Посмертные записки Пиквикского клуба - Чарльз Диккенс

К этому решению леди средних лет была приведена рядом соображений, из коих главным было то, что она тем самым даст неопровержимое доказательство своей преданности мистеру Питеру Магнусу и своих забот о его безопасности. Она слишком хорошо знала его ревнивый характер, чтобы отважиться хотя бы слегка намекнуть на истинную причину своего волнения при встрече с мистером Пиквиком, и она верила в силу своего влияния и в способность маленького человека поддаться ее убеждениям и умерить свою неистовую ревность, если мистер Пиквик будет удален и исчезнет повод к новой ссоре. Погруженная в такие мысли, леди средних лет облачилась в капор и шаль и направилась к дому мэра.

Джордж Напкинс, эсквайр, упоминаемый выше главный судья, был самой величественной особой, какую мог бы встретить самый быстрый ходок в промежуток времени от восхода до заката солнца в день двадцать первого июня, каковой день, согласно календарю, является самым длинным днем в году, что, естественно, обеспечивает ходоку наиболее продолжительный срок для поисков. В это именно утро мистер Напкинс пребывал в состоянии крайнего возбуждения и раздражения, ибо в городе вспыхнул мятеж: приходящие воспитанники самой большой школы составили заговор с целью разбить стекла у ненавистного торговца яблоками, освистали бидла и забросали камнями констебля — пожилого джентльмена в сапогах с отворотами, вызванного для подавления мятежа, джентльмена, бывшего с юных лет и в течение полувека блюстителем порядка.

Мистер Напкинс восседал в своем удобном кресле, величественно хмурясь и кипя яростью, когда доложили о леди, пришедшей по срочному, приватному и важному делу. Мистер Напкинс принял ледяной и грозный вид и приказал впустить леди, каковое приказание, подобно всем распоряжениям монархов, судей и прочих могущественных земных владык, было немедленно исполнено, и мисс Уитерфилд, взволнованная и кокетливая, была введена.

— Мазль! — сказал судья.

Мазль был низкорослый слуга с длинным туловищем и короткими ногами.

— Мазль!

— Слушаю, ваша честь.

— Подайте кресло и удалитесь.

— Слушаю, ваша честь.

— Итак, сударыня, потрудитесь изложить ваше дело, — сказал судья.

— Это очень тягостное дело, сэр, — проговорила мисс Уитерфилд.

— Очень возможно, сударыня, — отозвался судья. — Успокойтесь, сударыня! — Мистер Напкинс принял милостивый вид. — И расскажите, по какому делу, подлежащему вниманию закона, вы сюда явились, сударыня.

Тут судья восторжествовал над человеком, и мистер Напкинс снова принял суровый вид.

— Мне очень неприятно, сэр, являться к вам с таким сообщением, — сказала мисс Уитерфилд, — но я боюсь, что здесь состоится дуэль.

— У нас, сударыня?! — воскликнул судья. — Где, сударыня?

— В Ипсуиче.

— В Ипсуиче, сударыня?.. Дуэль в Ипсуиче?! — снова вскричал судья, пришедший в ужас при этом сообщении. Невероятно, сударыня! Я уверен, что в нашем городе этого быть не может. Боже мой, сударыня, известна ли вам энергия наших местных властей? Может быть, вам случалось слышать, сударыня, как четвертого мая я ворвался на ринг в сопровождении только шестидесяти констеблей, с риском пасть жертвой разъяренной толпы. Я прекратил кулачное состязание между мидлсекским Дамплингом и саффокским Бентамом. Дуэль в Ипсуиче, сударыня! Я не верю… не верю, — продолжал судья, рассуждая сам с собой, — чтобы двое людей взяли на себя смелость замыслить такое нарушение мира в этом городе.

— К несчастью, то, что я сообщила, слишком верно, — сказала леди средних лет. — Я была свидетельницей ссоры.

— Это дело в высшей степени необычайное, — сказал пораженный судья. — Мазль!

— Слушаю, ваша честь.

— Пошлите сюда мистера Джинкса! Немедленно!

— Слушаю, ваша честь.

Мазль исчез, и бледный, остроносый, полуголодный, оборванный клерк средних лет вошел в комнату.

— Мистер Джинкс! — обратился к нему судья. — Мистер Джинкс!

— Сэр? — отозвался мистер Джинкс.

— Эта леди, мистер Джинкс, явилась сюда с сообщением о замышляемой у нас в городе дуэли.

Мистер Джинкс, не зная в точности, как ему поступить, раболепно улыбнулся.

— Над чем вы смеетесь, мистер Джинкс? — спросил судья.

Мистер Джинкс мгновенно принял серьезный вид.

— Мистер Джинкс, — сказал судья, — вы — болван!

Мистер Джинкс смиренно взглянул на великого мужа и закусил кончик пера.

