ГИТЛЕР, Inc. - Гвидо Препарата

Британия действительно не двинулась с места: уже к вечеру седьмого числа ведущие политики принялись наперегонки оп­равдывать нацистский демарш. Газетные магнаты, лорд Бивербрук из «Дэйли экспресс», заодно обхаживавший от имени своего близкого друга Черчилля Россию с июня 1935 года (129), и лорд Роттимер из «Дэйли мейл» громко одобрили действия Гитлера и Германии. «[Гитлер:] Весь круг Бивербрука—Ротимера явился ко мне и дружно заявил: в прошлой войне Британия была не на той стороне» (130).

Из Лондона лорд Лотиан и лорд Астор, повторяя на все лады старый рефрен о том, что Германия есть бастион против боль­шевизма, укоряли своих французских коллег за излишнюю «сварливость» (131) по поводу вполне понятного желания Гер­мании войти на свой «задний двор» (132). Вслед за этим Идеи и лорд Галифакс поспешили в Париж, чтобы нанести францу­зам двойной удар. По прибытии Иден ультимативно посовето­вал «воздерживаться от любых действий, могущих привести к войне; Англия желает мира». Идену вторил Галифакс: «Этот конфликт следует уладить путем переговоров». Фланден, ми­нистр иностранных дел Франции, недоумевал. «Если Англия бу­дет действовать, — настаивал он, — то она поведет Европу... это ее последний шанс. Если Британия не остановит Германию сей­час, то все будет потеряно...»

Французы не читали Макиндера.

Единственное, что британцы дали Франции после реша­ющей вылазки нацистов в качестве подачки, было публичное за­седание в Лондоне, в Совете Лиги Наций, 14 марта. По этому случаю Иден, явив, к вящему удовольствию нацистов, образчик двусмысленных речевых конструкций британского Форин офи­са, утверждал, что оккупация Рейнской области, несомненно, является нарушением Версальского договора, но не представля­ет угрозы миру. Она подорвала мощь Франции, но не ее безопас­ность. Французы цепенели от изумления.

Британия самым вопиющим образом нарушила свои обяза­тельства гаранта безопасности в Европе. На следующий день, словно ничего не произошло, Иден пригласил на завтрак Риб­бентропа, чтобы обсудить с ним пути развития германской гео­политики. 29 марта, не теряя драгоценного времени, Геббельс призвал к проведению в Рейнской области еще одного референ­дума — для одобрения ее включения в состав рейха: «за» прого­лосовали 99 процентов (133).

Согласно сценарию британской постановки, такое усиление позиций умиротворителей не могло не вызвать реакции: после оккупации Рейнской области антинацистская фракция во главе с Черчиллем, воспользовавшимся фондами состоятельных ев­рейских кругов, превратилась в более «компактную, четко оформленную и сугубо секретную группировку, известную под названием «Фокус». Согласно пожеланиям его лидера, никогда и нигде не публиковались никакие подробности о составе и дея­тельности этой группы (134).

Но Гитлера нимало не тревожили ни Черчилль, ни его пар­тия — для фюрера они были не более чем докучливыми говору­нами, не способными ни на что, кроме пустых речей. После марта нацисты с еще большим упоением отдались своей безрас­судной страсти к британцам — шампанское лилось рекой, бес­численные празднества и конференции сменяли друг друга, в Германии были проведены летние и зимние Олимпийские иг­ры, немцы открывали англичанам свои военные секреты. Но фюреру был нужен более значимый символ — встреча в вер­хах, скажем, с премьер-министром Болдуином. Болдуин, одна­ко, сохранял трезвую голову и вежливо отклонил приглашение Гитлера (135). Премьер-министр выудил на задворках британ­ского лагеря умиротворителей Ллойд Джорджа и послал его в Баварские Альпы, в резиденцию «Орлиное гнездо» на встречу с Гитлером вместо себя.

Таким образом, состоялось событие с совершенно иным сим­волическим значением: 4-го сентября 1936 года Гитлер пожал руку не своему британскому противнику, а одной из самых удач­ливых повивальных бабок нацизма: тому самому Ллойд Джорд­жу, который заключал Версальский договор. Гитлер и его гость с воодушевлением беседовали о войне, политике и рабочем классе. Фюрер был очарован Ллойд Джорджем, которого он в своих отзывах описывал как «гения». Гитлер рассчитывал представить гостя на съезде партии, но Ллойд Джордж, проявив разумную осторожность, отказался, хотя при этом не удержался от злословия в адрес чехов (136) — это был довольно прозрач­ный намек.

В целом встреча могла считаться успешной; Ллойд Джордж по возвращении в Британию превозносил фюрера в газетах, на­зывая его «величайшим немцем нашей эпохи».

