Любовь, Конец Света и глупости всякие - Людмила Сидорофф

— Трансформатор можно подключить только через пару часов, — ответили из технической группы. — Да ничего страшного не произойдет, пусть злоумышляют. У той энергии другой интерфейс, со сферой сразу не сможет взаимодействовать, будет восприниматься как чужеродный элемент, возможно, как легкое прикосновение, но сфера на прикосновения давно не реагирует.

Еще через полчаса Бог планеты Брут проснулся от непонятных ощущений, не то чтобы неприятных, но весьма раздражающих. Только от них почему-то хотелось неприлично хихикать. Он попытался отодвинуться и продолжил спать дальше.

Магическая сфера вокруг планеты задрожала и сдвинулась с места.

Воображаемое дерево, растущее из Нелидиного пупка, шевелило ветвями.

Бог Брута снова проснулся и осмотрелся…

Он пребывал в странной позе, раздулся пузырем в космосе, внутри него пряталась планета без Магии.

«Приснится ж такое», — подумал Бог Брута и, не успев опомниться, обрушился на свою планету дождем из чистого золота.

Малибоун

«Имей совесть, возвращайся домой!» — впечатала Танька и отправила эсэмэску по назначению. Уже два дня она ругалась по телефону с Ди, а сегодня впридачу повздорила с Робином. Неприятности и без того сыпались целое утро: пролила чай на ноутбук, прожгла утюгом блузку, оставила дома очки — спохватилась лишь в поезде, который безбожно опаздывал. Сбой отлаженного расписания на этом маршруте вообще был событием из ряда вон: поезда тут ходили точнее, чем часы, будто соревновались с собственной рекламой на огромных вокзальных щитах: «ДА — 99% наших поездов прибывают чик-в-чик! Но НЕТ — вы не в Швейцарии!»

Безвкусно оформленные щиты вечно мозолили ей глаза: это какой горе-рекламщик такое придумал? Какими никем ранее не замеченными опозданиями поездов исчислялся недостающий процент прибытий «чик-в-чик», и при чем тут Швейцария?! Можно подумать, что в Англии каждое своевременное прибытие поезда — это чудо какое-то, дивитесь, мол, пассажиры, щипайте себя за разные части тела — это не сон и не мираж, радуйтесь.

Танька была в дурном настроении, да и прочие пассажиры радости не демонстрировали. Ее сердитый взгляд переходил с одного недовольного лица на другое — большинство давно примелькалось за годы ежедневных поездок на поезде. Седоватая дама в безукоризненно строгих одеждах; долговязый очкарик в перманентно коротких штанах по щиколотку с печатью перманентно несчастной личности в складке между бровями; тощий парень, похожий на нарика, в полосатой вязаной шапочке (он носил ее не снимая, зимой и летом); пара китайцев (муж с женой небось), что всегда занимали два сиденья в конце вагона и спали до конечной станции; четверо в серых костюмах — лиц не видно под страницами «Гардиан» или «Таймс» — все обычные завсегдатаи чертыхались, каждый явно куда-то опаздывал. Поезд, будто нарочно, замедлил ход и, вздыхая, пополз по рельсам, как гигантская сороконожка. Пронеслась волна цоканья языками и сердитого шуршания газет. Из динамиков, установленных в разных углах вагона, послышалось покашливание машиниста:

— Доброе утро, леди и джентльмены.

Десятки ушей завибрировали, подобно настраивающимся на нужную частоту приемникам. Шуршание и цоканье приглушилось.

— Наш поезд опаздывает, — констатировал тем временем смущенный «передатчик», но по возобновившимся звукам вагона было понятно, что эта фраза была излишней — сами знаем, мол, что опаздывает, за кого вы нас держите, дядя? А почему вот ваш поезд опаздывает, слабо объяснить?

— Но почему он опаздывает, — внял «дядя» немому укору, — пока для меня загадка, — и завершил, несдержанно прыская: — Впрочем, как и для вас!

Вслед его несуразному прысканью весь вагон вдруг затрясся от смеха — примелькавшихся завсегдатаев будто враз подменили. Четверка в серых костюмах разразилась игривым кудахтаньем и, словно куры крыльями, замахала… журналами «Плейбой». Седоватая дама захихикала в кулачок и закинула ногу на ногу в… легкомысленно ветхих кроссовках. Заерзала пара китайцев, скаля зубы на канареечных дисках лиц. Под полосатой шапочкой «нарика» обнаружилась гладкая лысина, отливающая отражением пассажирки, на колени которой он свалился, давясь от хохота. Даже «перманентно несчастный» очкарик согнулся вдвое и смеялся… нет, ржал, как конь.

«Все с ума посходили, — Танька даже не улыбалась и, поглядывая на молчащий телефон, раздражалась еще сильнее. — Что смешного в том, что поезд опаздывает, а машинист придурок? Или тут идиоты собрались? Hail idiots! Welcome to the village![125]».

