Когда наступит вчера - Владимир Свержин

– Красиво идут, – недовольно качая головой, проговорил Вавила Несусветович. – Точно в стольный град с победой ворочаются. С чего бы это вдруг?

Я, стараясь не привлекать внимания стражи, достал из бардачка-ольстреди небольшую подзорную трубу и навел ее окуляр на верховых, неспешно, точно гуляючи, пересекающих лесную просеку.

– Так, вижу Юшку. Весь в броне, точно и впрямь с кем воевать собрался. Шлем не снимает, только верхнюю часть забрала поднял. То ли врага бережется, то ли это Вадюня его так приложил, что господин радник пред чужие очи морду свою выставлять не желает.

– Ну так, старались! – Ратников гордо расправил плечи. – Жаль, в натуре, времени не было, а то б я этому угребищу весь фасад под хохлому расписал!

– Не горюй – успеется! – обнадежил я друга, продолжая разглядывать прогуливающееся лесом войско. – А это кто там рядом?.. Это… – я оглянулся и смерил удивленным взглядом товарищей по походу, – Вадик, глянь-ка!

Подзорная труба перекочевала в широченную ладонь Злого Бодуна.

– Не вдуплил?.. – после минутной паузы неуверенно проговорил могутный витязь. – Оринка, прикинь, там – ты!

– Не я, – очень тихо прошептала кудесница, искоса поглядывая на расставленную вокруг стражу. – Это Делли. – Она замялась. – Может, и иная какая фея, но вернее всего она. Я ее сердцем чую.

– Сердце – насос для перекачивания крови, – пробурчал я. – Что оно может чуять?

По сути, я ничего не имел против предчувствий и озарений нашей юной соратницы, но подобные антинаучные методы ведения дела раздражали меня еще в уголовном розыске. Иной раз в головах свидетелей или потерпевших такие хороводы духов кадриль плясали, что аргументы «я душой чувствую» и «сердце мне подсказывает» были еще из самых невинных.

– Хорошо, предположим, это Делли. Что, спрашивается, она там делает?

– Нас из полона лихого освобождать идет, – не сомневаясь ни минуты, проговорила ведунья.

– Н-да. – Я скептически поджал губы. – Хотелось бы знать, а ее сейчас кто спасать будет?

Что и говорить, если Оринка не ошибалась, положение складывалось аховое. Понятное дело, как бы ни пекся разбойничий атаман о нашей охране, по-хорошему ни он, ни его верные псы ничего не могли противопоставить скорости бешеных скакунов джапанской породы, за пять секунд разгоняющихся до ста км в час.

Стоит ли говорить, что два, а то и три пассажира на спинах наших красавцев, конечно, не улучшат внешний вид гордых ездовых животных, но скрытому в чреве «ниссанов» табуну породистых лошадиных сил этакий груз – сущая ерунда! А если вспомнить о «фарше» – всяческих прибамбасах вроде CD-плееров, которыми расшалившаяся Делли глушила Соловья-разбойника, то положение стражи определяется емким Вадюниным термином – «дохлый помер». И это сейчас! А когда в пылу и лязге предстоящей схватки сторожа, вынужденные играть роль болельщиков, наверняка подзабудут о вверенных их попечению субъектах, то и вовсе.. Но Делли?!..

Я невольно пожалел об отобранных у нас агрегатах зеркальной связи. Сейчас оставалось лишь гадать, каковы планы энергичной сотрудницы Волшебной Службы Охраны, что она уже успела нагородить с момента нашего внезапного расставания, и главное… Феи, конечно, живут долго, очень долго, можно сказать, практически вечно. И насколько мне известно, убить их людским оружием крайне сложно. Но ранения доставляют этим чудесным существам несказанную боль, и заполняющая их тоска капля за каплей вытесняет некогда бившую через край жизненную силу. Вероятнее всего, наша самоотверженная подруга сейчас и не подозревала о засаде, таящейся в ближнем перелеске. А значит, любая пущенная стрела могла сразить ее, и бог весть, как уж там повернется судьба.

