Мастиф - Елизавета Огнелис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они здесь, отец и сын, человек и сверхчеловек, создатель и подобие. Прямо здесь, в комнате, смеются, разговаривают — а там, за окном, в жарком черном воздухе восемьдесят тысяч танков стирают город за городом. Так будет хорошо, эффективно, быстро, не нужно лишних жертв, не нужно слез, слюней и соплей, воспоминаний и мемуаров фронтовика-партизана… Как в компьютерной игрушке, давненько Александр не играл в стратегии, особенно в танковые, чтобы как в жизни — дивизия на дивизию, армия на армию, все силы — в железный кулак, и бить по центру.
Надо только Ивана уговорить, да не сразу ему в лоб все карты открывать, а постепенно, чтобы он тоже идеей проникся, азартом. Чтобы загорелся — до него, верно, таких экспериментов никто не ставил. «А сможешь ты, сынок мой дорогой, восемьдесят тысяч танков в подчинении держать, да так, чтобы у них снаряды не кончались, и патроны — тоже. Про горючее и не говорю, но броню надо усилить, желательно ввести самопочинку, это и в самом деле будет неплохо; но лучшая проверка, сынок, это — проверка боем. И не Актюбинск какой-нибудь, не Новгород. Идем на Москву — там сила, там развернутся можно».
— Можно, но не нужно, — произнес Иван за спиной. Саша даже подпрыгнул.
— Здороваться нужно, — буркнул он. — Ну что ты думаешь о моих мыслях?
— Интересно, очень интересно. Стоят танки, только не восемьдесят, а двадцать тысяч. И пара тысяч самоходок. Их плавить хотели, но транспортировка и разделка дороже добычи руды оказалась, да и опасно, один раз рвануло, троих осколками начисто списало… Только вот мы не всесильны до такой степени, придумаешь тоже, — Иван говорил нахмурив брови, размышлял вслух. — Половину машин по дороге растеряем, и энергетические затраты невероятные, даже мне столько мелочей в голове держать невозможно. Да и не пустят нас. На подступах распылят твои самоходки.
— Ладно, понял, сам дурак, — скривился Александр. Все-таки невозможно жить, если кто-то рядом читает твои мысли. Чувствуешь себя не только идиотом, словно за онанизмом каждый раз застают.
— Мы с тобой последний раз видимся, — бухнул вдруг Иван.
— Что так?
— Уходим мы, оставляем вас. На земле кроме людей еще семь цивилизаций — это только в трехмерном пространстве. А в многомерном даже и сказать страшно — число с двадцатью тремя нолями получается. А мы, понимаешь, не очень вписались…
— Гонят вас?
— Да нет, сами. Дел хватает, а вас, ну, людей, вроде как в Красную книгу записали. Самосовершенствующийся перспективный вид. Наблюдать за вами плазмоиды будут, они как раз примерно столько же живут.
— Плазмоиды?
— Разумные из плазмы, они на Солнце, о вас уже давно знают, всерьез не занимались, сейчас начнут…
— Начнут заниматься? — голос Мастифа полон иронии.
— Да, — Иван улыбнулся. — Не дрейф, папка. Я за тебя словечко замолвил. Ты теперь вроде местного представителя будешь, мне сказали зафиксировать тебя…
— Интересно, — рука привычно гладила вороненый металл снайперской винтовки. — Очень интересно.
— Меч Полеслав оставляет. Ты теперь с ним как одно целое…
— С Полеславом?
— Нет, с мечом. Хватит паясничать. Слушай. Ты правильно мыслишь, без глупости. Потенциал большой. Когда начнешь — подумай еще раз, реши, без чего, или — с чем общество может стать другим. Не только без власти. Пусть несчастные не кажутся таковыми, — Иван говорил четко и очень серьезно. — Ты же меня учил никого не жалеть. А сам…
— Кого я жалею? — не понял Саша.
— Да не в жалости дело. Ладно, не обращай внимания. Ты Артемича на смерть послал?
— Он сам вызвался…
— Наплевать. Главное, что те тридцать человек, которых он взорвал — не стоили они его жизни.
— Как это…
— Даже если бы тысяча, — продолжал Иван. — Даже если бы все тираны и дураки в одном месте собрались — они бы одного Артемича не стоили, — сын совершенно человеческим движением облизнул губы. И невпопад добавил:
— Люда со мной пойдет, мы договорились…
— С кем вы, твою мать, договорились? — Александр явно выходил из себя. Нервы ни к черту. И этот невинный вопрос, самое интересное, застал Иван врасплох:
— Ну, мы — это мы, не первые и не последние, — он был явно смущен. — Мамку не забудь. Пошел я, — и выскочил за дверь молнией.
— Ванька, сукин сын, а ну, появись на секунду! — заорал Мастиф.
Иван просунул голову в дверь.
— Ты мне скажи, чем мы от вас отличаемся? По-хорошему скажи, — Саша почти умолял.
— Пап, я тебе сто раз говорил. Тут в мозгах дело. Мы свободны, а вы — нет. Это не потому, что мне захотелось. Так уж вышло, генетика, почти судьба… Прощай…
— Прощай, сынок, — Александр хотел крикнуть еще раз, чтобы Иван попрощался с матерью, но махнул рукой. Надо будет — попрощается, а не надо — так не надо. К чему лишние слезы?
* * *
С Наташей Александр разругался. В пух и прах, окончательно и бесповоротно, так, что пришлось идти ночевать в квартиру Наиля. Так уже бывало, и не раз. Конечно, обидно, сын и дочь ушли, не попрощались, еще и навсегда. Слез натекло море, и крику было достаточно. Саша в конце концов плюнул, спустился вниз, к Наилю, заперся подальше от скандала. Руки тряслись, разобрать, прочистить и смазать пулемет получилосьплохо, всё казалось тяжелым, чистое мучение. И спать не хотелось. Не шел сон второй день подряд, хоть тресни. Не хотелось пить, не хотелось есть, даже дышать не хотелось. Под утро, в самый восход солнца Саша заметил в окно котенка. Маленький, рыжий в полоску, на полусогнутых лапах. Перебежал дорогу и спрятался в кустах. И Александр сразу вспомнил, как давным-давно обещал человеку, из-за которого, быть может, и началась вся котовасия, весь бред, все эти дурацкие и бесполезные перемены. Может, выполни он обещание на следующий день — и ничего бы не случилось. Не упал бы камень с гор, не сгорела бы деревня…
— Сейчас, дядя Леша, будет тебе котенок, — прошептал Саша и вскочил, выбежал во двор в чем был, босой, в тренировочных штанах и рваной футболке.
— Ты уж не обессудь, дядя Леша, — говорил Александр. — Если он тебе не нужен будет, так я его себе возьму. Иди сюда, маленький. Давай, не бойся, я не страшный, я…
Глава 36
На полуслове его прервали. Выстрелом, бронебойной пулей, в спину, из-за угла, прямо в сломанный позвоночник. Саша почти привычно упал, даже успел порадоваться, что вперед головой, а не
