Очерки жизни и быта нижегородцев XVII-XVIII веков - Дмитрий Николаевич Смирнов

«ерофеич» притягательным напитком не только для хворающих желудком — любители выпить оказали напитку из Балахны преувеличенное внимание.

Через пять или шесть лет имя популярного декокта сделалось нарицательным. Крепкие спиртовые настойки, в которые входили ароматические травы, именовались, славы ради, «ерофеичем». Поэты, писатели, публицисты нередко использовали это слово, ставшее общеизвестным.

Державин в своих записках упоминает о «славном шарлатане Ерофеиче». Позднее Некрасов вставил в одно из стихотворений:

…пил детина ерофеич, плакал и кричал…

Граф Орлов сделал попытку разгадать секрет приготовления «ерофеича». Кое-что удалось выяснить. На петербургскую квартиру Ерофеича возами доставляли из Балахны разных наименований травы, собираемые близ Пырского озера стариками — родителями лекаря. Смеси разного состава (для разных болезней) приготовлял Ерофеич наедине. По усиленной просьбе графа Ерофеич сообщил свою тайну с условием не раскрывать до его, лекаря, смерти. (Рецепт уцелел в семейном архиве родственников А. Г. Орлова — графов Шереметевых).

Казенная, или научная, медицина в Нижнем, начиная со времени Петра и при его ближайших преемниках, делала медленные успехи. В Благовещенском и Печерском монастырях, где в XVII столетии были больничные здания, Петр приказал поместить армейские лечебницы, получившие официальное название «госпитали». При них числились военные лекари, которым разрешалось в свободное время «пользовать» горожан.

В 1737 году указом Анны предписывалось завести по городам «партикулярных» врачей и им платить годовое жалованье из сборов с обывателей. Кроме жалованья, магистраты обязывались отводить врачу бесплатную квартиру. Врачи должны были заготовлять медикаменты самостоятельно, получая за них плату от больных.

Для выполнения указа требовалось много врачей, но их негде было взять. Россия вела войну с Турцией, содержала большое войско и остро нуждалась в лекарях для армии. Медицинская канцелярия не только не могла найти ни одного врача для городов, но, напротив, по городам собирала всех годных к полевой службе.

Прошло пять лет, ранее чем последовало назначение городового врача в Нижний Новгород. 18 июня 1742 года прибыл сюда и вступил в должность немолодой уже врач Никита Иванович Станщиков. Это был воспитанник Госпитальной Хирургической школы в Москве, служивший затем много лет в Низовском корпусе. Нижегородский городовой магистрат очень долго подыскивал новоприбывшему врачу квартиру, жалуясь на бедность и отсутствие свободного помещения. В конце концов квартиру отвели, но ежемесячного жалования врач целый год не получал.

По его жалобе правительство распорядилось: «Взыскать с Нижегородского Магистрата жалования Никите Станщикову вдвое и лишнюю половину отослать на Гошпиталь в Главный Комиссариат… А пока Магистрат деньги не заплатит, держать магистратских судей под караулом в Магистрате без выпуску и впредь в скорейшей того жалования выдаче поступать по вышеписанному непременно…».

После такого «афронта» жалование Станщикову стали выплачивать аккуратно. Через два года горожане и врач сдружились. Это было редкостью в тогдашнем быту провинциальных городов. Нижнему Новгороду, как говорится, повезло — он получил русского врача, между тем как подавляющее большинство остальных российских городовых врачей были чистокровные немцы. Они ни слова не знали по-русски, да и не желали учиться русскому языку. Например, Арзамас в феврале 1754 года получил своего первого городского немца Христофора Шульца, который за шестнадцать лет пребывания в России так и не выучился языку приютившей его страны.

Ко времени врачебной деятельности Н. И. Станщикова относится и первое в нижегородской истории официальное вскрытие трупа. Еще петровское правительство объявляло: «Докторам предписывается чинить часто разобрание анатомическое трупам человеческим в палате, определенной на то в гошпитале. Которые будут болезни странные, тех отнюдь не пропускать без анатомии». В Нижнем при Петре не было «партикулярных» врачей; некому было и анатомировать мертвецов.

Указом 1746 года предписывалось: трупы всех скоропостижно умерших отсылать в каждом городе в «анатомические театры». Такой анатомический театр был построен Нижегородским магистратом на углу Варварской улицы и Гусева переулка, у решетки.[65] На вскрытие полиция доставляла убитых, замерзших, утопленников, самоубийц и людей, умерших в одночасье. Вскрытие производил городовой врач. Протокол вскрытия очень кратко записывали полуграмотные полицейские чиновники: «…было осматривано неизвестное тело и опасных знаков не явилось, точию (только) по вскрытию усмотрено, что от пианства умре». Или: (о женском трупе) «…опасных знаков на теле не явилось, точию стара и дряхла, а по вскрытию усмотрено, что печенка попортилась, а сердце заросло хрящем, от чего и умре».

Пришлось врачу Станщикову столкнуться в своей практике и с пациентами, которых официальные акты называли умалишенными, «сумазбродными» и сущеглупыми людьми.

Еще царь Петр своеобразно о них позаботился: «Понеже как после высших, так и низших чинов людей движимое и недвижимое имение дают в наследие детям их, таковым дуракам, что ни в какую науку и службу не годятся, а другие, несмотря на их дурачество, но богатства для, отдают за оных дочерей своих замуж… Того ради указываем всех чинов людям, ежели у кого в фамилии ныне есть или впредь будут дураки, о таковых подавать известие в Сенат».

В Сенате умалишенных подвергали медицинскому осмотру, а затем значительную часть их отсылали в монастыри с указами: «Отсылается нижереченный (имя) к настоятелю Нижегородского Вознесенского Печерского монастыря в повседневные труды мукосеяния или хлебомесия под строгим надзором, пока придет в совершенное ума своего исправление…».

В сентябре 1723 года Сенат настоял перед царем на отмене такого способа обращения с психически больными людьми.

При Елизавете они состояли в ведении городского магистрата, который, получив в свое распоряжение (от родственников, от полиции) психически ненормального человека, постановлял: «Такого-то сумазбродца приняв, посадить под караул, а чтобы он как сам себе, так и другим не учинил какого дурна, а паче чем не уязвил, до того его не допускать и в том за ним смотреть караульным сторожам».

При городской тюрьме отводилось помещение, где «сумазбродцы» содержались бок о бок с преступниками на общем тюремном режиме и тюремной пище. Только в 1762 году правительство распорядилось завести в губернских городах особые приюты — «дольгаузы» для умалишенных. Первый дольгауз в Нижнем разместился в здании на дворе упраздненного Ивановского монастыря. В отличие от тюрьмы буйных больных содержали не в цепях и колодках, а… привязывали ремнями к постели. Всем вообще больным в дольгаузе полагались к обеду деревянные ложки и