Статьи из газеты «Известия» - Дмитрий Быков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вторая коллизия, не менее актуальная, — судьба Татьяны, находящей единственное утешение в верности никому не нужным обязательствам. Человек в России неизбежно рассыпается без долга, а долг он может выдумать любой: служение Музе, статус верной супруги и добродетельной матери, безудержная графомания Ленского, доблесть безымянного мужа-генерала… В реальности взять этот долг негде — ты должен соорудить его себе сам. Пусть он безрадостен — но чем заканчиваются местные радости, мы уже видели в первой «онегинской» главе: от них очень скоро начинает тошнить. Каждый состоявшийся русский человек состоялся лишь потому, что взвалил на себя добровольные вериги. Внешней силы, которая бы дисциплинировала людей и направляла души к свету, в России нет. Разве что упомянутая природа (морозы, розы), чья несколько унылая прелесть как раз и воспитывает героинь вроде печальной Тани.
Третья же коллизия, о коей Белинский вообще понятия не имел, — сожженная Десятая песнь, от которой остались 17 неполных строф. Это о том, когда описанный в энциклопедии порядок все же рушится, когда людям долга надоедает терпеть бездельников (заметим: «щеголь» и «враг труда» — резко негативные эпитеты, которыми награжден в романе Александр I, вполне могут быть отнесены и к Онегину). Тогда возникает тайное общество. И если уж говорить о возможном развитии действия, то в декабристы попадет никак не Онегин, которого автор благополучно привел к разгрому, а муж-генерал. И Татьяна — как первый прототип ее Мария Волконская — отправится за ним в Сибирь, что вполне согласуется с логикой образа и судьбы. Онегину тут спасибо только за то, что он эту сталь закалил: «Я благодарна всей душой». Что еще с него взять?
Такими они и остаются: Онегин — у разбитого корыта, Татьяна — у запертого острога («Увидимся, Маша, в остроге!» — финал «Онегина», дописанный Некрасовым сорок лет спустя) и автор — на пепелище собственной жизни, сжигающий эпилог рукописи. Если это не энциклопедия русской жизни и не самое полное выражение ее — я уж и не знаю, чего тебе надобно, старче.
26 февраля 2010 года
Мои поздравления
25 марта, в День работника культуры, учрежденный президентским указом трехлетней давности, я хотел бы поздравить тех, благодаря кому эта самая культура в России существует и будет существовать при любой погоде. Тех многочисленных и незаметных тружеников искусства, кому не вручают почетных грамот, не навешивают орденов, тех, чьи подъезды не осаждают поклонники, тех, кого по телевизору показывают случайно, а в прессе не упоминают вообще. Однако, смею вас уверить, именно благодаря этим людям великая российская культура и радует мир — и продолжит радовать его даже тогда, когда остаточный принцип финансирования сменится принципом «Спасайся как хочешь».
Я поздравляю вас, начальство всех видов и уровней, результат долгой и последовательной отрицательной селекции, приведшей наконец к тому, что главным фактором карьерного роста становится проф-непригодность. Вас, кто лучше творцов знает, как им творить; вас, кто делает прессу не для читателя, а для рекламодателя; вас, менеджеры и посредники, сроду не бывшие профессионалами ни в чем, но готовые управлять всем. Вас, диктаторы формата, равнодушные к содержанию и ничего не петрящие в нем, но обладающие поистине охотничьим чутьем на все живое и талантливое. Вас, трусы и перестраховщики, вымарывающие из печатного текста любой намек на вышестоящее начальство, вас, знатоки народных вкусов, во все времена и при любом режиме твердящие «Народу не нужно» и «Массам непонятно». Я поздравляю вас, цензоры всех видов и оттенков, благодаря кому отечественная культура освоила широчайший спектр изобразительных средств, тонких намеков и цветистых аллегорий; вас, идеологи, раз в двадцать лет объявляющие искусство балластом и причиной всех народных бед; вас, прагматики, убежденные, что быстрейшее раскультуривание нации есть залог ее эффективности. Я поздравляю всех сократителей школьной программы, уничтожителей учительского статуса, всех инициаторов и адептов ЕГЭ по литературе, всех, кто заменял сочинение изложением, выживал серьезных авторов из отечественных издательств и заменял беспримесной макулатурой, всех, кто вымарывал из книг и статей любое слово длинней трех слогов и с высоты своих трех классов обучал академиков соответствовать обстановке.
