Великий океан - Иван Кратт

Конча внимательно слушала, а потом, слегка наморщив лоб и глядя на верхушки дубов, говорила задумчиво и серьезно:

— Я понимаю теперь, почему вас боится наш двор. Вы можете быть самыми сильными.

— Боюсь, Конча, — ответил с неожиданной горечью Резанов, — что нет… — он вспомнил иные петербургские разговоры и дела, одинокую борьбу Баранова. — Дальновидных и просвещенных людей везде немного, а наипаче, когда дело касается кармана…

В течение недели корабль был нагружен полностью. Пришлось снять переборки, чтобы расширить вместимость трюмов. Резанов жалел, что судно такое маленькое — монахи и поселенцы продолжали везти хлеб. Скрип арб и мычанье быков не прекращались даже в часы сиесты, пыль заслоняла солнце. Сотни мер пшеницы высыпали просто на береговой песок. И все же почти пять тысяч пудов продовольствия «Юнона» могла доставить на Ситху.

Резанов теперь редко показывался на корабле. Хвостов прекрасно справлялся с погрузкой. Давыдов вел записи и расчеты. А на берегу не все шло так гладко, как казалось с первого взгляда. Тот самый отставной мексиканский солдат, первым предложивший свои десять мер бобов, был найден во всходах овса с обрывком аркана на шее. Двое поселенцев были убиты на полпути из миссии Санта-Роза. Напуганные их волы много миль тащили груженые арбы в сторону от дороги. Губернатор отозвал солдат из Санта-Клара, но монтерейский гонец привез какие-то депеши коменданту. Конча сказала, что среди бумаг были мексиканские газеты.

— Отец читал всю ночь, — сообщила она озабоченно. — Луис говорит, что там есть известия о войне в Европе.

В президии от Резанова теперь ничего не было скрытного. Офицеры гарнизона, слуги, солдаты видели в нем будущего родственника коменданта и охотно сообщали обо всем, что знали сами. Луис и Конча посвящали во все домашние дела. Аргуэлло честно принял его в свою семью. Он передал Николаю Петровичу газеты.

— Я не разбираюсь в них, синьор Резанов, — сказал он, хмурясь. — И не знаю, для чего их составляют. Мое дело служить королю. Однако там много написано о войне.

Резанов прочитал газеты. За эти почти два года, проведенные вдали от родины, он мало знал о положении в Европе. Знал лишь, что Англия, боясь вторжения Наполеона на Британские острова, пыталась создать новую коалицию европейских держав против Бонапарта, жестоко разгромившего Австрию и захватившего большую часть западной Германии. В эту коалицию должен был вступить и царь Александр. Наполеон уже подготовил отдельную армию, которая стояла в Булони, чтобы оттуда начать переправу через Ла-Манш. Некоторые слухи доходили и на Ситху, но ничего определенного никто не знал. Зато из Ново-Архангельска весть обежала почти всю Аляску, проникла даже в дальние охотничьи одиночки. Сотни верст шли зверобои до Ситхи, чтобы проверить тревожную новость.

Газеты сказали многое. Англия, наконец, создала коалицию, и Наполеон нанес ей новый удар: разбив русско-австрийскую армию при Аустерлице, заставил бежать с поля битвы двух императоров — Александра и австрийского Франца, — занял Вену. Император Франц отказался от дальнейшего сопротивления, потеряв седьмую часть своей империи. Русские войска ушли из Австрии. Англия избежала вторжения благодаря счастливой победе при Трафальгаре после отчаянного морского сражения с объединенным французско-испанским флотом…

Последние известия были о том, что Наполеон разгромил Пруссию, занял старые ганзейские города Гамбург, Бремен, Любек и приближался к границам Польши и России, а также о том, что испанский министр дон Годой согласился выполнить требование Наполеона о высылке пятнадцати тысяч солдат к границам России и Пруссии, хотя Испания ни с Россией, ни с Пруссией не состояла в войне…

Положение становилось по-настоящему тревожным. Газеты устарели, в Мексике, наверное, знают больше. Возможно, с часу на час надо ожидать серьезных осложнений…

Николай Петрович возбужденно ходил по дорожке сада. Утренняя роса высохла, матово серебрились узкие листья олив, над деревьями дрожало марево. Медленно бледнело небо, и дальние снеговые вершины Сьерры, казалось, сливались с ним в нарастающем зное. Расстегнув легкий мундир, Резанов все шагал и шагал по садовой тропинке. Он решил, что пора покидать берега Калифорнии. Первый опыт удался, «Юнона» спасет Ситху. А политическое состояние Европы таково, что Наполеон действительно может поссорить Россию с Испанией.

Сейчас, как никогда, Николай Петрович остро почувствовал беспокойство. Он горячо любил свою родину и ни одного часа не мог остаться вдали от нее, когда ей угрожала опасность. Да и дела на Ситхе нужно было завершить скорее… Бедная Конча. Сколько же лишних месяцев теперь придется ей ждать! Сколько лишних терзаний и трудов придется испытать самому, чтобы увезти ее, наконец, отсюда!

— Спросите свое сердце, синьор Резанов, — недавно сказал ему полуторжественно, полушутливо падре Уриа. — Не дела ли подсказали вам этот брак?

Что он мог ответить монаху? В сорок лет трудно изображать юношу.

— Я не могу петь под ее окнами, — заявил он, качая головой и улыбаясь, — но я люблю ее, дорогой падре…

Совсем как на далекой родине жужжали между листьями пчелы. Цвела липа. Запах меда смешивался с ароматом «доброй травы», густо выросшей на камнях ограды. Купался в пыли воробей, молнией над садом сновали стрижи.

— Еле нашла вас!..

Запыхавшаяся, в домашней юбке и белой сорочке, босая и очень тоненькая, Конча остановилась возле Резанова. На волосах, сбоку тщательно расчесанного пробора, сидел желтый мотылек.

— Я искала вас в доме. Мануэлла сказала, что вы читали у себя в комнате. Вы огорчены новостями?

Она смотрела на него, тревожно сдвинув брови, прижав к груди бархатного, зевающего щенка. Эту собачонку она хотела подарить Резанову.

Николай Петрович осторожно снял мотылька, отпустил его и, взяв голову девушки своими сильными большими руками, крепко поцеловал.

— Нет, Конча.

Он не хотел огорчать ее и весь день был разговорчив и весел. Но вечером приказал Хвостову готовить «Юнону» к отплытию. Выход был назначен через трое суток, в первый день новолуния.

Этот день пришел. Ярко светило солнце. Песчаный берег окаймлял ослепительную синеву океана. Зелень холмов уходила к горам, величественно и строго белели вершины Сьерры-Невады. А в бухте стояла готовая к походу «Юнона». Парусина, защищавшая от зноя, была снята, задраены люки, все лишнее убрано в трюмы. Опустел и берег. Население крепости собралось у ворот президии, ожидая возвращения семейства Аргуэлло и офицеров «Юноны», направившихся в миссию отстоять мессу перед отплытием.