Очерки жизни и быта нижегородцев XVII-XVIII веков - Дмитрий Николаевич Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Население нижегородского «сумасшедшего дома», как называли его горожане, доходило в первые годы после основания до 40–50 человек. Число это имело тенденцию еще возрасти, если бы не одно страшное бедствие, которое, превратив в пустыри многие улицы города, положило конец усадьбе Ивановского монастыря и жителям дольгауза.
В 1770 году у России, победоносно воевавшей с Турцией (война началась в 1768 году), неожиданно объявился новый враг. В донесениях командующего армией враг этот именовался по очереди: прилипчивой горячкой, затем заразительной горячкой, наконец, злокачественной горячкой. Но ни разу в официальных рапортах новую «горячку» не называли настоящим, правдивым именем. То была азиатская, или бубонная, чума — одна из губительнейших болезней земного шара.
Болезнь распространялась с ужасающей быстротой от турецкой границы к центру России. В августе 1771 года она одновременно появилась в Московской и Нижегородской губерниях. Нижний Новгород никак не был подготовлен к ее приходу. Один городской врач на 30 тысяч населения, ни одной аптеки, полное отсутствие медикаментов…
Заболевания начались сразу и в разных местах города. Грозные бубоны (нарывы) появлялись у заболевших людей в пахах, на шее и под мышками; тело покрывалось синими пятнами. На второй день больной терял сознание. На третий день умирал. Триста нижегородцев умерло раньше, чем из Москвы прибыли казенные лекари. Врачи явились без лекарств — никто не знал, как лечить эту болезнь. Наскоро открытый в архиерейском доме лазарет наполнился чумными пациентами.
Лечебная помощь была сплошной импровизацией. На бубоны накладывались лепешки из муки, патоки и печеного лука. После вскрытия нарыва больное место мазали смесью из творога, чеснока, сала, воска и постного масла. Чтобы не заразиться во время лечения, доктора имели на груди мешочек с камфарою, а пульс щупали через табачный лист. Больных лечили, а здоровым предписывали соблюдать предохранительные меры: курить в домах ароматическими травами, обмывать два-три раза в день все тело холодной водой, носить исподнее белье, смоченное уксусом, и как можно чаще выплевывать слюну изо рта…
Но ни способы лечения, ни меры предосторожности не помогали. Люди мерли как мухи. Зараза переходила из одного дома в другой. Первое время запрещали заболевшим выходить из своего дома. Это не уменьшало эпидемию. Решили выселять из зараженного дома жильцов, а дом заколачивать. И это не принесло пользы. К тому же из пустого дома воры растаскивали мебель и одежду, распространяя заразу. Последовало правительственное распоряжение: сжигать такой дом вместе со всеми надворными постройками. Этой печальной участи подвергся и дольгауз в Ивановском монастыре, после того как сорок из пятидесяти «сумазбродных» людей сделались жертвой алчной азиатской пришелицы.
Эпидемия бушевала три месяца. За это время захворало и умерло около четырех тысяч человек. Первоначально их погребали в оградах приходских церквей, а когда не хватило места — открыли новые кладбища за городом. Так, в чумной год появились в Нижнем Новгороде обширные Петропавловское и Крестовоздвиженское кладбища.
Моровая болезнь прекратилась так же внезапно, как началась: «чудотворцем», видимо, надо считать тридцатиградусный мороз, неделю державшийся в январе 1772 года.
Чумная эпидемия 1771 года показала острую нуждаемость города в постоянной «вольной» аптеке в добавку к «казенной», находившейся при армейском госпитале. Добиться аптеки Нижнему Новгороду оказалось отнюдь не простым делом.
В царствование Петра I положено было иметь в Москве восемь вольных аптек. При Екатерине II дозволено было Медицинской коллегии «умножить число их в Москве и заводить таковые в других городах».
Нескольким русским губернским городам посчастливилось тотчас же открыть «свои» аптеки. Нижнему пришлось ждать около десяти лет — не было в наличии свободных аптекарей-фармацевтов. Объявления, делаемые ежегодно в немецких газетах, наконец увенчались успехом. В 1780 году изъявил желание переселиться в Россию только что получивший в Германии фармацевтическое образование пруссак Георг Христиан Людвиг Эвениус. Молодой «гезель» (начальное звание аптекаря) успешно прошел соответствующую проверку знаний в Петербургской Медицинской коллегии и получил право завести аптеку в Нижнем Новгороде.
Не так трудно было построить деревянный дом для аптеки, как добыть необходимое количество аптекарского товара. Аптечные снадобья того времени отличались большим разнообразием и замысловатостью состава. В аптечной практике, например, жиров употреблялось не менее десяти названий: сало псовое, сало диких котов, волчье, лисье, язвецовое, свиное, медвежье, говяжье, козлиное и змеиное.
Очень трудно было доставать такие аптечные препараты, как щучьи зубы, зерна ерша-рыбы, кабаньи и волчьи клыки, рога оленей (панты), заячьи лодыжки, можжевеловые ягоды, нефть, уксус, Эти продукты немцы-аптекари обычно выписывали из-за рубежа. Но однажды последовал указ главного русского архиятера (высшее лицо медицинского ведомства) с разъяснением, что многие аптечные припасы могут быть добыты в своем государстве купцами-комиссионерами при аптеках малыми средствами, но скорым неразумным способом. «Например, ежели требоваться будут заячье сало, лодыжки заячьи, волчьи и щучьи зубы и проч., то им, купчинам, о том осведомиться в ближних поместьях и господских домах или в монастырях…»
Первая нижегородская аптека начала функционировать с января 1781 года на Варварской улице. Интерес жителей возбудила не только внутренность помещения с полками, уставленными бутылками и склянками, но и наружный вид здания.
На подоконниках располагались громадные стеклянные шары-сосуды, наполненные цветными жидкостями. Это не было простым декоративным украшением. По таким шарам было легче ночью городским обывателям найти аптеку. Свет аптечной лампы, проходя через шары, отбрасывал цветные лучи на улицу, на которой не было фонарей.
Почти пятьдесят лет (умер в 1830 году) лично управлял аптекой популярный в городе немец «Егор Крестьяныч» (так переделали имя аптекаря). За это время он переместил аптеку в новый каменный дом на той же Варварской улице (дом сохранился — ул. Фигнер, 4) и воспитал двоих сыновей, из которых один впоследствии стал профессором Московского университета.
Печально было положение в середине XVIII века так называемых внебрачных, или «незаконных», детей. Петр I в свое время распорядился строить по городам дома «для сохранения жизни зазорных младенцев, которых жены и девки рождают беззаконно и, стыда ради, отметывают в разные непристойные места». Начинание это осталось при ближайших преемниках Петра невыполненным. Екатерина II, подчеркивая, как всегда, свою повышенную «гуманность», занялась между всяких других дел и «детским вопросом». Для начала опубликовала указ: «Никому, кто только объявит