Мои поздравления отважным рыцарям телеэкрана, создателям реалити-шоу, телевизионным юмористам всех модификаций — от Петросяна до Мартиросяна включительно. Мои букеты и благодарности создателям телерекламы. Мои поцелуи запретителям дискуссий и отменителям расследований, мой поклон создателям всех программ-максимум и профессий-репортеров, многолетнее созерцание которых заставило-таки миллионы выключить телевизор и раскрыть книжку. Мои жизнерадостные приветствия идеологам гламура во всех его проявлениях и на всем пространстве процветающей России, то есть от Рублевки до нулевого километра.
Я хочу отдельно поздравить российское чиновничество всех уровней, всех должностных лиц, неустанно работающих на благо культуры под девизом «Вас много, а я один». Мои пылкие поздравления сотрудникам ЖЭКа, ведущим прием три раза в неделю по два часа в четные месяцы нечетного года при хорошей погоде; мои благодарности и объятия всем, кто захлопывает окошко перед носом просителя, всем, кто благодаря причастности к учету и контролю ощущает себя полубогом, всем, кто заставляет нас почувствовать себя мышами. Я поздравляю всех хамящих продавцов, всех сотрудников ГИБДД, почти без исключений, и три четверти милиционеров. Мой отдельный привет командирам Российской армии, преподавателям физкультуры и труда, пассажирам общественного транспорта в час пик, всем озлобленным завистникам, раздраженным соглядатаям, желчным соседям и лояльным осведомителям, всем непременным персонажам российской реальности, соприкосновение с которыми заставляет схватиться за голову и завыть, завыть, завыть — сначала без рифмы, а потом и в рифму.
Будьте счастливы, дорогие друзья. В условиях скудных гонораров и мизерных тиражей, полулегальных резерваций и вечной униженности вы — единственный абсолютный стимул для производства великих ценностей культуры. Потому что больше от вас защититься нечем.
Когда-то великий американский сатирик Арт Бухвальд встретил приговор Синявскому и Даниэлю фельетоном «Просьба о помиловании» — в котором просил помиловать не Синявского и Даниэля, но — когда-нибудь, впоследствии, ― тех, кто их приговорил. Следуя его примеру, я хотел бы поздравить не столько тех, кто культуру творит, но тех, кто ее стимулирует. Как известно, главным российским ноу-хау является именно культура: с жизнью здесь не очень хорошо, но прямым следствием этого дискомфорта становится расцвет искусств. Культура, если угодно, наш национальный спорт, или, перефразируя Виктора Шендеровича, наш способ давать жизни сдачи за письменным столом. Если бы даже демократии стало больше, счастья бы, боюсь, не прибавилось — климат такой, да и люди суровые. Своей великой культурой мы обязаны политике, экономике, быту — короче, всему остальному, которого у нас почти нет, а если есть, то такое, что лучше бы не было. Кузнецов всего этого я и назвал бы истинными работниками культуры: именно их засилье сжимает наши души такой тоской, что из них вырываются почти ангельские звуки; сам кастрат Фаринелли позавидовал бы им, ибо одно дело — когда у тебя кое-чего нет, и совсем другое, когда кое-что крутят.
25 марта 2010 года
Страстная неделя
Что делать? При столкновении с террором ответ обычно прост, потому что сам террор — вещь простая, грубая, не допускающая оттенков. То самое абсолютное зло, которое Томас Манн называл нравственно благотворным: по отношению к нему приходится определяться. Так что ответ элементарен: не делать того, чего они хотят. Того, чего они от нас — с полным основанием, зная наш опыт,― ждут.
Чего им надо — более или менее понятно. Им нужна прежде всего лавина взаимных обвинений, сопровождающих в России любую катастрофу, военную, автодорожную или техногенную. «Это все вы с вашей свободой!» — «Нет, вы с вашими гайками!». «Это взорвали чекисты, чтобы отвлечь народ от проблем». «Это взорвали оппозиционеры, чтобы вывести народ на улицы». «Вот что будет, если и дальше реформировать милицию». «Вот вам менеджер Хлопонин на Кавказе!» Вот вам плата за путинские тучные годы, медведевские инновации, за чеченскую войну и ее прекращение — словом, в интерпретациях недостатка нет.
На первый взгляд момент выбран грамотно. Религиозные люди привыкли учитывать символические смыслы: первый день Страстной недели, конец Великого поста. C явным намеком на то, что дальше будет страшнее. Помимо религиозного смысла есть и политический: Россия в переломной точке, прежний властный дискурс себя исчерпал, новый толком не сформулирован.