В связи с этим эпизодом вполне правомерно был поднят во­прос: «Кто кого здесь одурачил?» (137). Здесь не ставится во­прос о том, дурачило ли Гитлера британское правительство, — ответ на этот вопрос может быть только утвердительным; при­чем несущественно, был ли сам Ллойд Джордж активным дейст­вующим лицом или не осознававшим своих действий орудием этих манипуляций, — и с полной определенностью можно ска­зать одно — ни Гитлер, ни нацисты ни разу не смогли никого вве­сти в заблуждение.

Надувательство тем временем продолжалось со все возрас­тавшей изобретательностью. В то время у короля Эдуарда VIII была возлюбленная, американка миссис Уоллис Симпсон.

В последние месяцы 1936 года премьер-министр Стэнли Бол­дуин, с полного одобрения Эдуарда, был готов к постановке фе­номенального спектакля. Вероятно, принца Уэльского специаль­но проинструктировали, чтобы он на публике вечно повторял одну и ту же мантру: «Ни свадьбы, ни коронации». При всем том он публично поставил следующее условие: если коронация со­стоится, то принц Уэльский возведет на престол в качестве сво­ей королевы Уоллис Симпсон — дважды разведенную американ­скую простолюдинку. Болдуину предстояло проследить, затем организовать газетную кампанию и запросить мнение доминио­нов относительно допустимости такого брака — с тем чтобы и до­минионы, и пресса единодушно осудили такое бракосочетание (138). Болдуин осуществил этот сценарий 16 ноября; после этого у Эдуарда осталось три альтернативных возможности: (1) отка­заться от миссис Симпсон и сохранить трон, (2) уволить в от­ставкy Болдуина и его кабинет и (3) отречься.

Несмотря на то что Уоллис умоляла принца сохранить трон, оставив ее при своей особе в качестве всемогущей наложницы (139), Эдуард из-за «любви» сделал наименее целесообразный выбор и 10 декабря 1936 года отрекся от престола. «Боже, хра­ни короля!» — воскликнул он, заканчивая свою речь. На престол, под именем Гeoрга VI, взошел Альберт, герцог Йоркский; таким образом, королевское достоинство было поделено между обычным регентом и его братом, пронацистским принцем Эдуардом, который после отречения принял титул герцога Винд­зорского.

Нацисты ошибочно приняли это отречение за результат вну­тренней борьбы и очищения королевской семьи от почитате­лей нацизма, каковых там никогда на деле не было, и хотя Гит­лер был расстроен происшедшим (140), цель британской правящей элиты оставалась прежней — постоянно держать Гит­лера в напряженном неведении, то подмигивая ему, то отгоняя прочь, как надоедливую муху. До сих пор такая тактика превос­ходно себя оправдывала.

В июне 1937 года Эдуард и Уоллис поженились во Франции, а в октябре их пригласили в Германию совершить большой тур

по рейху; герцога и герцогиню повсюду ожидал восторженный прием и приветствия «хайль!», на которые Эдуард отвечал на­цистским салютом. 12 октября 1937 года, на следующий день после приезда в Германию, Эдуард, в доме Роберта Лея, главы нацистского трудового фронта, был представлен Гиммлеру, Геб­бельсу и Гессу (141) — к этой встрече британская разведка готовила принца на протяжении двух с половиной предыдущих лет.

Наконец, в ноябре 1937 года, после всего этого потока гени­альных действий со стороны Британии, настало время на деле подтолкнуть Гитлера к реальной войне. Миссия лорда Галифак­са 19 ноября 1937 года — его визит в альпийскую резиденцию Гитлера — стала поворотным пунктом в цепи событий, привед­ших к развязыванию Второй мировой войны. К этому времени рыхлый конгломерат британских умиротворителей раскололся на две основные «партии» (142): антикоммунистов, которые об­рели своего лидера в лице Невиля Чемберлена, и участников «Круглого стола». Обе эти партии приняли пропагандистскую эстафету от партии мира, члены которой примыкали то к пер­вым, то ко вторым (см. рис. 5.2). Нацисты взирали теперь натри не похожие друг на друга грани единого фронта, и эти разногласия поощрили их на расширение их европейской цитадели до решающей агрессии против Советов.

Вкратце то, что Галифакс сказал Гитлеру, можно выразить так:

(1) Британия считает Германию бастионом против коммунизма,

(2) Британия не возражает против присоединения к Германии Австрии, Чехословакии и Данцига; и

(3) Германия не должна ис­пользовать силу для достижения своих целей в Европе.

В свете (1) концепции, изложенной в «Майн Кампф», кото­рую внимательно изучили все британские правители, (2) неви­данной всемирной гонки вооружений, (3) постоянных и щедрых поставок британского и американского оружия, которое нацис­ты получали все прошедшие четыре года и (4) пресловутой под­готовки рейха к исполнению плана «Барбаросса» Гитлер мог со­вершенно спокойно игнорировать особое предупреждение о недопустимости применения силы, — коротко говоря, Брита­ния просто подталкивала его в спину. Об этих осенних перегово­рах и тайном сговоре ничего не сказали ни простым британцам, ни остальному миру.