— Вы можете, сэр, видеть в этом сообщении нечто смешное, но я должен сказать, мистер Джинкс, что смеяться тут нечего, — сказал судья.

Полуголодный Джинкс вздохнул, словно действительно удостоверился, что поводов для смеха у него было очень мало, и, получив приказание записать сообщение леди, потащился к столу и начал записывать.

— Этот Пиквик, как я понял, — дуэлянт? — спросил судья, когда заявление было записано.

— Вот именно, — сказала леди средних дет.

— А другой скандалист… Как его имя, мистер Джинкс?

— Тапмен, сэр.

— Тапмен — секундант?

— Да.

— Второй дуэлянт, вы сказали, сударыня, скрылся?

— Да, — ответила мисс Уитерфилд, покашливая.

— Прекрасно! — заявил судья. — Эти два лондонских головореза, явившись сюда для истребления подданных его величества, воображают, что на таком расстоянии от столицы рука правосудия слаба и парализована. Они получат урок! Приготовьте ордера на арест, мистер Джинкс. Мазль!

— Слушаю, ваша честь.

— Граммер внизу?

— Да, ваша честь.

— Пошлите его сюда.

Раболепный Мазль исчез и скоро вернулся в сопровождении пожилого джентльмена в сапогах с отворотами, главными приметами которого были: распухший нос, хриплый голос, сюртук табачного цвета и блуждающий взор.

— Граммер! — обратился к нему судья.

— Ваш-шесть?

— В городе спокойно?

— Благополучно, ваш-шесть, — ответил Граммер. — Народное волнение немного улеглось — мальчишки ушли играть в крикет.

— В такие времена, Граммер, нужны энергические меры, — решительно сказал судья. — Если ни во что не ставят авторитет королевских чиновников, надо прочесть во всеуслышание закон о мятеже[81]. Если гражданские власти не в состоянии защитить эти окна, Граммер, войска могут защитить и гражданскую власть и окна. Мне кажется, это — основное положение конституции, мистер Джинкс?

— Разумеется, сэр, — сказал Джинкс.

— Прекрасно, — продолжал судья, подписывая ордера. — Граммер, вы приведете этих людей ко мне сегодня же. Вы найдете их в «Большом Белом Коне». Вы помните историю с мидлсекским Дамплингом и саффокским Бентамом, Граммер?

Мистер Граммер покивал головой, давая понять, что никогда он этого не забудет. Впрочем, он и не мог забыть, поскольку об этом упоминалось ежедневно.

— А это еще более противоконституционный поступок, — продолжал судья, еще большее нарушение мира и спокойствия и грубое нарушение прерогатив его величества. Дуэль — одна из самых бесспорных прерогатив его величества, если я не ошибаюсь, не правда ли, мистер Джинкс?

— Особо оговоренная в Великой хартии[82], сэр, — ответил мистер Джинкс.

— Один из самых блестящих перлов британской короны, отторгнутый у его величества баронами, если я не ошибаюсь, не так ли, мистер Джинкс? — сказал судья.

— Совершенно верно, сэр, — ответил мистер Джинкс.

— Прекрасно! — сказал судья, горделиво приосанившись. — Прерогатива не должна быть попрана в этой части владений короля. Граммер, возьмите подкрепление я приведите эти приказы в исполнение как можно скорей. Мазль!

— Слушаю, ваша честь.

— Проводите леди.

Мисс Уитерфилд ушла, глубоко потрясенная учеными справками судьи; мистер Напкинс ушел завтракать; мистер Джинкс ушел в самого себя, ибо это было единственное место, куда он мог уйти, за исключением дивана, служившего ему постелью в маленькой общей комнате, которая днем была занята семьей его квартирной хозяйки; мистер Граммер ушел, дабы исполнением нового поручения смыть оскорбление, нанесенное ему и другому представителю его величества, бидлу, утром этого дня.

В то время как подготовлялись эти твердые и решительные меры к охранению «королевского мира», мистер Пиквик со своими друзьями, ничего не подозревая о надвигающихся великих событиях, мирно уселись за обед; все были разговорчивы и общительны. Мистер Пиквик только что начал рассказывать о своих ночных приключениях, к великому удовольствию учеников, а в особенности мистера Тапмена, как вдруг дверь открылась и какая-то противная физиономия просунулась в комнату. Глаза этой противной физиономии в течение нескольких секунд внимательно осматривали мистера Пиквика и, по всем признакам, остались вполне удовлетворены своим исследованием, ибо фигура, коей принадлежала противная физиономия, медленно втиснулась в комнату и предстала в образе пожилого субъекта в сапогах с отворотами. Чтобы не держать читателя и далее в неизвестности, скажем коротко: это были блуждающие глаза мистера Граммера, а фигура была фигурой этого же джентльмена.