За окном лениво поплыли городские пейзажи, поезд почти приблизился к конечной станции, когда мобильник издал тонкий писк. «Наконец-то ответила!» — близоруко щурясь без очков, она поднесла экранчик как можно ближе к глазам — но высветившаяся эсэмэска была не от Ди: «Магия вернулась, Танька...»

Варвара... Танька откинулась на спинку сиденья и улыбнулась впервые за утро. Варвара... Сердце запрыгало и застучало, словно радостный барабанщик, перекатилось повыше — к горлу, отплясало чечеткой внутри головы и медленно, неохотно, опустилось на свое место. «Я не… впрочем, хватит уже повторять эту бестолковую мантру, все и так ясно, кто я…» Пальцы выдавили несколько букв: «Привет. Как вы там с Осей?»

На станции Малибоун все отсвечивало золотисто-желтым, словно над зданием распилили крышу и впихнули внутрь великолепное солнце. Пропускники-автоматы весело позванивали сканированными билетами и подрагивали металлом, провожая за барьер пассажиров — одного за другим, аккуратно и резво. «Как-то все очень странно сегодня», — озиралась по сторонам Танька, прокручивая в мозгу: «Магия вернулась… Магия вернулась…»

Она достала из сумки проездной и пристроилась в очередь, за большим ярко-розовым чемоданом с крупной надписью «Everyone loves a blonde»[126]. Над чемоданом небрежно взмахнула холеная ручка с изящным браслетиком — и рядом возникло лицо в синей фуражке в полной служебной готовности: «Прошу, мадам!» Чемодан переправился за барьер мускулистой рукой, взявшей под козырек вслед уплывающей вдаль «блондинке». В магнитную щель сканера просунулся Танькин билет. «Пик-пик-пик!» — тревожно пропел сканер и выплюнул проездной обратно. Металлические створки барьера глухо сомкнулись, едва не ударив ее по коленкам. «Это еще что за новости?» — удивилась Танька, еще раз всунув билет в то же отверстие. Сканер разразился писклявой репризой, створки не раздвигались.

— Мадам! — услышала она голос дежурного в синей фуражке, который пару секунд назад, обращался к «блондинке» с чемоданом с совершенно иной интонацией. — В сторонка, мадам, я желаю смотрейт вас билет.

Она отошла, куда было указано и, волнуясь, заговорила — многословно, надменно, вежливо:

— Вот мой билет, сэр, как видите, он действителен, полагаю, что он размагнитился, так что исправьте как можно быстрее эту ничтожную неполадку и извольте пропустить меня за барьер, я опаздываю на работу!

Высокомерным взглядом, стараясь не щуриться близоруко, Танька смерила станционного служащего: его темнокожее лицо расплылось мутноватым пятном, только бейджик на форменной куртке обозначился четкими буквами «Gabriel».

— Мадам! Вас билет НЕ действУет! — «Gabriel» торжествующе поднес проездной как можно ближе к ее глазам. — Вот тут должен быйт дата приобретений, прописьей.

— Дата приобретения? Прописью? Вы шутите? Какого черта? — Танькино терпение стремительно сокращалось, вежливость тоже. — Вам недостаточно даты окончания срока действия, проставленной здесь компьютером?

— Ноу, мадам! Компьютером недостаточен! Нас жесткий правило. Вы плотите штраф, — предложил служащий невозмутимо.

— Что-о-о? — она еле сдержалась, чтобы не взвыть полицейской сиреной. — А ну пропустите меня немедленно или я обращусь с жалобой к вашему менеджеру!

— Чем могу быть полезен? — приблизился второй смотритель в синей фуражке, лицо которого было тоже темно и расплывчато. Акцент был почти не заметен, бейджик на форменной куртке сообщал имя «Michael».

— Вы его менеджер? — кивнула ему Танька, показав на «Габриэля».

— Допустим, а в чем дело, собственно?

Даже со своей близорукой дистанции Танька заметила, как двое в фуражках перемигнулись. «Да они сговорились тут! Придумали новое правило, чтобы состричь купоны! Это просто грабеж!» Все гадости странного утра сцепились в липкий комок, обвалянный в ее дурном настроении и обсыпанный стрессом, как едкой пылью. Внутри Танькиной головы потемнело, а снаружи, словно теннисные мячи по защитному шлему, били вспышки желтого света, странным образом распространяющиеся по всей станции. Громко — так, что оборачивались прохожие, — она кричала о легитимном сервисе, о законах Соединенного Королевства, о нигерийских мошенниках и правах пассажиров всех стран, пока два темнокожих смотрителя с бейджиками «Michael» и «Gabriel», тащили ее под руки к будке с табличкой «Начальник вокзала»[127].