнет в уверенной грусти. — Я с женатым спала. Я не знаю теперь, как назвать эту больную зависимость. Я объясняла ее деньгами.

— Я сама недавно поняла кое-что про себя. Даже страшно от этого стало… — на полуслове Ольга «проглатывает» едва не сорвавшееся с губ откровение. Ни к чему оно ни Джамале, ни крепчающему с каждой минутой ветру. — Все хорошо будет, — ловит взгляд подруги. — Ты права во всем, Джам. Держись. Ты молодец у меня.

Береза над головами тревожно шелестит о наступающей непогоде.

Мама Джамалы показывается издалека, указывает дочери куда-то на небо и явно призывает прятаться в доме от предсказанной ветром грозы.

— За тобой, — кивает Ольга. — Почему она никогда к нам не подходит?

Джамала тихо вздыхает о необъяснимом.

— Она боится тебя, — произносит не совсем подходящие слова, ибо как объяснить точнее “необъяснимое” она не знает, да и не хочет. — Но очень гордится нашей дружбой.

— Ладно, беги, — отмахивается в ответ Ольга, — давай. Вон, вода уже полетела.

Несколько крупных капель шлепнули по стволу березы, забору, подругам.

— А ты? — оборачивается Джамала, прикрывает глаза ладонью от летящего с ветром песка.

Ольга уже висит на ветке, подтягивается на руках, дабы проверенным способом перемахнуть через старый забор.

— Крепчает ветер, значит, жить старайся! Помнишь?

Она не слышит слов Джамалы в ответ, лишь видит, как последняя машет рукой на прощанье и торопится к дому сквозь «живую аллею», где ветер рвет листву с кустов сирени.

«Самого главного ты мне все равно не сказала, — ныряя в спасительную тишь салона любимой машины, усмехается Ольга. — Но это уже совсем другая история».

— Мама, я понятия не имею ни малейшего, кто слал фотки голой Кати Катиному мужу! — Рита никак не может определиться, смешно ей это или оскорбительно. — Я и мужа ее не знаю и вообще, как ты себе это представляешь? Я под окном сижу и жду, пока они с Золотаревым еее…. сношаться начнут?!

Раскаты грома хохочут над миром и заливаются дождем.

Диана сердито поджимает губы. Соня внимательно следит за дядей Стефаном, а тот невозмутимо починяет примус. Они с Ритой едва успели до начала грозы. Сейчас стихия, отбушевав над дачами, медленно смещается в Городочном направлении, оставляя после себя невыносимо вкусный воздух.

— Хорошо, — Диана кивком головы снимает вопрос о маньяке-соглядатае с повестки вечера и поднимает следующий: — Где ты была?

Ее голос звучит спокойно, но Рита нисколько в это спокойствие не верит. Однако и отступать обратно смысла не видит.

— Ездила смотреть первый свой настоящий объект. Три комнаты, кухня, удобства и прихожая, — честно отвечает маме. — Все в полном моем творческом распоряжении и вне компетенции Золотаревых – обоих.

— И не в Городке? — уточняет Диана.

— В Питере, — без обиняков отвечает Рита. — Несколько месяцев я буду жить там и работать, об этом я хотела поговорить с тобой.

Молния за окном добавляет эпичности сказанному. Мать и дочь напряженно смотрят в глаза друг другу.

Весь обратный путь Рита мысленно готовилась к этому разговору, но сейчас ей нисколько от этой подготовки не становится легче.

— То есть, — медленно произносит Диана, — ты уже… как это? Заключила договор? Подписала некий контракт?

— Соня пока поживет у вас с Пал Юрьичем, — продолжает Рита, игнорируя вопросы матери, ей и без них нелегко даются слова, поясняющие собственное решение. — Я буду приезжать по мере возможности, а потом заберу ее насовсем.

— Не так быстро! — защищается словами Диана и нападает. — Где ты их нашла, этих заказчиков? Что это за люди? Ты их знаешь? Рита!..

— Мам, ты обещала доверять мне, — дочь гасит тоном чересчур эмоциональную тираду матери. — Так держи свое слово!

— Нет… — Диана качает головой, словно отказывается верить или слышать. — Ты наивна, Рита! Нельзя же быть настолько… глупой!

— Мама, — отвечает новая Рита, та, что в отличие от прежней, абсолютно спокойна и уверена в собственной правоте. — Я вернулась только за вещами, компьютером и послезавтра уезжаю. Я приняла решение, дала слово и не отменю ни первого, ни второго.

— Нет! — в комнате повисает напряженная пауза. На окрик Дианы оглядываются даже Стефан с Сонечкой, но быстро теряют интерес к непоняткам между взрослыми женщинами и вновь возвращаются к починке старинного механизма. — Ты никуда не поедешь, — шипит Диана анакондой.

Рита отрицательно качает головой

— Да, мама. Я поеду. Я так решила. И это моя жизнь.

— Посмотрим, что ты ответишь Сонечке, когда она тебе такое заявит! — выяснять отношения дальше мать и дочь уходят в кухню.

— Что-то Пал Юрьич задерживается, — переживает вслух Диана. Ей не хватает спокойствия мужа, его рассудительности.

Рита открывает окно в тёмную, пахнущую озоном, ночь. Соглашается с маминым предложением — поживем/увидим. Мысленно обещает сама себе никогда не пытаться жить за дочь, а дать ей свободу выбора. Она не настроена спорить дальше.

— Из-за истории с отцом мы с тобой пропустили мой подростковый бунт, — ее улыбка-признание горчат, — что может быть хуже тинейджерских метаний в 29-30 лет?

Но Диана по-прежнему не слышит желание мира в голосе, словах дочери.

— Ты не понимаешь! — продолжает она на прежней высокой ноте. — Ты думаешь, это так просто, смотреть, как твой ребенок упорно ползет к краю обрыва, и лишь верить, что по какой-то случайности он не упадет и не разобьется. Ты упорно не хочешь видеть этот несчастный обрыв впереди!

Словно сдаваясь, Рита поднимает руки.

— Хорошо. Ты знаешь лучше, со стороны виднее, и ты меня любишь, — в ее голосе вселенское терпение, как в разговоре с маленьким, капризным простудой ребенком — тогда скажи мне, мама, что делать дальше? Что ты считаешь правильным и почему?

Замолчав на полуслове, Диана словно зависает над тем самым обрывом, которым еще мгновение назад пугала Риту. Это какое-то словесное айкидо, где сила твоего убеждения оборачивается против тебя же.

— Вернуться к Золотаревым? — продолжает Рита в повисшей паузе. — Просить у них прощения? Пытаться и дальше пробить стену лбом в поисках самореализации в Городке, принадлежащем тому, кто поклялся тебя уничтожить? Оставаться в этом Городке лишь потому, что мама боится отпустить своего ребенка в другой? Скажи мне? Я человек? Мои тело, мысли, душа мне принадлежат или тебе?

— Не утрируй! — приходит в себя Диана. — Кому бы они там не принадлежали, у меня опыта больше и с прогнозами на порядок точнее.