Очерки жизни и быта нижегородцев XVII-XVIII веков - Дмитрий Николаевич Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В своей семье Л. А. Пушкин был неукротимым деспотом. Женившись на шестнадцатилетней Марье Матвеевне Воейковой, отравлял ей жизнь, постоянно подозревая в кокетстве и нарушении супружеской верности. Для троих сыновей выписал иностранца-воспитателя. Мальчики (Николай, Петр и Александр) обучались у гувернера Меркади французскому языку, фехтованию, танцам и «хорошим» манерам. Уменье танцевать и «галантные» манеры домашнего учителя явились причиной драмы в семье болдинского помещика. Льву Александровичу показалось, что жена «заглядывается» на француза. Ревнивец (о котором внук замечает, что он «был пылкого и жестокого характера») расправился с «виновниками» самым варварским способом. Француза «приговорил к повешению», полчаса продержал привязанным на усадебных воротах, а затем подверг зверскому избиению. «Неверная жена» была заперта в подвальную комнату, где и пробыла «под домашним арестом» на хлебе и воде около года. Будучи освобождена по настоянию своих родственников, несчастная женщина прожила недолго.
«Иностранный подданный» послал жалобу в Сенат. Началось следствие, которое закончилось для тирана-помещика пустяками. В служебном формуляре дворянина Льва Пушкина отметили: «За непорядочные побои находившегося у него на службе Венецианина (т. е. подданного Венецианской республики) Харлампия Меркадии был под следствием, но по именному указу повелено его, Пушкина, из монаршей милости простить».
По смерти первой жены владелец Болдина женился на Ольге Васильевне Чичериной. Пылкость и жестокость преобладали в его характере по-прежнему. Не желая подвергаться мукам ревности, он повсюду, даже в деловые поездки, возил вторую жену с собой. Внук вспоминает: «…однажды велел ей (жене) одеться и ехать с ним куда-то в гости. Бабушка была на сносях и чувствовала себя нездоровой, но не смела отказаться. Дорогой она почувствовала муки. Дед велел кучеру остановиться, и она в карете разрешилась чуть ли не моим отцом…».
У Л. А. Пушкина от Чичериной было два сына: Василий (1767–1830), впоследствии известный поэт, и Сергей — отец гениального поэта. Дети от второго брака воспитывались в Москве, куда в 1788 году перебралось из Болдина на постоянное жительство все семейство Пушкиных. Сергей Львович Пушкин (1770–1848) никогда не заглядывал в свою нижегородскую вотчину. Сын его — Александр — трижды посетил родовые именья в 30-х годах XIX века. Знаменитая «болдинская осень» оставила неизгладимый след в русской и мировой литературе.
Лесное Приветлужье весь XVIII век считалось одним из наиболее отдаленных и глухих углов Нижегородского края. Непроходимые чащи, топкие болота и зыбучие пески заполняли все пространство от Нижнего до реки Ветлуги. Девять месяцев в году отсутствовал удобный путь из «губернии» во владения нижегородского помещика П. А. Собакина. Зимой дорога по снегу позволяла официальным лицам навестить по казенным надобностям владельца 12 000 душ, но чиновники избегали этого. Ветлужский помещик «не признавал» губернских властей. Самое большее, на что мог рассчитывать чиновник, — это быть допущенным в вотчинную контору для того, чтобы получить от управляющего запечатанный конверт с неизвестным (или известным) содержанием.
Губернские предписания в конторе принимались, но не исполнялись. Если чиновник в следующий приезд вздумал бы напомнить о предыдущей бумаге, то его лишили бы «конверта», и тем бы дело кончилось. Не существовало в губернии силы, которая могла бы бороться с «камергером двора ее величества» Петром Александровичем Собакиным. Он вел свое происхождение от брата одной из жен Ивана Грозного, Марфы Собакиной. Родовитый аристократ в 40—50-х годах XVIII века не побрезговал вступить в компанию с уральскими «купчишками»-горнопромышленниками и к концу столетия «считался» во многих миллионах. Придворное звание камергера не обязывало к постоянному пребыванию около царских особ в Петербурге. Собакин имел дом-дворец в Москве и жил на положении аристократа-миллионера, окруженный всем, что могла дать столица. Но таких, как он, в Москве было немало. Громадное тщеславие не находило удовлетворения. Раз или два в год богач отправлялся в свои приветлужские именья, чтобы три-четыре месяца пожить самодержавным «царьком» среди нескольких тысяч «подданных».
Для кортежа, состоявшего из 40–50 дорожных карет и дормезов, прорубались в лесах специальные просеки. В топких местах настилались временные дубовые гати. Костры из сваленных в кучи вековых пихт и лиственниц освещали путь ночью. Путешествие длилось от двух до трех недель.
Ветлужские владения лесного магната состояли из трех крупных сел — Богородского, Воскресенского, Владимирского — и двадцати больших и малых деревень.
Как средневековый феодал въезжал Собакин в свою главную резиденцию — село Богородское. Горела иллюминация, звонили колокола, палили пушки. Усадебная «артиллерия» была предметом особой гордости Собакина. В годы крестьянской войны под предводительством Пугачева правительство щедро раздавало старые армейские чугунные пушки помещикам для защиты от «внутреннего врага». «Черный год» миновал, пушки остались у помещиков для семейных салютов. Собакин скупил все пушки у своих нижегородских соседей и оказался владельцем довольно большого «арсенала». Ни одно семейное торжество не обходилось без орудийных залпов. Пушечные выстрелы отмечали также ежедневно полдень, барский обед (3 часа дня) и закат солнца.
По приезде барина начинался «охотничий сезон». К барской охоте располагало самое положение села Богородского среди необъятных «черных» и «красных» лесов. Медведи, лоси, олени не были в ту пору редкостью в этих почти еще не тронутых человеком местах.
Помещик не утруждал себя выездом куда-либо для поисков крупного зверя. Заблаговременно сооружались в 10–15 верстах от усадьбы звериные загоны. По специально устроенным в лесных дебрях коридорам, огражденным высоким частоколом, «добыча» пригонялась прямо на собакинский двор. Охотнику оставалось только, стоя на балконе, палить из ружья и подсчитывать трофеи. После «удачной» охоты устраивалось пиршество. На стол подавались сверхизысканные деликатесы: кабанья голова в рейнвейне, медвежьи окорока, лосиные губы, оленьи языки, заячьи почки.
В другие дни устраивалось «полевание» мелкого зверя — волков, лисиц, зайцев. Собакин держал псарню с семьюстами собаками, которыми необыкновенно гордился и которых холил и содержал не в пример лучше людей, за ними смотревших. На псовом дворе в избах-бараках скученно жили егеря, псари, ловчие, доезжачие, в то время как каждая собака имела отдельное помещение.
Полевание, или, как назвал эту охотничью забаву Собакин, «прохлада», проходило в присутствии приглашенных на этот случай гостей. 30–40 человек выезжали «прохлаждаться» на рассвете и возвращались поздно вечером.
