Месть невольницы. Истинная для дракона (СИ) - Райт Кира
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ему просто было все равно, жива она там или нет, ела ли, спала ли, не мучают ли её кошмары после всего, не зовет ли она его…. Ему не хотелось помочь ей, не хотелось быть рядом, не хотелось понимать, что она — его пара. Недостойная человечка…
И если смотреть только под таким углом, то разве можно его судить за отсутствие того, на что он не способен? Но вот власть он любил. Ещё как. И даже не задумываясь, выбрал именно её, предпочитая Эммилии корону… А теперь так ли важно, зачем он делает и говорит это всё? Возможно проснулось чувство вины.
Но теперь ей было все равно. Почти.
— Поступайте, как считаете нужным…
— Для меня важно, чтобы ты знала, что я очень сожалею о произошедшем. Обо всём. О каждой твоей слезинке. О каждом шраме и ударе. О той, жестокости, что тебе пришлось пережить. И понимаю, что после такого простить меня непросто…
— Вы правда думаете, что дело в шрамах от плети? Или в клейме на моей шее? В унижении, когда я вынуждена была склонять голову, иначе подвергалась избиениям? В других женщинах? В жестокости, которая обрушилась на мою голову в ответ на любовь? Может в обмане моих чувств, в приказах развлекать гостей или прислуживать Вашим наложницам? Думаете, из-за обиды нельзя простить? Нет. Тогда Ваши поступки были следствием не злости и не эмоций, а просто равнодушия к судьбе той, что готова была отдать за Вас свою жизнь. Хотя и так лишилась её. Оскорбление, ложь, даже измену — всё можно простить, если есть чувства. Но как прощать, если уже не чем? Если меня больше нет?
— Я чудовище, Эмми… Не передать словами, как корю себя. Но мои мучения — ничто по сравнению с тем, что ощутила ты. Сердце разрывается от безысходности.
— Вы правда сожалеете?
— Очень… И люблю тебя больше жизни.
В ответ она промолчала. А что было сказать?
Стало ли ей легче?
Немного.
Самую малость.
Но если он правда жалеет, если на ней больше нет тех жутких отметин, это же не значит, что ничего не было. Что можно вновь верить ему, спокойно оставлять наедине с сыном, общаться с ним самой. В этот момент она была абсолютно уверена, что поступает правильно, что внутри к нему не осталось ни пылинки от прежних её чувств. Даже жалости нет и обиды.
Она помогла ему сегодня… Просто потому, что он находился рядом и мучился, а ей было не сложно. Но если бы потребовалось что-то большее, то скорее всего отказала бы, даже если бы он умолял её.
В конце концов, она тоже его когда-то молила…
Глава 84
Азар
Когда услышал, что она зовёт его, едва не вскочил с постели от неожиданной радости. Но вовремя понял, что она ещё спит, совсем рядом с ним и зовёт всего лишь во сне. Ей снова снятся те жуткие кошмары, в которых виноват он.
Но она так доверчиво прижимается к нему, всхлипывает, твердя его имя и прося о помощи и прощении (хотя это он должен вечно умолять её простить, разве виновата она перед ним хоть в чем-то?), что никак не может сделать вид, что ничего не происходит. Ему так сильно жаль её, так хочется исправить всё, вернуться в прошлое и переписать историю заново.
Но он ничего не может.
И в бессилии делает лишь то, что должен был сделать тогда — он гладит, обнимает её, шепчет на ушко то, что следовало сказать тогда и что всем сердцем хочет каждый день говорить ей теперь.
Когда она открыла глаза, он ждал, что она отвернется или разозлится, но она приникает ближе всем телом. Сама. А как ласково, с какой надеждой и радостью она шептала ему: «Азар, ты пришёл!»…
И её взгляд… За него он готов был убить или умереть, если нужно. Только бы увидеть снова. Она так смотрела на него, с восхищением, будто он совершил подвиг, с нежностью, от которой у него теперь щемило сердце, с любовью, которой он думал в её сердце больше нет ни капли. Но её глаза, наполненные этими чувствами, говорили об обратном.
Он будто оказался в своих собственных мечтах, которые сбываются наяву.
