Свет праведных. Том 1. Декабристы - Анри Труайя

– Положите все это в коляску, – сказала ему Дарья Филипповна.

Она собиралась уезжать. Николай не мог этого вынести.

– Вы возвращаитесь к себе? – спросил он.

– Ну, конечно.

– Позвольте мне, дорогая Дарья Филипповна, попросить вас оказать мне честь и разрешить сопровождать вас, хотя бы часть пути?

Она не утратила утонченной способности краснеть. Щеки ее заалели, а глаза стали особенно синими под тенью ресниц.

– Вы верхом? – тихо осведомилась она.

– Да.

– Значит, вы можете нагнать меня в дороге…

Вне себя от радости, он поцеловал ей руку, учтиво помог подняться в коляску и побежал на клубную конюшню.

Проскакав какое-то время, он заметил вдали, в поле, светлое пятнышко женской шляпки, раскачивавшейся в такт колес. Коляска ехала медленно. Догнав Дарью Филипповну на опушке березового леса, Николай пустил коня шагом. Ветки ближних деревьев отбрасывали на проезжавших редкие тени. Николаю пришлось наклониться в седле, чтобы разглядеть краешек лица под полями светлой соломенной шляпки. Он не знал, с какого боку завязать разговор. Наконец, нависшее молчание, как волна, подтолкнуло его:

– Вы не можете себе представить, Дарья Филипповна, как я страдал из-за этой досадной истории, в которой ни вы, ни я не виноваты, и тем не менее она разлучила нас!

– Должна признаться, – вздохнула она, – в тот момент мое материнское чувство было глубоко задето.

Он поспешил пояснить:

– Я так отчетливо сознавал это, что уже не решался появиться у вас на глазах! Мне казалось, что вы воспринимаете всю нашу семью с одинаковой неприязнью!

– Так далеко я никогда не заходила, Николай Михайлович! – возразила она. – Но, разумеется, все, что исходило от Каштановки, напоминало мне о печали, о смятении своего сына. Любой мелочи было достаточно, чтобы моя боль воскресла вновь! Не будем больше говорить об этом. Время идет, раны затягиваются, разум одерживает верх…

– У вас хорошие новости от Васи? – спросил он.

– Великолепные! Ему очень нравится в Санкт-Петербурге. Его начальники довольны им. Несмотря на мои просьбы, он ни разу не приезжал в Славянку. Несомненно, воспоминание о вашей сестре удерживает его вдали от этих мест!..

– Я очень сожалею! – пробормотал Николай.

Она очень спокойно взглянула на него:

– Не огорчайтесь: все хорошо. Кстати, я не теряю надежды вернуть сына в наш круг. Вам известно, что я купила землю Елагина? Я строю там павильон в китайском стиле. Для Васи, когда он приедет в отпуск, это будет убежищем, предназначенным для чтения и размышлений, в стороне от шумов усадьбы. В общем, местом, о котором он всегда мечтал! Я должна заехать туда и посмотреть, как идут работы. Не хотите проводить меня туда?

– С радостью! – воскликнул он.

Они свернули на тропинку, проехали вдоль пруда, вид которого Николай назвал идиллией, и направились в сторону громких звуков пил, топоров и молотков. Стройка находилась на поляне. Мужики, строившие пагоду, представляли собой удивительное зрелище. Крыша, с задранными вверх краями и торчавшими повсюду колоколенками, выглядела неуместно среди российских берез. Резные деревянные украшения посреди хрупких колонн крыльца задевали взгляд чрезвычайной усложненностью рисунка. Николай не мог сказать, что находит эту конструкцию довольно безобразной, и потому ограничился тем, что покачал головой и пробормотал:

– Это очень оригинально!.. Каждая деталь великолепно обработана!..

– Я воспользовалась рисунком, который мой сын сделал в пятнадцатилетнем возрасте! – сказала Дарья Филипповна.

Николай больше не удивлялся результату.

– Это был дом его мечты, – продолжила она. – Когда павильон покрасят в яркие цвета, он будет выглядеть еще лучше!

Управляющий, обнажив голову, подошел к Дарье Филипповне, чтобы обсудить с ней какую-то архитектурную проблему. Николай залюбовался преисполненной строгости доброжелательностью, с которой эта сорокалетняя женщина обращалась к работавшим здесь крепостным. Самые незначительные ее предположения звучали как приказы, невыполнение которых чревато наказанием. Все склонялось перед ее мягкостью. Она провела Николая внутрь павильона, показала, где будут размещены книжные шкафы, софа и письменный стол. Он с трудом представлял себе своего друга в роли молодого мандарина, но из вежливости сказал, что обстановка располагала к счастью. Тронутая таким комплиментом, Дарья Филипповна предложила ему выпить чаю в ее усадьбе. Он согласился с поспешностью умирающего от жажды.

