Очерки жизни и быта нижегородцев XVII-XVIII веков - Дмитрий Николаевич Смирнов

В последней четверти XVIII столетия Нижегородская семинария уже не была страшилищем для уездных «батюшек» и «матушек». В рассаднике поволжских миссионеров, при комплекте в 500 учеников, в некоторые годы бывало одновременно до 600.

Дамаскин-Руднев ввел в семинарский обиход новинку — «диспуты», во время которых разгорались прения по научно-философским вопросам, читались с кафедры оды и речи на разных языках. Диспуты привлекали много посторонних слушателей.

Дамаскин распорядился устроить в большом семинарском зале кафедру, по примеру хорошо знакомого по годам юности Геттингенского университета. Два места вверху и внизу занимались во время диспутов возражающим и отвечающим, или, как тогда говорили, «оппонентом» и «респондентом». На трех боковых стенках этой кафедры нарисованы были символические изображения богини Минервы (ум), Диогена с бочкой (мудрость), горящего светильника (просвещение).

Перед каждым диспутом разучивались хором канты (стихи). Студенты выпускного класса готовили речи на десяти языках (русском, церковно-славянском, латинском, греческом, древнееврейском, немецком, французском, татарском, мордовском, чувашском), «спорщики», обычно первые ученики разных классов, вели полемику.

12 января 1755 года правительство обнародовало указ об учреждении Московского университета. Его задачи определялись так: «Хранить небесный огнь науки и проливать благотворный свет ее в отечественном слове». По наметке идейного создателя университета гениального М. В. Ломоносова, университет должен был быть общерусским учебным заведением, т. е. заполняться студентами всех частей страны. К открытию, назначенному на 29 апреля, выяснилось, что целиком заполнены студентами только два факультета из трех.

Охотно поступали на юридический и философский факультеты дети дворян и разночинцы из состоятельных кругов, до того учившиеся в разных пансионах или дома. На медицинский факультет дворянские отпрыски не стремились, так как здесь при приеме требовалось знание латыни, предмета, неизвестного в помещичьих семьях.

Имея в виду, что в русских семинариях изучается латинский язык, университетское начальство обратилось в Духовное ведомство с просьбой предложить желающим семинаристам поступить в университет. Святейший Синод не замедлил послать по епархии предложение «отобрать достойнейших учеников для скорейших и полезнейших успехов в состоящем под императорским покровительством учебном заведении». Прибавлялось, что выбор должен пасть на обучающихся в классе риторики и философии «жития и состояния доброго и к наукам понятных и способных».

В Нижнем синодский указ был получен в мае. Рекомендовать подходящих для посылки учеников пришлось на долю преподавателя философии Тимофея Миславского. Он указал на двух лучших учеников семинарии: уроженца села Павлова на Оке Федора Орловского и сына дьячка села Сутяжного Сергея Малиновского. Начальство распорядилось сделать им экипировку на епархиальные средства. Казначей, отец Михаил, отпустил по десять рублей на каждого. Купил холста на белье — Орловскому 20 аршин, а Малиновскому (великому ростом) 30 аршин.

Нижегородцы прибыли в Москву благополучно, блестяще сдали приемное испытание и были зачислены студентами.

Жизнь юношей первого «вольного» приема, всецело отданных на Попечение университетского начальства, оказалась полна новых, неведомых ранее впечатлений. По университетскому регламенту студенты должны были «иметь доступ в образованное общество».

Для этого надо было иметь прежде всего приличное платье. Предписывалось одевать студентов Московского университета на казенный счет и так, чтобы их одежда «давала право на внимание к ним и хороший прием». Нижегородцев Орловского и Малиновского одели в зеленый суконный кафтан, камзол и штаны. Треугольная шляпа и шпага на боку дополняли костюм.

Жить пришлось в «студенческих покоях» под одной крышей с аудиториями. Каждому пансионеру полагались в общей комнате кровать с мочальным матрацем, деревянный стул и стол. В объявлениях, приклеенных на стены, предписывалось, «чтобы никаких Между студентами ссор и несогласий, также резвости, крику и шуму» не происходило. Провинности наказывались карцером, а в легких случаях — снятием зеленого кафтана и заменой его серым. Впрочем, серьезных шалостей на стороне почти не было: сторож у ворот никого не пропускал без разрешения инспектора.

Конечно, студенты придумали обход. Они вдруг стали необычайно «религиозны» и начали ходить к службам в дальние церкви. Этого «хождения» не могло не разрешить начальство, хотя и брало с них обещание, что они посетят только церковь.

Нижегородцы-студенты быстро освоились с новой для них жизнью и ни в чем — ни в науках, ни в шалостях не отставали от других. К сожалению, очень скоро одного из них постигло несчастье — он стал глохнуть.

Нижегородская семинария получила новый указ, где говорилось: «У студента Федора Орловского по его доношению и по осмотру лекарскому явилась в правом ухе болезнь, которая называется апостело аврис (нарыв в ухе); чего для он к учению не способен, а данные ему на проезд и на харчи деньги 12 рублей пятьдесят копеек в Московскую контору Синода от университета отданы, из которых половинное число денег, шесть рублей 5 копеек, с Орловского взысканы… Того ради велено оного студента за объявленною его болезнью обратно в Нижегородскую семинарию отослать, а на место его, Орловского, требовать другого».

После нового тщательного отбора Нижегородская семинария послала в Москву Иллариона Садовского. Юноша вполне оправдал доверие: начав занятия в середине учебного года, сразу же обнаружил большие успехи. Имя его появилось в списке отличившихся в ближайшем же публичном университетском диспуте.

17 декабря 1756 года блестящее московское общество присутствовало в Большом зале университета на студенческом философском диспуте. Руководитель диспута профессор «логики, метафизики и правоучения» Иоганн Генрих Фроман огласил перед публикой темы:

I. «Логика не есть навык и орудие к познанию прочих наук, но действительно наукою должна почитаться».

II. «Исправление разума есть начало исправления душевной воли».

III. «Нет рока, и он есть один вымысел ложных философов».

Участники диспута, шесть лучших по успехам студентов, обозначились в печатных афишках по именам с прибавлением названия места, откуда они родом. Защищали тезисы: Петр Дмитриев из Москвы и Егор Булатницкий из Киева. Опровергали тезисы: Антон Любинский из Ковны, Аввакум Рудаков из Переяславля, Иван Федоров из Суздаля, Илларион Садовский из Нижнего Новгорода.

Студенты первого приема Московского университета окончили курс наук весною 1759 года. На торжественном выпускном акте 29 апреля получили дипломы в числе прочих и нижегородцы Малиновский и Садовский.

Десятки лет семинария была в Нижнем единственным учебным заведением. Она давала, хотя и с некоторым специфическим уклоном, широкое образование, преимущественно детям церковников. Остальное население города и губернии училось