Так что же – бежать, оставив закадычную подругу на поле боя?! Я недобрым взглядом оглядел наших церберов и сжал кулаки. Ну уж нет!

– Клин! – Вадюня, а он, без сомнения, думал о том же, заговорщицки подмигнул и похлопал «ниссана» между ушей. – Может, в натуре посигналим?

Тишину, висевшую над лесом, нельзя было назвать мертвой. Возмущенно перекликались в воздухе потревоженные движением птицы, зеленые кроны с желтоватыми пятнами уставших за лето резных листьев шелестели на ветру, доносившем с противоположной стороны просеки разрозненные звуки чужих голосов. Я с благодарностью поглядел на друга. Дело, конечно, было рисковое, но раз уж мы попали в такую переделку – время ли вспоминать о риске?!

– Значит, так, – проговорил я, оглядываясь на сидевшую за спиной Оринку. – На счет три сигналим и срываемся с места. Чур, ты подхватываешь Вавилу.

– Ага, – насупился исполняющий обязанности государя, временно не исполняющий этих обязанностей. – Это типа че – справедливо? Ты вон с Оринкой, а мне, значит, мужиков полная обойма?!

– Спорить некогда, – беззастенчиво пользуясь старшинством, отрезал я. – Итак: раз, два, три!!!

Удвоенный рев автомобильных сигналов разогнал идиллическую тишину вечернего леса. Его нельзя было спутать ни с чем. Ни компания охотников, трубящая в окованные серебром рога, ни призывное ржание коней и близко не были похожи на этот тревожный, рвущий душу звук.

Вне всякого сомнения, ржание «ниссанов» должно было привлечь внимание Делли, а поскольку, в отличие от иных коней, наши всегда стояли там, где их оставляли хозяева, не пробуя убрести куда глаза глядят, то, следовательно, голоса синебоких жеребцов гарантировали и наше близкое присутствие. Были ли мы одни или же с привеском в виде разбойничьей орды – другой вопрос. В любом случае оставаться в обществе упрятанного в скорлупу доспехов каана нашей славной фее больше не было нужды. А уж исчезать, не попрощавшись, она умела, как никто другой.

– Вперед! – «Ниссаны» рванули с места, утробно взревев моторами на форсаже.

– А-а-а! Держи! – Переполошившаяся стража ринулась к пленникам, норовя лишить нас волос, а заодно и голов.

Но завет великого атамана так и не был выполнен, ибо не одни мы, но всё кругом пришло в суматошное движение, точно до того мига лишь дожидалось нашего сигнала. Над просекой взметнулись и хищно зашелестели каленые стрелы, заскрежетали, зазвенели доспехи, блеснули выпущенные на волю мечи. Пешая рать Яна Кукуевича, сообразив, что добыча может улизнуть, забыв о конспирации, бросилась вперед, вопя, улюлюкая и требуя немедленной сдачи. Со сдачей, в отличие от капитуляции, проблем не было, и в мгновение ока лесная просека заполнилась десятками отчаянных головорезов, во всю прыть стремящихся лишить жизни ближнего своего. И уж конечно, никому в этой бездарной кровавой сече не было дела до того, что творится в тылу совсем недалеко от переднего края.

А происходило там вот что. Стоило нам, взревев моторами «ниссанов», рвануть сквозь молодой перелесок к проезжему тракту, а страже – броситься нам наперерез в безнадежной попытке остановить беглецов, как лес вокруг нас вдруг начало заволакивать невесть откуда взявшимся туманом. Ближние деревья ни с того ни с сего двинулись навстречу опешившей страже, норовя хлестнуть когтистыми лапами ветвей по лицам караульщиков или же с молодецким уханьем оплести корнями ноги коней и всадников. Казалось, лес завыл по-волчьи, заголосил по-совиному, запричитал вороньим граем так, что ни прохожему, ни проезжему пути не осталось. Но это лишь казалось.