Её тонкие руки обвивают его шею, и ничего лучше не происходило с Азаром за эти ужасные годы без неё. Она прижимается к нему, будто ещё верит ему, будто он так же дорог ей. И Азар сильнее сжимает её в объятиях, желая показать, что испытывает, ответить на её чувства, вновь шепчет ей свои признания, смеет даже легонько поцеловать в лоб, чтобы отвлечь от того ужаса, что она сейчас пережила вновь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})И он сейчас меньше всего думает о том, в чём виновен. Смотрит на неё, ловит каждый её вздох, пока она говорит с ним, так ласково, пока её ладони гладят его плечи, пока она так близко, как он даже не думал, что возможно. Азар вдыхает всей грудью её запах. Тот самый аромат весны, который чудился ему всюду, который он искал в её отрезанных волосах в минуты отчаяния — а единственном, что осталось ему от неё.
И в эту секунду нет в этом мире никого, счастливее Азара, потому что ему позволено касаться её, успокаивать, потому что она сама обнимает его… Дракон внутри тоже ликует. Пара любит их! Они ей нужны! И конечно они придут всегда, когда она позовет, они станут защищать её от всего, они никогда-никогда не сделают ничего, что бы ей не понравилось…
Азар был готов свернуть горы. Так счастлив он не был никогда в своей жизни. Ни единого раза. Даже когда узнал, что у него есть сын. Хотя понимал, что это неправильно. Зато сейчас был честен с собой.
Но вдруг она приходит в себя, и сначала напрягается, а потом поспешно отползает, прикрываясь одеялом. Хотя и так легла спать в верхнем платье. И на её лице теперь лишь… досада. Она жалеет, что так повела себя с ним. Считает, что он не должен был видеть её такой… беспомощной, уязвимой… Думает, что он вновь примет всё за слабость… Но он же хотел помочь! Хотел защитить! Даже от ночных кошмаров…
Как же сложно было разжать свои руки на её спине. Выпустить из объятий. Не кинуться вслед, не прижать к себе силой…
А она отворачивается, лишая его своих объятий, своего тепла, того самого взгляда, ради которого он готов на всё. И Азара вдруг четко понимает, что она больше не пустит его в свою комнату никогда… Что у него больше не будет шанса поговорить с ней, объясниться.
И судорожно начинает нести первое, что приходит в голову, чтобы она знала, что творится в его душе, чтобы открыться ей. Всё сразу.
Для него стало отчаянно важно в этот последний момент их близости, чтобы она заглянула ему в сердце. Словно там она может увидеть что-то, что заставит её передумать, проникнуться к нему.
А ещё он хотел сделать что-то для неё. Какую-то безделицу, мелочь, но чтобы для неё. Пусть попросит. Хоть о чем-то. Он готов на всё. Только что-то бы попросила и приняла от него… Чтобы хоть на секунду, на краткое мгновение, он мог почувствовать, что ей от него хоть что-то нужно…
Но она говорила спокойно и отстраненно. И понимая, что она сейчас закончит этот разговор, а на рассвете, который наступит вот-вот, просто попросит его уйти, и скорее всего, навсегда, он сказал последнее, что могло вызвать у неё хоть какие-то эмоции. То, что должен был сказать сразу. Что оттолкнет её от него ещё дальше, и больше никогда он не увидит её доверие к нему, но зато в этот последний день с ней вместе он будет честен до конца.
Он уже рассказал ей о своих прежних чувствах. Признался в том, что испытывал в храме. Даже в глупом поступке с букетом. Он признал и то, что был трусом. И только одно она не знала, только в одном он не был с ней честен теперь…
— Он солгал тебе.
— Что? — Она обернулась к нему, и в глазах мелькнуло непонимание.
— Он солгал. Ты всё равно меня прогонишь теперь, но я хочу быть честным с тобой. Он солгал тебе почти на все вопросы о прошлом. Мы оба не могли принять тебя. Оба. Мы считали тебя не достойной, но не потому, что было так, а потому что мы оба были глупы и надменны.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Дракон ударил его изнутри, даже дыхание вышибло. Но Азар, стиснув кулаки, продолжил.
— Я слышал всё, что ты говорила в саду. И мы оба обнимали тебя крыльями. Мы оба плакали и сожалеем о том, как поступили. Клянусь, Эмми, я хотел сказать правду сразу. Хотел, но ты остановила, не дала… А потом мне стало страшно. Что ты совсем отвернешься, что больше не заговоришь ни со мной, ни с ним… И я промолчал…