В Славянке Николай обнаружил ничуть не изменившийся парк и трех выросших дочерей. Старшая, Елена, почти достигшая двадцати лет, к несчастью, пополнела; у средней, Натальи, восемнадцати лет, были красивые грустные глаза; что касается младшей, Евфросиньи, то в свои шестнадцать лет она была очаровательно свеженькой, кокетливой и дерзкой. Своим смехом девушка веселила весь дом. И не опускала глаз под взглядом Николая.

Чай пили под сенью лип. Николай сидел во главе стола, как единственный мужчина в обществе четырех женщин. Его положение было приятным. Он подумал, что матери и дочкам не хватает визитов, настолько внимательны они были к малейшему его жесту и малейшему высказыванию. Ему показалось, что в душе каждой хранился его образ и они внимательно изучали любую деталь, рассматривали его со всех сторон, приспосабливая к собственной мечте. Их интерес к нему был настолько приятен, что Николай забыл о времени. Дарья Филипповна в своей доброте зашла так далеко, что спросила, как поживает Мария. Растроганный, он ответил, что сестра все такая же и наслаждается меланхолией и одиночеством.

– В наши дни, если девушки живут в деревне, – это ужасно для них, – вздохнула Дарья Филипповна. – Кто станет разыскивать их за красивыми деревьями, которые все скрывают. Я собираюсь отвезти моих девочек в Москву на зимнее время.

Трое барышень Волковых покраснели и опустили головы. Очевидно, эту поездку обещали им уже давно. Затем Дарья Филипповна заговорила с Николаем о его жене, чья забота о мужиках была известна всем в этих местах.

– Да, – сказал Николай, – она хочет осчастливить мужиков помимо их воли, но сомневаюсь, что ей это удастся. Русский крестьянин не любит, когда нарушают его привычный образ жизни. А если учат читать и мыться, он и этого остерегается! Когда ему предоставят свободу, он побоится принять ее!

– Однако именно этот странный подарок вы намерены преподнести ему с согласия царя! – с улыбкой заметила Дарья Филипповна.

Он понял, что она через сына была в курсе всего, но это его не слишком раздосадовало. Даже юные девушки, должно быть, отдаленно ощущали заговор. На лице Николая отразилась политическая значимость.

– Речь идет об обширном проекте, которому многие из нас преданы, – сказал он.

Малышка Евфросинья смотрела на него с восхищением, преисполненным глубокой жажды. Дарья Филипповна, напротив, выглядела недоверчивой. Улучшать условия жизни мужика казалось ей столь же опасным, как обновление в области религии. Она объяснила это с таким изяществом, что Николай не мог сердиться на нее за подобное заблуждение. Консервативные идеи были частью обаяния этой женщины, как кашемировые шали, характер домашнего уклада, большие соломенные шляпы и любовь к варенью. Он простился с нею, надеясь, что она пригласит его приехать опять.

– Приезжайте в любое время! – сказала она. – Я всегда буду рада принять вас!..

И ни слова приглашения в адрес его жены! Какая деликатность! Дарья Филипповна не была бы женщиной, если бы не почувствовала глухой враждебности со стороны Софи. В глубине души Николай предпочитал, чтобы так все и оставалось. Вопреки тому, что ему казалось вначале, дружба между ними двумя стесняла бы его.

Сев на коня, Николай принял решение: он не расскажет Софи ни о проигрыше в игре, ни о встрече с Дарьей Филипповной. Если мужчина не хочет утратить индивидуальность, он должен иметь в жизни кое-какие секреты.

Дарья Филипповна с дочерьми посмотрели, как он отъехал, и вернулись к столу, шагая в ряд все вчетвером и держа друг друга за талию. Евфросинья первая позволила себе выразить свои чувства:

– О! Как он хорош! Мне кажется, он стал красивее и изысканнее, чем два года назад!

Подобное суждение со стороны девочки, еще вчера игравшей в куклы, растрогало Дарью Филипповну.

– Однако он нисколько не изменился, – с улыбкой, свидетельствующей о ее материнской проницательности, сказала она.

– Нет, – вмешалась Наталья. – Он теперь возмужал, выглядит как сильный мужчина!

– Ты это заметила? – встревожившись вдруг, прошептала Дарья Филипповна.

– Ну да, матушка! – ответила Наталья. – Это бросается в глаза.

– А я, – вставила Елена, – не понимаю, что такого необыкновенного вы в нем находите!

Задетая этим высказыванием, Дарья Филипповна взглянула на старшую дочь и заметила, что та насупилась. С такой тяжелой фигурой, воскового оттенка кожей и тусклым взглядом, эта девушка, конечно же, не годилась для того, чтобы высказывать свое мнение относительно мужчины. Ответ, который мать хотела адресовать ей, прозвучал из уст младшей сестры: